В Канаде любят быть первыми и культивируют все самое-самое. В Торонто — самая высокая в мире башня (553 м 33 см). Самая длинная улица в мире — Янг (1896 км). Самый мощный водопад — Ниагарский. Разделительная полоса на дороге — тоже самая первая в мире, и самый старый мэр канадского города — возрастом 84 года. Не говоря уже о хоккее — круче неба. Амбиции быть самыми-самыми в искусстве вообще и в театре в частности канадцы также не оставляют. Хотя бы потому, что канадский театр и канадский цирк — самые молодые в мире.
Мужчина, у вас проблемы?
Первая театральная встреча носит радикальный характер. В Монреале — шумная премьера пьесы Мишеля Трамбле “Осанна”. На афише — два мужских профиля, обращенных друг к другу. На сцене модного театра — только две мужские особи, причем один в дамском платье и с замашками оперной примадонны. Три часа располневший трансвестит и его мускулистый партнер выясняют отношения: истерики “дамы” разбиваются о холодный эгоизм мужлана. Моральный аспект однополой любви несет трагедию, но, судя по тому, что хохот в зале не прекращается, к проблеме относятся с юмором.
— Я все-таки мужчина. Ты слышишь? Муж-чи-на!!! — отчаянный крик “дамы”. Пауза, и уставший голос: “Я — мужчина”. Неожиданный разворот в самоидентификации героя, рядившегося в женские одежды, свидетельствует о новом взгляде на гомосексуальную жизнь. Хотя публика иначе воспринимает и комментирует подобный драматургический пассаж.
— Эти двое — как Квебек с Канадой: рвется к суверенитету, но боится самостоятельности.
Вот такой вывод я слышу после спектакля в театральном кафе: публика не торопится расходиться, сидит до ночи. И не потому, что так “пробрала” пьеса или игра актеров — на самом деле замечательная, — а потому, что Монреаль — абсолютно ночной город. Где, если идти по главной улице Сан-Катарин, можно переходить из кафе в театр, из театра в кафе, пока она, эта самая Сан-Катарин, не кончится.
Таким образом, минуя самый старый монреальский театр “Ридо вер” (“Зеленый занавес”), а также массу других маленьких театриков, я попадаю в стихию современного танца Канады, диктующего сегодня моду на всей территории данс-модерна.
Танец на костылях
Поначалу можно подумать, что это шоу инвалидов: все солисты — на костылях. Нет, это последняя премьера “Воdi remix” труппы Мари Шуинар — знаменитого хореографа Канады. Использование костылей, схватывающих руки танцоров у локтя, дают дополнительную опору и, стало быть, большую свободу телу. А с ним Шуинар устраивает фантастические эксперименты. Кажется, ну что можно еще извлечь из движения руки, корпуса, ноги, резко выброшенной вперед… Фокус г-жи Шуинар — в том, что ее фантазия дробит взмахи рук-ног, поворот головы на множество движений, создавая новый, причудливый рисунок танца. Характер его, как на картинах авангардистов начала XX века, — резко-экспрессивный, лишенный плавных линий, но при этом с печатью подлинной индивидуальности.
Работа танцоров поражает своей отточенной техникой и слаженностью. Возникает эффект, как будто на сцене не люди, а механические существа. Шуинар входит в тройку лидеров современной хореографии Канады, которые уже во многом диктуют моду своим основным конкурентам — французам.
— Почему? — спрашиваю я крупнейшего специалиста современного танца Пьера Маре.
— Может быть, потому, что у нас холодно, — говорит Пьер, который всегда приходит на интервью с черным лабрадором. Лабрадор индифферентно обнюхивает собеседников “шефа” и укладывается на диван. — Просто в Канаде плодородная земля для танца. Как для айс-вайна. Вы уже пробовали айс-вайн?
Небольшая ремарка по земельному вопросу и айс-вайну, то есть ледяному вину. Несмотря на то что Торонто находится на широте Севастополя, холод там зимой такой же собачий, как и в Москве. Но даже в таких условиях здесь выращивают виноград для известного во всем мире айс-вайна. Собирать его можно при температуре плюс 8 градусов — ни больше ни меньше. Потому что только при такой температуре в ягодах винограда образуется небольшая льдинка. Благодаря именно ей и происходит брожение виноградной массы без сахара. Виноград естественным путем выделяет фруктозу. Айс-вайн имеет цвет портвейна, сладкое на вкус, как десертное вино, но при этом оно абсолютно сухое. Бутылочка (0,5 литра) стоит 80 долларов.
Впрочем, от эксклюзивного алкоголя вернемся к эксклюзивному танцу.
— Кто сегодня определяет направление в танце?
— Мари Шуинар, Эдуард Лок, Сан Пьер. Есть еще молодые, радикальные ребята, вроде Даниэля Левае, которые танцуют всегда обнаженными. Представьте, на площадке 10 молодых мужчин, все голые…
Представляю. Наверное, очень неловко сидеть близко, когда мужские достоинства то туда, то сюда перед лицом болтаются. Однако г-н Маре утверждает, что буквально через пять минут после начала подобных спектаклей (а таких в Монреале немало, и они популярны у молодежи) о голых телах забываешь, благодаря экспрессии и оригинальности хореографии.
— Какие тенденции преобладают в танце?
— Если еще совсем недавно на сцене был в моде антитанец, то сейчас мы наблюдаем возвращение собственно к самому танцу. Хореографы начинают совмещать классический балет и современные движения. Идеальный пример — Эдуард Лок. У него танцоры на пуантах, он сам придумывает историю балета. И настолько тонкую и пронзительную, что при совмещении с его хореографией танец входит в душу.
Сколько стоит производство такого балета в Канаде? Как выяснилось, лидеры мировой моды обходятся правительству дешевле, чем в Европе. Например, годовой бюджет Лока составляет примерно миллион канадских долларов, а Мари Шуинар — 600 тысяч.
— Если бы Лок был в Европе, — комментирует мой собеседник, — то он получал бы на производство балетов в четыре раза больше. Но знаете нашу пословицу — если хочешь денег, живи в США. Если хочешь жить, живи в Канаде.
Роддом для идей
Это знаменитый на весь мир Цирк Дю солей. Он находится почти на окраине Монреаля и похож на что угодно, только не на цирк. Во всяком случае, никакого купола, шатра нет. Напротив, Цирк Дю солей — это два прозрачных прямоугольных здания из стекла и бетона, скорее что-то из области ядерной физики или космонавтики. Впрочем, если посмотреть хоть одну программу Дю солей, понимаешь, что слетал в космос.
На манеже папа с газетой в кресле, мама — у телевизора. Рядом девочка — волосы в каре, печальные глаза. Входит пальто… без головы. Пальто это большого размера, но имеет брюки, до блеска начищенные ботинки, белые перчатки, а головы — нет. Однако ни мужчину с газетой, ни женщину у телевизора это не удивляет: да мало ли “польт” разгуливает без присмотра. И только девочка с печальными глазами поражена этим явлением. Так начинается “Quidam” — программа потрясающих образов, метафор, соединяющих театр с умопомрачительным цирком и выводящих последний на космический уровень.
— Наш цирк — это роддом, где зарождаются идеи, — говорят его сотрудники и ведут меня в святая святых своего роддома. Здесь бесконечные стеллажи с костюмами, реквизитом, исчисляемые сотнями и даже тысячами. Здесь же — гипсовые маски и головы.
— А головы зачем?
— Как только артист подписывает контракт, с него снимают слепок лица, головы, мерки с тела. Это нужно для того, чтобы у каждого был свой костюм, парик, головной убор. Ведь что главное? Главное, чтобы, когда человек летит вниз головой, паричок хорошо сидел.
Это, конечно, шутка. Но насчет роддома — не шутка совсем. Дю солей — гениальное изобретение человека по имени Ги Лалиберте — с начала 90-х годов работает совершенно по иному принципу, чем все мировые цирки. Схема простая: у Ги рождается идея программы, он собирает команду креаторов, которые разминают и разрабатывают эту идею со всех сторон — сценарной, изобразительной, музыкальной и т.д. Осуществляет ее уже режиссер. На создание одной программы уходит от 18 месяцев до 3 лет, но эксплуатируют ее 12—15 лет. Контракт с каждым артистом заключается на два года. Некоторые остаются в шоу по многу лет.
Вот Павел Котов работает в цирке ассистентом по кастингу. Крепкий, черноволосый, бывший спортсмен, просвещает меня по части внутренней жизни. В Дю солей немало русских цирковых артистов, представляющих практически все жанры — от эквилибра до клоунады. В программе “Аллегрия” работал Слава Полунин. Номера ставил Гнеушев. Заработок русских ничем не отличается от артистов из других стран.
— Однако в последнее время чисто цирковых ребят берут меньше. Сейчас большой спрос на спортсменов, выступающих в экстремальных видах спорта. А здесь мы не очень сильны.
— Каковы условия работы в Дю солей?
— Очень хорошие. Полная страховка. Если артист заболел и не может выйти на манеж, то зарплата его сохраняется практически полностью. На гастролях — никаких фургончиков: мы живем, как правило, в 4—5-звездочных отелях или квартирах. И очень хорошее отношение к людям.
Дю солей существует с 1992 года, и с этого времени все его программы имеют феерический успех. За исключением одной, которую играли на Ниагаре. Неуспех случился, считают здесь, когда Дю солей перевели на английский как “Цирк солнца”, и у бесчисленных туристов англоязычный вариант не прошел.
Увидеть знаменитый цирк в России — заоблачная мечта. Во-первых, гастроли расписаны на много лет вперед, во-вторых, цены кусаются. В-третьих, Россия — “горячая точка”, в которую не каждый рвется ехать. Но все-таки надежда на приезд знаменитого коллектива есть: уже сейчас ведутся переговоры, чтобы Дю солей украсил программу Чеховского фестиваля 2009 года.
Короткий Чехов, длинный Чехов
На 4,5 миллиона жителей Торонто больше ста театров — примерно столько же, сколько на 12-миллионную Москву. Они разные, неравнозначные, профессиональные и любительские… Поражает публика, которая с одинаковым энтузиазмом принимает и средние, и неординарные постановки. К последним относится “Chekov-long”, поставленный компанией “Гилмор энд Смит”. До длинного Чехова они сыграли с успехом Чехова короткого. И не надо думать, что это инсценировка рассказа классика “Толстый и тонкий”.
В основе — вовсе не рассказ, а довольно грустная повесть Антона Павловича “В овраге”. Однако сделана она настолько смешно и трогательно, что думаешь, где искать природу такого подхода — в ментальности неунывающих и открытых канадцев или в том, что взгляд иностранца всегда отличен от взгляда соотечественника.
Ментальность, пожалуй, лучше всего характеризует такой пример. Мэром небольшого городка под Торонто является женщина. Ей 84 года, и каждое утро на службу она ездит на мотоцикле “Харлей-Дэвидсон”. Однажды ее остановил патруль дорожной службы и, заподозрив неладное, взял у нее пробы на алкоголь. Алкоголь в крови обнаружили, и мэршу, несмотря на статус, оштрафовали. Факт предали гласности, однако это не помешало мадам стать мэром в 15-й раз.
Так вот, “Chekov-long”. Он начинается из ничего: на фоне темного задника сидит мужик с седыми космами, раскачиваясь из стороны в сторону, и постукивает кирпичами один об другой. Да так нежно, что сначала за стуком слышится цокот копыт, а потом видна и сама бричка, которая привозит его в имение. А уж там начинается Чехов с его грустной историей из российской глубинки , построенной на этюдах — остроумных, тонких, отборных деталях. Театр из ничего, где главные выразительные средства — фантазия и актерское мастерство.
“Chekov-long” и “Chekov-short” прибудут в Москву на Чеховский фестиваль в 2007 году.
Как Шоу город кормит
Театральной изобразительности с финансовой выгодой канадцев можно позавидовать. Так, по дороге на Ниагару заезжаем в небольшой городок Ниагара-на-Озере. Здесь никогда не был великий английский драматург Бернард Шоу и, возможно, даже не догадывался о существовании сей географической точки, однако стал ее главным персонажем. Здесь по полгода проходит фестиваль спектаклей Шоу. Здесь стоит его бюст, есть отель его имени. И даже есть отель, где водится привидение. Правда, не бородатого Бернарда Шоу, а неизвестного происхождения. Но именно из-за этого привидения номера в отеле забронированы на полгода вперед, и, естественно, самые дорогие в городе.
Фестиваль Шоу, который привлекает канадских и американских туристов, кормит город. За полгода в трех театрах дают 800 спектаклей. Средняя цена на билеты 50 долларов, хотя самые дорогие продают по 85. Руководство фестиваля уже давно обнародовало “одиннадцать способов” сэкономить деньги на билетах, разработав специальную систему льгот. Так, сэкономить можно будучи не только студентом (22 доллара), но и купив билеты за полгода, три месяца или воспользовавшись абонементом. На фестивале играют только пьесы Шоу и его современников. Причем только на английском языке.
Но как можно определить взаимодействие англоязычного и франкоязычного театра на территории Канады? Долгое время это было как два одиночества. Ситуация изменилась в конце 60-х, когда на английский начали переводить франкоязычные пьесы. Теперь, можно сказать, все друг друга переводят. Но по-прежнему это два параллельных мира с разными традициями, которые сходятся лишь на почве драматургии.
Лучшей иллюстрацией к необъявленной конкуренции англо- и франкоязычных театров может служить цитата лидера драматического театра Робера Лепажа: “В Торонто вы можете продать все что угодно, но ничего не создать”. Свои спектакли, которые гремят на весь мир, Лепаж создает в самом старом городе Северной Америке — Квебеке. Этот удивительный парень, больше похожий на домашнего увольня, чем художника, построивший свой театр в старой водонапорной башне на берегу реки Святой Лаврентий, работает по такому же принципу, как и цирк Дю солей. В Квебеке, в своей театральной лаборатории, он создает спектакли, но обкатывает их по всей Канаде и Европе. Вот и в этот раз в его башне оставались только технари: Лепаж играл в Париже.
Четыре спектакля Робера Лепажа станут основным костяком канадских сезонов на предстоящем Чеховском фестивале.
Самый большой водопад — Ниагарский — пытались покорить 16 человек разными способами: в бочках, нагишом и в жилетах. 5 из 16 не вернулись “из боя”. Год или два назад в Ниагару свалился 11-летний мальчик. Достали перепуганным, но невредимым.
