В преддверии саммита G8 в Петербурге Владимир Путин встретился с руководителями крупнейших информагентств стран “Большой восьмерки”. Для президента стало традицией: перед каждой зарубежной поездкой он старается давать интервью ведущему СМИ страны, в которую направляется. Но саммит “восьмерки” — особое дело.
В группе “восьми” Россия председательствует впервые. Еще несколько месяцев назад вокруг грядущего саммита сложилась нервозная атмосфера. Ряд влиятельных американских политиков призвали обсудить на мероприятии вопросы развития демократии в России — эта инициатива, конечно, не может вызывать энтузиазма в Кремле. Не самый лучший фон сложился и вокруг проблемы энергобезопасности, которая станет центральной темой обсуждения на саммите.
НА КАКИЕ ВОПРОСЫ ОТВЕТИЛ ПРЕЗИДЕНТ
Заключается ли позиция России в том, что она будет участвовать в экономических санкциях по отношению к Ирану, если Иран не согласится с существующим предложением?
ВВП: “Есть поговорка: если бы у бабушки были определенные половые признаки, она была бы дедушкой. Политика не терпит сослагательного наклонения. ...Наша принципиальная позиция хорошо известна. Мы против применения силы при любых обстоятельствах. Что касается санкций, то мы думаем, что и об этом пока рановато говорить. Нужно провести обстоятельный глубокий разговор с иранским руководством”.
Вы создали Стабилизационный фонд на основе высоких цен на нефть. Если стоимость нефти вновь будет на уровне 30—40 долларов, какие шаги вы считаете необходимыми для того, чтобы российская экономика создала долгосрочное устойчивое преимущество?
ВВП: “Хочу вас проинформировать, что бюджет Российской Федерации рассчитан исходя из цены на нефть за баррель в 27 долларов. Поэтому мы формулируем очень устойчивую ситуацию и для решения социальных проблем в России, и для развития ее экономики, имея в виду бюджетную составляющую. Но в целом одна из самых важных задач, которая стоит перед российской экономикой, — ее диверсификация…”
Недавно прошло голосование в Черногории, после которого Черногория стала независимым государством. Считаете ли вы, что этот пример является легитимным прецедентом для таких регионов, как Абхазия и Южная Осетия, для включения их в состав Российской Федерации?
ВВП: “Россия никогда не ставила вопрос о включении каких бы то ни было территорий за ее пределами в состав Российского государства. И у нас нет таких планов.
Да, Черногория — показательный пример. Но это еще не все, есть еще проблема Косова. Мы все вместе должны понять и решить для себя, что мы считаем приоритетом при решении проблем подобного рода. Является ли для нас приоритетом защита территориальной целостности государств, существующих сегодня, или для нас являются приоритетом трудноопределяемые понятия исторической справедливости и политической целесообразности. Я считаю, что все мы должны и в состоянии выработать единые правила, единые нормы и единые подходы к событиям однопорядкового характера в различных регионах мира. Иначе мы придем к хаосу”.
Европейцы немного странно смотрят на усилия газовиков по распространению деятельности на европейский рынок. С другой стороны, есть много стран, которые пытаются получить свою долю в газовом и нефтяном производстве в России. Это временное явление? Или это конец гармоничных отношений между Россией и Европой?
ВВП: “Наши западные друзья очень активным образом поддержали “оранжевые события” на Украине. Что там происходит все это время, мы прекрасно видим. Если вы хотите дальше поддерживать все, что там происходит, вы за это заплатите. Почему мы должны за это платить? Всем хорошо известно, что Россия на протяжении последних 15 лет в объеме 3—5 млрд. долларов ежегодно субсидировала украинскую экономику.
Второе, что касается доступа в наши энергетические системы. Речь идет о доступе к двум инфраструктурам: к инфраструктуре добычи и к инфраструктуре транспорта, прежде всего к нашим магистральным трубопроводам. Но, естественно, у нас возникает вопрос: хорошо, мы наших партнеров допускаем в инфраструктуру добычи и транспорта, а вы нас куда допустите? Где те месторождения, куда мы сможем прийти? Их просто нет. И многие из партнеров, с которыми мы дискутировали недавно в Сочи на саммите Россия—ЕС, согласились, что нам вместе нужно искать такие пути сотрудничества, которые бы удовлетворяли обе стороны. Односторонних решений не будет”.
