Почтальоны, оказывается, тоже любить умеют… Саня Дождиков из Смоленской области, расставшись с непутевой женой, ищет себе новую подругу жизни. Чтоб не пила, не курила и мужа о кровать не била. У самого же Дождикова, как он сам полагает, один существенный недостаток имеется — два “хвостика” на печке.
Он не Печкин, нет, он Дождиков. Почтальон Саня Дождиков. Имя — как весенняя капель.
Кап-кап, С-а-н-я Д-о-ж-д-и-к-о-в, кап…
Единственный сельский мужчина-почтальон в Смоленской области, многодетный отец-одиночка в придачу.
Вот такой у него послужной список.
Первая жена Саню Дождикова бросила. Двух детей у него забрать забыла. Тяжело, однако, одному. Разносит Саня газеты по окрестным деревенькам, а все мысли у него — о той женщине, что пока еще ему не знакома, но однажды обязательно встретится на его почтальонском пути.
Но пока только волки и алкаши попадаются ему на дороге. Отчаявшись отыскать новую жену и мамку своим детишкам естественным образом, почтальон Дождиков обратился в “МК”.
А куда еще?
Живем — побираться не ходим
Эта история началась с тетрадочного листа в линеечку, выпавшего из проштампованного конверта, которые кипами приносят в редакцию. Увы и ах, но люди почему-то совсем разучились сочинять письма, и очень редко когда такие “послания” трогают за душу.
Но тут — зацепило.
“Я живу далеко от населенных пунктов, — написал Саня Дождиков. — А на танцы ходить уже стыдно. Кто в моем возрасте ходит, когда мне уже 38 лет? Вот пришлось расстаться с женой за ее хорошее поведение. Теперь я свободный человек, но у меня двое детей на руках. А куда их деть, чтобы устраивать личное счастье? Это ведь не вещи, что можно выбросить на улицу, а это мои родные ребятишки. Обычно дети остаются с матерью, а не с отцом, а тут наоборот, значит, я плохой отец, так говорят, ежели дети со мной остались?”
Неприкаянный почтальон Дождиков предстал за этими корявыми строчками как живой: в шапке а-ля Печкин из Простоквашина, в куцей телогрейке, в промокших войлочных сапогах и с улыбкой постаревшего Юрия Гагарина, искренней, смоленской…
А рядом с папкой — две фигурки в поношенных и плохо простиранных одежках (много ли настираешь грубыми мужскими руками), Олежка и Ирка, девяти и восьми лет, тоже Дождиковы.
“Живем вот — побираться не ходим. Меня в округе зовут “блатным почтальоном”, потому что у меня сотовый телефон есть. Но грустно сидеть вечерами и ждать свою половинку. Что же делать мне, Тельцу, 166 ростом, мирному и спокойному человеку, который не пьет и не колется. Но имеет один недостаток — два живых “хвостика”, сына и дочку. А кому нужен мужик с двумя “хвостиками”?”
Прищемила сердце вселенская жалость, и наутро я поперлась на электричке за двести километров от Москвы, чтобы помочь Сане Дождикову обрести личное счастье.
Жениться на сироте
В шапке а-ля Печкин, в куцей телогрейке и в промокших войлочных сапогах, почтальон Саня предстал передо мной. Только гагаринской улыбки у него не было, так как верхний ряд зубов как ураганом вышибло, остался единственный клык на периферии.
— Остальные зубья, это самое, мне бывшая жена выбила, когда об стол челюстью шибанула, — объяснил доверчиво Дождиков. — Она меня почти каждый день била. Бывало, замазюкаю тональным кремом очередной синяк под глазом и иду по деревням почту разносить.
— А сдачу дать?
— Да не могу я, мужик, женщину поколотить, — шмыгает Саня носом. — К тому же она гораздо сильнее.
…Он шагал по деревенским лужам, размахивая почтальонской авоськой с газетами, радостно объясняя всем встречным-поперечным: “Ко мне Катюха приехала. Из самой Москвы!”
Новый человек в райцентре — вроде мухи на варенье: его сразу заметят, но никто ему не обрадуется: “Городская, вишь ты, расфуфыренная. Не пара она нашему Саньке, нет, не пара”, — шептали вслед.
То, что я журналистка, Дождиков не афишировал. “Пусть думают, это самое, что ты ко мне в гости”. Заходя в сельпо, поинтересовался живо:
— За встречу что пить будешь? Водку или портвейн?
На витрине красуются “импортные” вина — французские, грузинские, — три бакса за поллитра, поэтому качаю головой: в завязке, мол.
— Я тоже навсегда завязал, так что у нас с тобою много общего, — восхищается алкогольной независимостью друг Саня. — В районе многие бабы глушат, это самое, похлеще мужиков. Потом мужей по двору гоняют. И куды от них бечь? Вот и Варька была такая же, жена моя, мать моих детей. В прошлом любимая.
Жениться надо на сироте. И сразу после армии. Это правило дембель Саня Дождиков выучил очень хорошо.
Те парни, что, вернувшись на гражданку, не окольцевались в первые полгода мирной жизни, зарабатывали цирроз печени от возлияний и венерический “трипак” от замужних любовниц-доярок.
Сам Саня тогда не пил. А вот с несчастной сиротой-невестой у него промашка вышла. Не было в их деревеньке таких! Яблоневый сад при школьном дворе был, в нем рано созревшие десятиклассницы, мамины дочки, мясистые, как цыплята-бройлеры, грызли семечки и обсуждали свою и чужую половую жизнь.
Но звать их замуж Саня Дождиков не спешил. Ему хотелось любви. Так и дожил бобылем до 27 годов. Пока одна бабулька не шепнула, что, дескать, в соседней деревеньке злая мачеха выгнала из дому 18-летнюю сиротку Варю. Одинокая та, несчастная. Как во поле березка. Подробности при личной встрече.
— Свели нас 10 лет назад, тоже весной, в ту же ночь мы с ней и “расписались”, — утверждает Саня. — Не могу сказать, что я Варю полюбил, но природа, свежий воздух отношениям поспособствовали. Когда живот у ней, это самое, вырос, поженились, как положено, в сельсовете.
После рождения первого сына Варвара забрюхатела второй раз. Детям Дождиков был рад. От жены он требовал порядка и чтоб щи со сметаной на столе стояли. Но только муж на работу, Варя — на танцы. Ей всего-то 19 лет. Прежде, в отчем доме, при злой мачехе не очень-то нагуляешься. А тут вдруг спустили с поводка…
И Саня с его горячими щами оставался в пролете.
Новорожденное потомство Варя Дождикова обычно свекрови подкидывала, доброй бабе Наде.
Фейсом об тейбл
Два самолетика наворачивают над Слизнивом круги перед посадкой. Кажется, что они совсем близко друг от друга, сейчас столкнутся, но, сделав мертвую петлю, машины расходятся в разные стороны. И пути их более не пересекаются. Так и судьбы у людей.
Столько лет вроде вместе, крыло о крыло, ближе некуда, а в конце выясняется, что траектории полета совсем были разные...
Задрав взъерошенный чуб в голубую высь, Саня Дождиков наблюдает за небесным кордебалетом.
— Я понял: если к женщине как к человеку отнестись, она наглеет, — продолжает он. — Даже когда с дискотеки под утро пьяную Варьку возвращали другие мужчины, я терпел. Я тогда ее уже жалел, любил, она ведь мне двух детишек родила. Когда я ее видел, у меня вот тут, в груди, царапало. Хотелось, чтобы все ладно было. Телевизор, это самое, чтоб цветной купили, фотоаппарат с мыльницей.
Пришла беда, откуда не ждали. Обварился случайно кипятком из термоса сын Олег. В больницу с ним Варя не поехала, была на сносях: ждала дочку Иру.
После рождения второго ребенка молодую мать как подменили. Послеродовая депрессия. Таких терминов в здешних краях, верно, и не слыхивали. Поэтому странное поведение обозвали одним словом — дурит баба. “Щи варить совсем перестала, стирать и убирать тоже. Когда я предъявлял претензии, Варя меня лупила. И Олежку, сына, которого только из больницы выписали, тоже головой об стенку, если он кашу утром плохо съел или обкакался, — рассказывает Саня. — Только одну грудную Ирочку не трогала”.
— Так вы, это самое, перевоспитать жену не пробовали?
— Не-а, я тоже тогда запил. С Варькой заодно. Сначала хотел на Урал завербоваться, леса валить, чтоб от этой стервы подальше, а потом понял, что не могу без нее и детей прожить, лучше сопьюсь.
В перерывах между запоями Дождиковы родили еще одного здорового мальчика, Валерика. Потом взяли ссуду в банке на новый телевизор в 25 тысяч рублей, но и эти деньги растранжирили.
Вода из рукомойника лилась прямо на пол, забыли подставить ведро. Ветер скрипел в дырявых половицах. Дни рождения и прочие красные даты Дождиковы и их гости отмечали месяцами, пока последний таракан не уползал с пустого стола. Баба Надя качала головой и ходила искать по канавам маленьких Олега и Ирку.
— Через год мне пить надоело, сколько ж можно, да и ссуду надо выплачивать, — признается Саня. — И тогда я Варьку прогнал, сказал ей: “Уходи, пьяница, с глаз моих!” — и она ушла.
Деля имущество, с собой Варенька забрала второго и третьего ребенка. Старший сын Олег остался с отцом.
Через полгода, в прошлом августе, завшивевшую Ирочку, отощавшую до костей, вернули Сане знакомые.
— Плохо тебе с мамкой жилось, Ира? — интересуюсь участливо.
— Голодно было, — накручивает девочка косы на палец. — Спали мы с маленьким братиком на цементном полу, кашляли. В школу, в первый класс, я не пошла. Еду по помойкам искала. К Варваре дядьки нерусские на ночь приходили, давали ей сигареты за то, что она с ними ночевала... У нее еще сожитель был постоянный, Димка, он нас жалел, но скоро Варвару бросил. Надоели эти пьянки.
Она не хочет называть ее мамой — Варвара, и все. Отекшая, спившаяся, ценой в сигаретку без фильтра. “Эх, ша-а-алава!”
Где она сейчас? Где маленький Валерик? Этого Ира не знает.
Вроде видели Вареньку в какой-то деревеньке, вроде она еще живая. Вроде по-прежнему пьет. “Мы судьбой этой женщины не интересуемся”, — зло обрубает Саня. Не жена она ему боле, не жена.
Развели их на удивление быстро. Несмотря на малолетних детишек, ответственность за воспитание которых возложили на отца. “Судья в зале заседаний прям аж рыдал над моей несчастной судьбой, — признается Саня. — Я ведь ему такое же письмо проникновенное написал, как и вам…”
Найдите женщину
Простая история. О такой не снимешь блокбастер и не напишешь бестселлер. В России все пьют, ничего сенсационного в том нет.
Опустившиеся, деградирующие, нищие мужики и бабы, что живут всего в трех часах езды от Москвы. Они глушат суррогатную водку. Закусывают не давясь дешевой суррогатной колбасой. Живут до самой смерти кошмарной суррогатной жизнью.
И даже не подозревают о том, что давно уже мертвы.
Вот только чувства у них пока еще не суррогатные. И страдания, и горе тоже, и любовь... А может, это вообще последнее, что осталось у них от нормальных, живых людей?
Саня Дождиков балаболит всем подряд, что скоро женится. Что у детей его опять будет мамка. “Хорошо бы, блин, до моей бывшей этот слух дошел, пусть бы помучилась!” — мстительно восклицает он.
Хотя на ком ему тут жениться? На еще одной такой же Варьке?
Поэтому и ищет Дождиков невесту на стороне. Пытаясь начать жизнь с чистого листа, с пустой бутылки, с очередного письма в “дорогую редакцию”.
А по ночам вот уже полтора года ворочается трезвым на холостяцкой кровати. Не получается заснуть одному — хоть ты тресни!
— Недавно свели меня с одной беженкой из Таджикистана, без прописки, но как она узнала, что у меня такой довесок, как двое детей, имеется, сразу звонить перестала, — жалуется Саня. — А мне все равно, какая будет моя новая жена: уродина, красавица, с толпой своих ребятишек... Лишь бы она мои “хвостики” приняла.
Чтобы не страдать по непутевой Варваре, Саня Дождиков забывается в работе. Пять деревень ему надо до обеда с газетами обойти, двадцать километров. Слизниво, Рябинки, Копариху, Изосимиху, вот только в Девотерино можно уже не заглядывать: там все люди повымерли.
Платят Сане Дождикову 1070 рублей в месяц. Но он все равно этого места держится. “Я бы давно с бабьей должности ушел, но приедет ко мне невеста, куда ей на службу устроиться? Только на почту. Так что я для своей будущей жены вакансию держу, сапоги топчу по деревням…”
Поутру, на ветерке, легче думается. Вот только о плохом почтальон Саня размышлять не хочет. А хорошего в его жизни было так мало, что не сразу и вспомнишь.
“Чтоб другие не узнали, как мне одиноко, я по дороге пою. А вокруг говорят, что я пьяный. Кто же по-трезвому на деревне песни горланит?”
P.S. Женщины, которые хотят связать свою судьбу с Саней, могут позвонить в редакцию или написать письмо: Смоленская область, Новодугинский район, село Слизниво, почтальону Сане Дождикову.
Ну а мы уж об том расскажем. Это самое...
