Александр Донской на посту мэра Архангельска ровно год. Цыганскому табору, осевшему в городе рыбаков, — два. О существовании градоначальника ромалы прознали в тот день, когда Александр Викторович во всеуслышание дал клятвенное обещание народу: “Цыган в городе не будет!” Сказано — сделано. С тех пор мэр потерял покой и сон. Подвести своих избирателей Донской не мог.
Цыгане, в свою очередь, готовы освободить поморскую землю, если глава города выделит табору три миллиона рублей. И торг здесь неуместен!
Почему возник этот беспрецедентный скандал? Каковы истинные причины изгнания цыганского народа с русской земли? Чем насолили архангельские ромалы местным жителям и лично мэру? Кому неугоден кочевой народ? В этих вопросах попытался разобраться наш специальный корреспондент.
Глухая окраина Архангельска. Сворачиваем с трассы. Через несколько метров дорога обрывается. Дальше — бездорожье. Непролазный тупик. Таксисты в то место ни за какие деньги не везут — боятся вернуться без транспорта. “Либо цыгане отнимут, либо в болоте утопнем”, — оправдывается очередной водитель. Под ногами хлюпает мутная жижа: одну ногу поднимаешь — другую засасывает по самую щиколотку. Еще одно усилие, и я наконец-то вступаю в цыганские владения.
Поселок Жаровиха. На шестнадцать деревянных построек, беспорядочно раскиданных в низине, один адрес: Тарасово, 37. На дворе — ни души. Не успеваю втоптать налипшую на сапоги грязь в песок, как из домов, точно муравьи, выползают люди в черном. Сосчитать их не удается. Два десятка, три, а может, и больше? Через минуту мужчины в кожаных пиджаках и белоснежных рубашках с незатейливыми узорами взяли меня в плотное кольцо.
— Барон велел никаких журналистов сегодня не пускать, праздник ведь на дворе! — наперебой кричат мои собеседники, и я вспоминаю, что заявилась в чужой дом как раз на Пасху.
— Мы ведь православные, — не унимается самый старший из собравшихся, парень лет двадцати в темных очках. — Сегодня в церковь сходили, а с восьми утра наши уже все квасить начали. Мы-то молодые, нам нельзя выпивать, вот и следим за порядком. А о чем переговоры с бароном будете вести? Небось опять про наше выселение? Зря мэр так на нас окрысился: мы ведь мирные цыгане, все порядки соблюдаем, а нас совсем загнобили. В общем, приходите завтра. В два часа… Хотя нет, лучше в двенадцать.
— А не скажете, что с похмелья? — мучаюсь сомнениями я.
— Наш народ в отличие от русских похмельным синдромом не страдает…
Гиблая точка
На следующий день в полдень снова бреду по болотистой местности к цыганскому поселению. На сей раз меня встречает женщина. Настоящая цыганка! Лиловая юбка в пол, рубаха с расклешенными рукавами, рот полон золотых зубов, голова покрыта цветастым платком, в ушах звенят массивные серьги, собранные из мелких монет. Рядом трясутся от холода двое малышей — пятилетний мальчик во взрослом костюме-тройке и девочка в бархатном розовом платье.
— Что пришла? Кого надо? — обжигает меня взглядом женщина.
— Мне бы с бароном поговорить...
— Ступай за мной, — кивнула головой цыганка.
Еле поспевая за спутницей, пересекаю поле, где молодежь гоняет в футбол. Кажется, на этот раз мое появление уже никого не интересует.
— Вон барон! Сам вышел, — указывает цыганка на приближающегося тучного мужчину, окруженного толпой земляков. Я не успеваю поблагодарить провожатую, как она испаряется.
— Я барон табора, Гомон Хулупий Бакалаевич, — представляется глава цыган.
Его внешность приводит меня в некоторое замешательство. Рост не выше 160 см, волосы, покрытые серебристой сединой, светлые брюки еле сходятся под заметно выпирающим животом.
— Можно я буду вас звать просто барон? — улыбаюсь я.
Меня кто-то одергивает. “С бароном надо почтительно говорить, иначе обидится”, — слышу сзади шепот. Однако Хулупий пропускает мои слова мимо ушей.
— У нас здесь не горячая, а гиблая точка. Нас гонят отовсюду, выживают с русской земли, травят как крыс! — захлебываясь слюной, кричит он. — А мы ведь христиане, православные, у нас имеется российский паспорт, почему нам не дают жить спокойно? Я не пущу вас в дом, пока лично не поговорю с мэром. Эй, — орет барон в сторону, — запрягай карету, поедем на переговоры в администрацию города!
Дальше непереводимый цыганский хор подхватывает старосту. Вскоре понимаю, что барона пытаются остановить от опрометчивого поступка.
Барон неумолим.
— Жди меня здесь, — приказывает он мне. — Пойду надену белый костюм и шляпу. Тогда и тронемся в путь.
Его уход спасает меня.
Мертвой хваткой я вцепляюсь в руку одного из мужчин и тащу его в дом. Часть собравшихся набиваются в сопровождение.
— Дурак я был, что пошел на поводу у барона и уехал из Волгограда, — вздыхает цыган Григорий. — Там у меня свой кирпичный коттедж был с водопроводом, к дому асфальтированная дорога проложена, шикарная машина, я возглавлял фирму по производству металла. Мы ведь там двадцать лет прожили. А потом купились на дешевую “утку”, что, мол, на Крайнем Севере и работу получше можно найти, и деньги здесь платят совсем другие. Пришлось все нажитое годами продать, сняться с прописки и приехать на пустое место. Здесь мы оказались никому не нужны. А все рабочие места заняты азербайджанцами, армянами, чеченцами…
На самом деле версий переселения цыган с юга на север несколько. Причем у каждого своя. Одни говорят, что барон Гомон не поделил владения с тамошним бароном. Другие судачат, что табор не мог ужиться рядом с волгоградскими цыганами, основным родом деятельности которых являлось распространение наркотиков. Ну а некоторые лишь разводят руками: “Мы люди подневольные, что барон сказал, то и делаем. А зачем? Сами не ведаем. Вроде барон отсюда родом, может, захотел в родные края вернуться”.
В итоге табор, как безмолвное стадо овец, двинулся за своим пастухом. А барон привел людей на заброшенное болотистое место. Предъявил им разрешение на землепользование, подписанное заместителем первого мэра Архангельска. Все предварительные документы были согласованы с главой администрации и архитектором округа. Цыганскому поселку даже присвоили адрес — Тарасово, 37, по которому переселенцы зарегистрировались. Не хватало лишь заключительного вердикта на строительство.
Барон не стал дожидаться окончательного решения администрации и велел своим людям разбивать шатры. За месяц цыгане выстроили на гектаре земли шестнадцать временных бараков, благо ненужных досок вокруг лесоперерабатывающих предприятий оказалось полно. И тут как раз к власти пришел новый мэр с основным предвыборным лозунгом “Цыган в городе не будет”. Тут же вспомнили, что разрешения на строительство цыганам не выдали. Состоялся суд, который обязал цыган в срочном порядке снести все постройки, а регистрацию признал недействительной.
— Выезжать нам некуда и не на что, мы все деньги вбухали в строительство нового поселка, — говорит Григорий. — Так что теперь ждем компенсации от мэра за моральный и материальный ущерб. Рано или поздно мы уедем отсюда, но дома ломать не станем. Пускай в них ваши, русские живут, видно, им это нужнее.
Проклятый народ
Григорий провожает меня в свой дом, замыкающий цыганский поселок. Его барак — крайний от разбитой дороги. Внешне выглядит вполне добротно. Правда, низкое крыльцо почти полностью ушло под землю, а вместо стекол оконные проемы забиты досками или заклеены целлофаном.
Проходим внутрь. Огромную комнату делит на две части выложенная вручную деревенская печь. Под ногами — затоптанные до дыр бесцветные ковры, заляпанные жирными пятнами и мелким уличным мусором. Стены завешаны яркими ворсистыми полотнами, из-под потолка свисает новогодняя мишура. В гостиной — светлый кожаный диван и черные офисные кресла. На полу — внушительный музыкальный центр с колонками, здесь же три тумбочки, на каждой — по телевизору и видеомагнитофону. Нелепая роскошь. Хозяин приглашает меня к накрытому столу.
— Мы к Пасхе три месяца готовились, деньги откладывали, — говорит Григорий. — В обычный день мы не можем побаловать себя индейкой или дорогим вином. К этому празднику в каждом цыганском доме накрывают стол, вот и кочуем несколько дней от одного барака к другому.
Супруга хозяина смахивает со стола на пол оставшиеся после гостей объедки. Передо мной ставит бокал, предварительно сполоснув его в тазу с мутной жидкостью.
— Воды не напасешься, — ворчит женщина. — Своей колонки у нас нет, так приходится на соседнюю улицу бегать. А там русские нас гоняют, не позволяют пользоваться водой. Приходится караулить, пока рядом никого не будет.
— А как же вы моетесь? Ведь в таборе полно грудных детей? — удивляюсь я.
— Летом дети в реке купаются или под той же колонкой. А зимой один бак на всех нагреваем и по очереди в него ныряем, — отвечает собеседница. — Никогда мы так худо еще не жили. Раньше все золотыми зубами сверкали, а сейчас не на что вставлять. Вот и ходит наша молодежь, как нищая, со своими зубами. А недавно нам пришлось самый большой дом в цыганском поселении разобрать — печи топить стало нечем.
Григорий предлагает мне опробовать вареной индейки и крашеных яиц. Стакан до краев заполняет густым багровым вином.
— Не побрезгуй, обижусь, — улыбается цыган. — Когда к нам мэр приезжал, мы ему чай налили, так он поморщился и отказался. А мы ведь такие же люди, как и вы, отраву не подсыплем…
В доме 35-летнего Григория живут двенадцать человек. Помимо жены еще пятеро детей и столько же внуков. Самому старшему сыну — двадцать, супруге — восемнадцать. Недавно в этой молодой семье появился третий ребенок.
— Тяжело нам с детьми кочевать, — продолжает Григорий. — В таборе за полтора года семнадцать ребятишек народилось. У нас ведь принято создавать семью в раннем возрасте. Я, например, женился в четырнадцать лет. Жена была моложе меня на год. Я ее прежде никогда не видел. Отец привез ее в дом и поставил меня перед фактом. А через год у нас появился сынишка.
Русских девушек в цыганском селении не привечают. Отец может запросто отречься от сына, если тот приведет белокурую красавицу.
— Это позор на род. Зачем мешать кровь? Портить масть? — удивляется собеседник.
Пока мы беседовали с Григорием, нашу идиллию нарушил незваный гость. Барон ворвался в дом, принял величественную позу и…
— Пиши! Иначе не сносить тебе головы… Наши женщины тебе такого нагадают, век не отмоешься, — припугнул он. — Итак, Хулупий Бакалаевич Гомон заявляет, что мэр не сдержал слова. Обещал выплатить нам 3 миллиона рублей еще в марте. Затем срок перенесли на 10 апреля. Мы с ним по рукам били. Но денег до сих пор нет. И помощи никакой нет. Гомон не может самостоятельно решить вопрос с табором. Зиму пережили чудом. Существовали без воды, света и канализации. А ведь мы — граждане РФ, должны жить как все. Не надо считать нас фашистами. Все записала? Дай подпишусь под каждым словом.
Барон ставит размашистую роспись и убегает, бросив на ходу: “У нас важное совещание”.
Я, в свою очередь, интересуюсь у Григория обязанностями барона.
— Этот человек улаживает все конфликты, — объясняет цыган. — Если кто-то из наших попал в переделку, он собирает с нас нужную сумму и едет выручать товарища. Никакого общака у нас нет, каждый мужчина работает на свою семью. Сейчас барон ищет для табора новое место жительства. Говорит, придется всем скинуться по 15—20 тысяч рублей на нужды табора.
Пока мы разговариваем, невестка хозяина, девушка лет пятнадцати, неумело переодевает грудничка в подвешенной под потолком люльке. “Опять нагадил в штаны, ну как ему объяснить, что надо проситься?” — на полном серьезе недоумевает девушка.
— Сколько же ему? — интересуюсь возрастом малыша.
— Два месяца… а может, три, ой, забыла, — смеется юная мама.
Переодев малыша, девушка выбегает на улицу, где ее ждут такие же несмышленые мамашки — в таборе женщинам не принято вмешиваться в серьезные разговоры.
— За что нас так невзлюбили русские, я и сам не пойму. Как будто проклятие на наш народ кто-то наложил, — продолжает Григорий. — Бывает, в автобус заходим, за проезд платим, а на ближайшей остановке пассажиры чуть ли не пинками выталкивают нас из транспорта. В магазин тоже не зайдешь — покупатели прогоняют, а продавцы в последнюю очередь обслуживают. Недавно пьяные бритоголовые парни в табор повадились хаживать, вон, посмотри, все стекла в домах перебили. А на днях какой-то хмельной пацан кинулся на мою жену, схватил ее и повалил на землю. Другой бы на моем месте по морде двинул. А мы не можем — милиция за подобный поступок в хулиганстве нас обвинит. Пришлось того парня мирно провожать до хаты. А еще мэр обвиняет нас, что мы детей плохо воспитываем, в школу их не пускаем. Так как отпустишь, если после уроков они в слезах возвращаются?
По словам моего собеседника, полтора года назад шестнадцать цыганских детей определили в учебное заведение. Правда, городские власти направили их в школу не по месту регистрации, а в самый неблагоприятный район города, в народе именуемый “Силикатной”.
— Наших ребят там унижали, оскорбляли, а однажды после окончания уроков деревенские подкараулили их и с ножами гнали до самого табора, — вспоминает собеседник.
Мы выходим на улицу, мешая под ногами жидкую глину. К нам подбегает девочка лет десяти, закусывая пухлые алые губы.
— Оставайся с нами, будем дружить, — неожиданно предлагает девчушка. — Раньше я играла с русскими девочками, они к нам часто приходили. А когда их родители прознали, что они в табор бегают, то запретили со мной общаться. Теперь подруги даже не здороваются со мной.
Григорий обнимает дочь.
— Мы всегда у русских во всем виноваты будем. Легче всего свалить вину на беззащитного цыгана. Хотя милиция знает — за нами нет никакого криминала. Наркотиками в нашем таборе никто не торгует. Мы — “котляры”, промышляем кузнецким делом. Сейчас занимаемся перепродажей цветного металла, — утверждает Григорий. — Наши женщины гадать выходят только по нужде. Когда совсем кушать нечего. Да и больше ста рублей в день никто из них не приносит. Конкуренция на этом рынке велика — в Архангельске гаданием занимаются цыганки из соседнего Новодвинска. Для нас нормальной работы здесь нет, да нас никуда и не принимают. А насчет воровства… Наши цыгане считают дурной приметой носить ворованные вещи. А мои дети никогда не станут заниматься попрошайничеством.
Я прощаюсь с собеседником. Подходим с водителем к машине (уговорить его поехать сюда таки удалось, но за две цены и клятвенное обещание возместить ущерб, “если что”), где я предусмотрительно оставила сумку со всеми документами. Шофер удивленно разглядывает транспорт: “Шины не проколоты, стекла на месте, да и сумка вроде цела…”
Расплата мэра
Территория Архангельской области равна двум Франциям. А заселяет эту площадь всего-то 1,5 миллиона человек. Здесь, как нигде в России, — огромное количество свободной площади. Местные жители отличаются спокойным, терпеливым нравом. Существует мнение, что именно по этим причинам цыгане перебрались на гостеприимную Поморскую землю и внесли смуту в размеренную жизнь архангелогородцев, что пришлось не по душе мэру.
Мы сидим в кабинете мэра Архангельска Александра Донского. На беседу с журналистом он согласился без колебаний.
— Моя позиция такая — я обещал выселить цыган из города, я это сделаю, — твердо заявляет Александр Викторович. — Причина — незаконно построенные дома. Национальный вопрос здесь ни при чем. Цыгане угрожали мне, что бросят собственных детей под бульдозер, а самых маленьких сожгут, если мы не оставим их в покое. Тогда я согласился на их условия переселения — решил выплатить требуемую ими сумму денег. Первоначальная цена составляла 10 миллионов рублей, потом сторговались до восьми, а в итоге остановились на трех. Первый взнос — 100 тысяч рублей — я лично внес в казну, еще 200 тысяч набрали предприниматели и депутаты. Люди боятся вкладывать сбережения в цыган. Думают, что таким образом ромалы хотят обдурить народ.
Сами же цыгане просчитали свои расходы и положили на стол мэру смету. Передо мной два заявления от старосты цыганского поселения.
“Прошу Вас оказать финансовую помощь на организацию демонтажа 16 строений цыганского поселения, их перевозки и обустройства в городе Волгограде.
Демонтаж 16 строений — 200000 рублей.
Перевозка материалов — 350000 рублей.
Монтаж в Волгограде — 980000 рублей”.
“Прошу оказать финансовую помощь на организацию переезда в Волгоград.
Приобретение ж/д билетов до Волгограда для 130 человек, в размере 910000 руб.
Перевозка личного имущества 130 человек, 16 контейнеров — 350000 рублей.
На организацию питания и приобретение медикаментов 130 человек — 150000 рублей”.
— Мой любимый фильм “Время цыган”. Но на самом деле жизнь кочевого народа я бы назвал — бремя цыган. Они сами придумали свои законы, а теперь мучаются, — продолжает Донской. — Дети в школу не ходят, в домах — разруха, антисанитария. Ребятишки даже зимой бегают раздетые. Взрослые работать не желают, хотя мы предлагали им пойти в дворники. Я не вижу никакой пользы от них. Благо что наркотиками еще не приторговывают. Но все впереди. Кстати, а вы знаете, что во время гадания цыганки вводят людей в транс — то самое состояние, когда человек перестает контролировать собственные поступки? Я в свое время окончил курсы магии и гипноза, так одна из тем была посвящена цыганскому гипнозу. Опасная штука…
По словам мэра, за минувший год 64 поселенца были привлечены к административной ответственности. Мы обратились в УВД Архангельска с просьбой предъявить перечень правонарушений, совершенных лицами цыганской национальности. Выяснилось, что 39 граждан зачислены в правонарушители за назойливое приставание к гражданам с целью гадания, одиннадцать — за проживание без паспорта или без регистрации, один человек — за нарушение правил дорожного движения, трое — за неисполнение обязанностей по содержанию несовершеннолетних детей, десяток цыган обвинили за самовольный сброс мусора и лишь на одного молодого человека завели уголовное дело за кражу 1500 рублей.
Также мы обратились к жителям близлежащих домов, которым якобы мешают цыгане.
— Невыносимо жить рядом с диким народом, — взялись ругать соседей пожилые женщины в продовольственном магазине. — У одних цыгане украли велосипед, у других ночью вытащили из будки собаку, а потом ее съели, а уж сколько хозяйственного инвентаря за последнее время натырили — не сосчитать. В центре города стали пропадать канализационные люки, а в подвалах домов цыгане вырезают чугунные трубы. А еще, — одна из женщин переходит на шепот, — по вечерам они пристают к нашим девушкам и склоняют их к бог весть чему…
Возможно, народная молва зря не судачит. Вот только ни одного подтверждения их словам в официальных документах не зафиксировано.
Мэр Архангельска упрямый человек и слов на ветер не бросает. Три миллиона рублей он, конечно, найдет и в скором времени отправит ромалов на родину... Но вот надолго ли? Ведь глава Волгограда, в свою очередь, тоже организовал фонд пожертвования цыганам. Южный город готов обеспечить табор пятью миллионами рублей прямо у трапа самолета, чтобы они... улетели обратно.
Что ж, кочевой народ ко всему привыкший. Только если раньше кочевать приходилось по земле, то теперь табору в прямом смысле слова приходится уходить в небо.
