Владимир Владимирович, по телевизору неосторожно показали, что вы опять встречались с Грефом. Душераздирающее зрелище. Речь шла о серийных убийствах.
Поскольку вы вряд ли смотрите теленовости о себе (этого никакие нервы не выдержат) — расскажу, что увидел и услышал народ.
Вы с некоторыми министрами обсуждали проблемы контрафактной продукции (из-за которой Россию не берут в ВТО) — в общем, что-то экономическое. И тут министр экономического развития сказал:
— У нас огромное количество смертей от употребления контрафактной продукции. Только на алкогольном рынке в год мы теряем около 35 тысяч человек.
Вы спокойно что-то ответили. Что — неважно. Важно, что вы (и все правительство) остались спокойны.
Если властитель впервые слышит о гибели десятков тысяч подданных, он, наверное, подскакивает, вскрикивает “ах” (или на одну—две буквы больше)… А если слышит вторично, то, наверное, кричит: “Как?! Это убийство еще продолжается?!”
Но никто не вскрикнул. Продолжалось деловитое обсуждение экономических показателей.
Владимир Владимирович, речь, безусловно, шла о массовом убийстве, но обсуждающие этого не понимали, их головы были заняты другими проблемами.
Пожалуйста, перечитайте слова, которые вам сказал министр: “Только на алкогольном рынке в год мы теряем около 35 тысяч человек”.
Не на фронте, Владимир Владимирович, на рынке. Слова “только на алкогольном” означают, что еще тысячи людей гибнут на рынке лекарств. А слова “в год” означают, что это не случайность, а стабильность.
Значит, “на рынке” (то есть в российской экономике) постоянно действуют совершенно определенные убийцы.
Сколько жертв? По словам главного санитарного врача, смертность от ядовитой водки достигла 42 тысяч человек в год; по словам вашего полпреда Полтавченко — 50 тысяч. Мы как на войне, даже не успеваем толком считать павших.
Если 50 тысяч диагностировано и попало в статистику, то смело увеличивайте вдвое — не всех же мертвецов изучают эксперты. Еще по меньшей мере 100 тысяч отравляются, но не умирают, становятся инвалидами.
Знаете, это даже с экономической точки зрения очень невыгодно. Это ж помирает народ трудоспособного возраста.
Отравленные, но выжившие плохо размножаются. Если дети у них и появляются, то часто больные, — это опять невыгодно.
Но эта невыгода — для тех, кто будет жить потом, а для тех, кто сегодня зарабатывает на отраве, — это безразлично.
Бедные похороны вряд ли стоят меньше 20 тысяч рублей. 50 тысяч покойников — миллиард рублей. А вдруг продавцы отравы и продавцы гробов — это одни и те же физические лица? Мы же с вами на рынке, Владимир Владимирович, там умеют считать доходы.
* * *
…Храните ли вы нашу переписку? (Знаю, что некоторые ваши служащие бережно вырезают каждое письмо, складывают в особую папку… Не хочется думать, что будет, когда она переполнится.)
В июле 2004 года в письме под названием “Поле чудес” говорилось: “Эксперты утверждают, что в аптеках до 80% лекарств — подделка. А ведь это смерть.
Плохой бензин — большой вред для автомобиля, портятся свечи, моторы. Продавцы плохого бензина лишают нас денег, но это всего лишь воровство.
А плохая водка, плохие лекарства — это воровство, но это еще и убийство. Иногда медленное, иногда быстрое (стакан сивухи — и до свидания)”.
Видите, годы идут, а убийцы продолжают работу на рынке. За эти годы погибли сотни тысяч. Больше, чем унесла война и автомобильные аварии.
Заметьте: кто разбился на машине — часто сам виноват: не справился с управлением, был пьян и т.д. Кто погиб на войне — думал, что выполняет воинский долг. А тот, кто умер от фальшивой водки или фальшивых лекарств, — он совсем не виноват. Он не собирался умирать. Его убили.
Представляете, эти десятки тысяч жертв сначала заплатили убийце за свое отравление. Стопроцентная предоплата собственного убийства. Такого идиотизма даже в бульварных романах не встретишь.
Контрафактная продукция — это нечто, сделанное без лицензии, с нарушением авторских прав. Когда министры говорят о смертях от контрафакта, они путают нарушение авторских прав и убийство. Это разные вещи. Даже в Уголовном кодексе это разные статьи.
Есть старый анекдот: картежник сделал ужасно неправильный ход и умер от инфаркта. Его партнеры идут за гробом своего товарища. Один дргому говорит:
— Если бы покойник пошел с пики — было бы еще хуже.
Понимаете, Владимир Владимирович, это очень смешно: человек умер, а они продолжают анализировать расклады.
