Геннадия Стахеевича Белоусова не стало в январе нынешнего года. Он умер в госпитале им. Вишневского, куда поступил с банальным радикулитом. Казалось бы, в смерти человека, которому уже за 90, нет ничего необычного. Если бы не одно обстоятельство: как установило следствие, ветеран трех войн был избит медбратом. И именно после этого скоропостижно скончался.
Несмотря на свои 92 года, дедушка мой был бодрым и энергичным человеком, — показывая фотокарточки деда в буденовке, рассказывает внук фронтовика Андрей Орлов. — Жил по режиму, выработанному еще в армии. До недавнего времени был старшим по дому. Он ведь воевал и в Японскую, и в Финскую, и в Отечественную. Два ордена Красной Звезды имел, Отечественной войны II степени и множество медалей, многие из которых за боевые заслуги. Полжизни на флоте прослужил, капитан первого ранга в запасе…
Конечно, в таком возрасте да при столь насыщенной жизни трудно сохранить здоровье. У Геннадия Стахеевича было два инфаркта: в 1982 и в 2005 годах. Но умирать он совсем не собирался. Отнюдь, следил за собой, регулярно делал гимнастику по 30 минут в день на свежем воздухе, в парке. Три раза в день подолгу гулял с собакой.
Состояние было стабильное. Правда, случались головокружения из-за низкого давления — следствие приема большого количества сердечных препаратов. А в январе ветерана скрутил острый радикулит: правая нога отнималась, боль была такая, что ни ходить, ни даже сидеть было невозможно.
Печальная хроника
23 января. В состоянии средней тяжести фронтовик поступил в военный госпиталь им. Вишневского, что в подмосковном Красногорске. Мест в неврологии не было, и его положили в отделение нейрореанимации. А в неврологию обещали перевести, как только там освободится койка. Обычное дело.
24 января. Родные ветерана позвонили в госпиталь, и врач сказал, что все в порядке и можно без проблем навестить пациента.
25 января. В госпитале сообщают, что у Геннадия Стахеевича случился инфаркт, состояние тяжелое, и посетителей пускать не будут.
26 января. Внук Белоусова все-таки отправился в больницу. Завотделением нейрореанимации Омельницкий пустил его только с письменного разрешения начальника госпиталя Немытина.
Когда Андрей вошел в палату и увидел деда, он оцепенел: Геннадий Стахеевич был привязан к кровати, находился при смерти, в полубредовом состоянии, глаза полуоткрыты, дыхание тяжелое, с хрипами, губа рассечена, в крови, на лице многочисленные синяки. Во рту зонд, в носу — трубки.
— Как мне сказал завотделением Омельницкий, дедушку привязали потому, что у него развилось “психомоторное возбуждение”, — вспоминает Андрей Орлов. — Он якобы буянил, вырывал капельницу. Вот ему на лицо и упала стойка с флаконом. Но, на мой взгляд, бутылочка, упавшая один раз, не могла оставить столько синяков на лице. Деда избили — это было видно. Я решил сфотографировать побои, но с собой фотоаппарата не было. Когда уходил, сказал Омельницкому, что приду еще, потому что дедушка нуждается в уходе. Омельницкий предупредил, что не пустит меня без письменного разрешения начальника госпиталя. Я снова пошел к Немытину, рассказал про синяки. Но он никак не отреагировал на это, хотя разрешение на посещения дал. И еще возмущенно сказал: “Вы что, хотите сказать, что его здесь били?”
27 января. Сфотографировать синяки внук Андрей не успел. Когда на следующий день он с другими родственниками примерно в 13 часов приехал в госпиталь, выяснилось, что “пациент Белоусов умер”. Время смерти — 12.05.
Обвиняется медбрат
Андрей попросил Омельницкого показать тело дедушки. Тот отказал. Внук сказал, что снова пойдет к начальнику госпиталя. Тогда пустили.
Геннадий Стахеевич лежал на носилках в какой-то темной комнате. Андрей достал фотокамеру...
— Увидев фотоаппарат, Омельницкий стал меня выпихивать из комнаты, хватать камеру и напоследок ударил в грудь. Видя это, подбежал мой отец. Он оттащил заведующего и назвал его убийцей. Омельницкий сразу обмяк, перестал возмущаться и ушел к себе в кабинет. Больше мы его не видели. А я осмотрел тело и сфотографировал побои. У него губы — сплошная гематома, снаружи и внутри — я вынимал ему зубные протезы и видел слизистую оболочку рта. И над бровью синяк приличный, и на подбородке.
У Андрея есть собственная версия случившегося. Он говорит, что Геннадий Стахеевич очень плохо слышал и не расставался со слуховым аппаратом. Но взять наушник в реанимацию Омельницкий не разрешил. Услышать речь без аппарата Белоусов мог лишь в том случае, если громко кричать либо четко и членораздельно говорить возле самого уха. Возможно, Геннадий Стахеевич что-то спросил у дежурившего в тот день медбрата Сергея Королева. Ему ответили тихо, и он, видимо, стал переспрашивать. Очевидно, медбрата это разозлило, и он ударил пациента, да не один раз.
Это произошло в палате, где находились другие больные, так что свидетели в уголовном деле, которое ведет военная прокуратура Химкинского гарнизона, имеются.
Андрей Орлов считает, что психомоторное возбуждение, вследствие которого его деда привязали к кровати, случилось именно потому, что его избили. Он, дисциплинированный, принципиальный и нетерпимый к несправедливости человек, не мог примириться, что на него, фронтовика, ветерана, кто-то поднял руку. Один из свидетелей слышал, как Белоусов кричал: “Фашисты, что вы делаете?”
В деле есть еще такие показания. Королев продемонстрировал коллеге-медбрату, дежурившему с ним в реанимации в ту ночь, поврежденный кулак. Он не побоялся признаться, что он поранил руку о вставной протез челюсти Белоусова. Более того, Королев подстрекал коллегу наврать, что якобы на деда случайно свалилась капельница.
Судмедэкспертиза зафиксировала на теле Белоусова такие сильные повреждения, что о капельнице и речи быть не может. Их описание занимает несколько страниц (заключение имеется в распоряжении редакции “МК”). То есть бил Королев сильно.
В отношении медбрата материалы уже переданы в 100-й судебный участок Красногорского района. По желанию внука дело будет рассматриваться мировым судьей. Медбрат обвиняется по статье 116 часть 2 — “нанесение побоев”.
Но это еще не все.
Убийство или халатность?
Потом, уже в морге, внук прочел историю болезни Геннадия Стахеевича. Изучив карты интенсивной терапии, Андрей, имеющий незаконченное медицинское образование, пришел в ужас.
— На следующий день после избиения деду стали почему-то колоть огромное количество сильнодействующих препаратов. Один из них такой, который дают для вводной анестезии перед операцией, — пропофол. Это препарат короткого действия: как только прекращается его введение, человек просыпается. Дедушке его вливали почти восемь часов. Зачем? Чтобы он не проснулся? Нейролептики (препараты, действующие на психоэмоциональное состояние. — Авт.) кололи в больших дозах. Например, аминазин по 4 ампулы в сутки. А у этого лекарства серьезные ограничения в показаниях. Тем более его нельзя людям с двумя инфарктами, еще он понижает давление — это знает любая медсестра. Плюс реланиум, феназепам... Вот у него и упало давление, и инфаркт случился 25 января.
Кроме того, Белоусову капельно вводили нитрополь (сердечное. — Авт.) — препарат, который назначают курсом и отменяют постепенно. Фронтовику его в один день (24 января) вливали несколько часов, а на следующий день — отменили. 26-го назначили вновь...
— Вот так — назначить, отменить и назначить — это преступление, потому что есть такое понятие “синдром отмены”, — поясняет Андрей, — который может привести к остановке сердца, что у дедушки и случилось 27 января. В общем, получилось, что совокупное действие нескольких препаратов привело к таким печальным последствиям. У меня сложилось впечатление, что это делалось специально, чтобы дедушка уже никогда никому не мог рассказать страшную правду об издевательствах в реанимации. Наверняка утром, когда пришел основной состав медиков, дед сказал врачам, что будет жаловаться и так этого не оставит...
Андрей скопировал историю болезни, так что теперь в ней никто ничего подправить не сможет, и она будет весомым аргументом в суде — внук добился возбуждения уголовного дела по статье “Халатность”. Обвинений пока никому не предъявлено — следователи выясняют, кто конкретно какой препарат назначил. А экспертизы должны установить, явилось ли это назначение причиной остановки сердца.
Что касается медбрата Королева, если эксперты установят причинно-следственную связь между избиением и инфарктом (или смертью), его будут судить уже не только за побои.
Кстати, медицинскую практику Королев не оставил. Правда, он сменил место работы и теперь трудится во Российском онкологическом научном центре на Каширской. Вроде бы даже снова в реанимации...
У этой смерти есть и другая правда. Эксклюзивное интервью с начальником Центрального военного клинического госпиталя имени А.А.Вишневского генерал-майором медицинской службы профессором Юрием Немытиным читайте в одном из ближайших номеров.
