Кремль, Арбат, метро и Третьяковка — этим набором ограничиваются представления о столице у большей части туристов, отечественных и иностранных. Есть еще и т.н. “неповторимая атмосфера мегаполиса” (в Москве она складывается из шума, пробок, очень дорогих и не очень уютных ресторанов). Не так уж и много для великого города...
Власти придумывают новые пешеходные маршруты, что проходят по относительно чистым и отреставрированным районам. Мимо все тех же ресторанов. А тем временем рядом с ними мирно дремлет совсем другая Москва. Под завязку набитая памятными зданиями, церквушками и патриархальными двориками. Пустынная и бесшумная даже в часы пик. Эти районы могли бы стать для нас парижским Латинским кварталом или пражским Старым городом, то есть именно теми улицами, что отвечают за “дух города”. Но даже коренные москвичи не заглядывают в эти “монмартры”. Хотя найти их легко — они совсем рядом с официальной туристской столицей.
Переступить границу решили корреспонденты “МК” и тут же оказались в заповедной Москве столетней давности.
Пойдемте в “нумера”
Этот район ограничен с одной стороны Солянкой, с другой — Маросейкой и Покровкой, с третьей — Покровским и Яузским бульварами. Обойти его по периметру можно минут за сорок. А бродить внутри по сплетениям переулков и дворов можно днями, стоит только начать. Вот и мы свернули с Солянки в Подколокольный переулок, направляясь к одному из самых смрадных мест старой Москвы — Хитровке.
“Чрево столицы”, скопище ночлежек, дешевых кабаков и воровских притонов лучше всего описано Гиляровским в “Москве и москвичах”.
“Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а “номера” ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть “нумер”, где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев...
На площадь приходили прямо с вокзалов артели приезжих рабочих и становились под огромным навесом, для них нарочно выстроенным. Сюда по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на работу. После полудня навес поступал в распоряжение хитрованцев и барышников: последние скупали все что попало. Бедняки, продававшие с себя платье и обувь, тут же снимали их и переодевались вместо сапог в лапти или опорки, а из костюмов — в “сменку до седьмого колена”, сквозь которую тело видно...”
Сама площадь при советской власти была застроена, нищие и уголовные обитатели района повымерли и разбежались. Сейчас жилых домов в районе осталось мало. Два дома за храмом по Подколокольному переулку и впрямь заброшенные. Окна или забиты, или завалены всяким хламом. Но дверь подъезда при этом открыта. Там темнота, сквозь нее виднеется в глубине тусклая лампочка в мутном ореоле то ли тумана, то ли дыма. В глубине узкого и длинного коридора под лампочкой вырисовываются какие-то силуэты. Осторожно ступаем по неровному полу. Люди сгрудились и замолчали, увидев нас. На очень плохом русском поясняют, что приехали из Таджикистана и работают в ЖЭКе. Начальник — русская женщина, но когда она появится — неизвестно. Нам советуют пройти в соседний подъезд — “там по-русски говорить умеют”. Идем туда.
За последние сто лет интерьеры совсем не изменились! Щербатые лестничные пролеты, завешанные сохнущим бельем. Выгнувшиеся от времени доски пола. На них стоят помоечного вида стулья и кресла, в которых отдыхают местные обитатели.
— Вы, наверное, тоже из Таджикистана? — спрашиваем у курящих в закутке настороженных мужчин
— Нет. Из Киргизии. Работаем на турок, строители.
— А кто поселил вас здесь?
— Просто привезли и сказали: здесь живите.
В крошечных комнатках тесно, на полу лежат матрасы, и кажется, что они шевелятся. То ли это световой эффект, то ли в них действительно бурлит жизнь. Впрочем, жильцы уверяют нас, что тут им нравится. Зимой отопление есть, даже водопровод (кран, торчащий из стены) имеется. Приоткрыв дверь, заглянули в общий на весь коридор туалет. Пользоваться почерневшим за десятки лет службы унитазом не рискнули.
А рядом, во дворе, — ухоженные офисные здания. Один из работников охотно объясняет, что жить этому микрорайону остался год:
— Вроде нашелся покупатель. Снесут все. И жалко этот уголок — он из последних могикан, да жить здесь никто не хочет. Так что спешите видеть!
Хроники из “схронов”
Уйдем отсюда, от печальных современных ночлежек. Поднимемся со дна, пройдя выше по Подколокольному переулку. В непосредственной близости от Хитровской площади в ночлежках селились воры и нищие всех мастей. Во флигеле дома номер 11 по Подколокольному, например, обитала местная аристократия — спившиеся переписчики нот и ролей для господ актеров. В самом же доме гудел по вечерам воровской кабак с неофициальным названием “Каторга”. Сюда Гиляровский водил актеров Художественного театра — наблюдать типажи, готовиться к постановке “На дне”.
...И дом сохранился, и флигель. А во дворе накрыт стол, стоит мангал. Отдыхают жители коммуналок дома номер 11. Не нищие и не уголовники — милые интеллигентные люди.
— Я делал ремонт и из печной трубы выгреб массу интересных вещей, — говорит нынешний “хитровец” Олег Кочубей. — Сами посмотрите: аптечные пузырьки, водочные “мерзавчики”. А вот это вот — пломба, которой маркировали партии сукна с близлежащей мануфактуры барона Штиглица. Видать, кто-то из местных сукно “подрезал”, а пломбу (вещдок) выкинул в трубу. Но это еще не самое интересное...
И Олег торжественно выносит свои самые ценные печные трофеи — скомканные записки. Надпись, сделанная химическим карандашом, отчетливо читается и сейчас.
“Дорогой Ваня! — пишет один из хитровцев тогдашних. — Меня вчера арестовали, а потому прошу тебя ради Бога прийти во 2-й Сущевский (полицейский участок. — “МК”), меня удостоверь и водвори. Я показал на крестьянина Смоленской губернии Юхновского района Рубищинской волости дер. Щелаки Алексея Федоровича Горшкова. Этому адресу ты удостоверь, и я освобожусь. Чубакин”.
Такая вот бытовуха. Забирают какого-то беспаспортного мизерабля, а он, назвавшись чужим именем, передает весточку на волю — чтобы товарищ пришел и засвидетельствовал его под чужим именем. Но товарищ приходить не торопится. И несут ему из “обезьянника” столетней давности еще одну “маляву”.
“Дорогой Ваня! А то мне на свое имя нельзя показаться. Если я покажусь, то мне придется сидеть три месяца, но такое долгое время мне очень не хочется. Так прошу ради Бога, ведь тебе за это ничего не может быть. Алексей Чубакин”.
Еще много что может быть спрятано в здешних тайниках и закутках.
— Ночлежка была в подвале дома, сейчас он закрыт на решетку, — говорит Олег. — Один раз туда зашел сантехник, ну и я за ним потянулся. Стоит он посреди подвала, над ним мрачные сводчатые потолки, а под ногами громадная лужа грязной воды. Сантехник говорит: “Смотри, что сейчас будет!” И бьет ломом несколько раз в глубь лужи. Раз! И вода вся мигом ушла в дырку. Тут же все испещрено подземными ходами старинными. И никто не знает, куда они ведут.
Да бог с ними, с подземельями. В этом районе и наверху много чего интересного и неизвестного не то что туристу — даже московской публике
Неформальный туризм
С Олегом Кочубеем, вызвавшимся стать нашим добровольным гидом, мы петляем по окрестным переулкам: Хитровскому, Подкопаевскому, Хохловскому, Колпачному... Точного маршрута нет, да он и не нужен — куда ни свернешь, всюду интересно. Обветшалые дома чередуются с отреставрированными, сверкающими. В первых теплится жизнь каких-то древних контор, во вторых расположились новые офисы и банки. И у каждого дома — своя история, а мемориальных досок при этом — раз-два и обчелся.
— Вот на этом месте была усадьба Саввы Морозова, — рассказывает Олег, когда мы оказываемся во дворе дома 3/12 по Большому Трехсвятительскому переулку. — Здесь он построил флигель для Левитана, где художник жил последние годы жизни.
Огромная памятная плита с трудом держится на готовой рассыпаться стене. До сих пор видно, что здание некогда было красивое. Но реставрировать его никто не спешит.
А сколько здесь в округе дворов, которые до мемориальной таблички не дотягивают — не были значительными люди, жившие в них. Но образчики местной архитектуры уникальны. Мало, а может, и совсем не осталось уже в Москве бывших доходных домов с наружными лестничными галереями, где каждая квартира имела отдельный выход на улицу. Или внутренних двориков, на которые так приятно смотреть с огромных балконов на втором этаже. В Европе такой двор засадили бы цветами, на Востоке украсили бы фонтаном и застелили коврами... У нас посреди пустынного двора стоит скособоченная каменная ваза. А огромный балкон изуродован мутным застеклением. Что поделаешь — была здесь долгие годы коммуналка. Бездарно распоряжалась советская власть недвижимостью в центре города.
Вот еще один пример “исторической памяти”. Колпачный переулок, дом 10/7. Палаты XVII века. Оштукатуренные, побеленные. Но тоже без каких-либо опознавательных знаков.
— Здесь при Петре I было представительство Малороссии, — говорит Олег — проще говоря, дом гетмана Мазепы.
— Как? Того самого?
— Да-да. Из “Полтавы”.
Заходим внутрь здания. Видно, что триста лет назад это было суперэлитное жилье. Вековые слои штукатурки не смогли скрыть ни сводов потолков, ни арочных дверных проемов. Сейчас в палатах расположилось множество мелких организаций. И далеко не все их сотрудники знают, в каких стенах они делают свой бизнес.
Почему не вешают власти таблички, чего опасаются? Может быть, паломничества радикальных украинцев, для которых Мазепа в первую очередь не предатель русского царя, а пламенный патриот?
Но свято место пусто не бывает. Где не ступала нога неповоротливого московского турбизнеса, развивается народный туризм. По всему району можно увидеть маленькие группки людей, слушающих независимых экскурсоводов. Доносятся обрывки разговоров.
— ...А в этом доме был штаб эсеровского мятежа. Посмотрите, если убрать гостиницу “Россия”, то открывается прекрасный вид на Кремль. Тут стояли эсеровские пушки, которые по Кремлю и били...
— ...Ивановский монастырь только недавно стали реставрировать, при советской власти здесь было что-то силовое, кажется, школа милиции. А между тем в него когда-то были заключены и жена Василия Шуйского, и княжна Тараканова, и Дарья Салтыкова, Салтычиха...
— ...Этот красивый особняк сейчас отделан под офисы. При советской власти здесь был горком комсомола, а до того особняк барона Кноппе, известного промышленника. Это он запустил производство новых застежек для одежды, которые по его имени и назвали кнопками...
Искренним интересом подпитывается атмосфера старой Москвы. Что, возможно, и к лучшему. Ведь новая порция ресторанов и сувенирных лавок с матрешками убьет и этот старый район. Пока еще чудом выживший.
