Приезд фигуры калибра Гребенщикова в маленький подмосковный город — событие. Билеты заканчиваются за неделю. Тогда организаторы продают билеты на стулья, которые расставят в зале в день концерта. А потом — и на свободные участки пола, пригодные для стояния. Наконец, происходит само действо. Публика и музыканты на два часа теряют контроль над собой и сливаются в экстатическом трансе. Словом, все как обычно. Новыми на этот раз были только две вещи. Песни с последнего альбома “Беспечный русский бродяга”. И сам Б.Г. С ним сколько ни общайся — он всегда немного новый.
— Борис Борисович, начнем с цитаты из Гришковца: “Чем хуже, захолустнее и безрадостнее город, тем чаще спрашивают приезжего: “Ну, как вам у нас? А вы попробуйте нашу капустку, у нас ее особенным способом солят”. Сколько раз вам сегодня уже задали этот вопрос?
— Ни разу, в основном мы общались о духовном. Вообще-то, по моим наблюдениям, это в столицах больше говорят о капусте, в том числе и в переносном смысле, а в провинции — чаще о более высоких материях.
— Эти ваши разъезды по стране — ради заработка или для души?
— Чтобы заработать, никуда из столиц выезжать не надо. Надо просто играть на корпоративных вечеринках — заработаешь гораздо больше.
— Сергей Соловьев снимает “Ассу-2”. Вас не приглашал снова поучаствовать?
— Он мне рассказывал про этот фильм. Я думаю, мне там не место. Та “Асса” была про одно, а эта — совершенно про другое. Судя по описанию фильма и по рассказам Сережи, я не хотел бы в таком участвовать, немножко не мой мир.
— Соловьев в интервью “МК” говорил: мол, 20 лет назад мы призывали к переменам, а сейчас хочу показать, что из всего этого получилось. А на ваш взгляд, что получилось?
— Если быть откровенным, я считаю, что получилось именно то, что должно быть. Я не вижу ничего плохого в том, как все развивается. Последние года два-три мне начинает даже нравиться то, что происходит. Поскольку в моей области, то есть в музыке, все время что-то да случается.
— Когда мы с вами беседовали в 2000 году, вы обиделись на слово “буржуа”: дескать, какой буржуа, мне гитару пришлось продать, чтобы записать альбом. С тех пор жизнь улучшилась?
— В принципе да, безусловно. Сейчас, чтобы записать альбом, мне гитару продавать не надо. Даже пара гитар лежит, которые я не использую.
— Можно продать.
— Нет. А вдруг они понадобятся.
— Наткнулся в Интернете на райдер группы, и сразу вспомнилась ваша песня “Игра наверняка”: “Мы стали респектабельными, мы стали большими”. Райдер — это обязательства принимающей стороны перед артистом. А каковы ваши обязательства?
— Те, кто нас приглашает, понимают, что приглашают именно “Аквариум”. Не “Скорпионз”, не Филиппа Киркорова. Мы делаем именно то, что мы делаем, и не можем делать ничего другого.
— А что вы гарантируете зрителям?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— Вы можете спеть две песни, сказать: “Сегодня что-то не идет”, — и уйти?
— Ну, такого за последние тридцать три года я не припоминаю.
* * *
— Орден вам вручал Путин?
— Орден передала Валентина Матвиенко.
— А в Кремль, что ли, не приглашали?
— Нет. Все произошло на сцене во время нашего концерта. Вышла Матвиенко и вручила.
— Как вы к этому отнеслись?
— Поскольку меня проинформировали об этом месяцев за шесть, был готов.
— Как-то на концерте, транслировавшемся по ЦТ, вы были в штанах, густо исписанных словом “fuck”, и оператор все время старался показывать вас выше пояса…
— Хоть что-то, но я все-таки могу!
— На награждение не эти же штаны надели?
— Признаться, я не помню, в каких был штанах.
— Зато в Кремле вы встречались с Сурковым, о чем было много пересудов.
— Во-первых, не я один, а человек пятнадцать музыкантов и продюсеров. Во-вторых, это было не в Кремле, а в одном московском ресторане. Идея Суркова заключалась в том, что наши музыканты могли бы взять себе время на радио и телевидении и чуть-чуть разнообразить вещание. Потому что не так много сейчас транслируют того, что можно смотреть и слушать. Я сам давно веду программу на радио и вполне доволен. Слушатели, судя по всему, тоже. Но, к сожалению, никто из музыкантов на это не отреагировал.
— Власть предлагала телевидение для рокеров? Что-то новенькое.
— Сурков не является властью. Сурков — человек, занимающий высокий административный пост, но он не может заставить телеканал начать передавать что-то хорошее.
— Но если Сурков попросит Путина, а Путин попросит телекомпанию…
— Телекомпания попросит что-то в ответ.
— Если телекомпания много попросит, ее хозяин поедет отдыхать куда-нибудь на урановые рудники.
— Думаю, все не так просто. У нас время достаточно капиталистическое, и на любые просьбы надо чем-то отвечать. И Сурков это прекрасно понимает. Речь шла, кажется, о телеканале “Культура”, где Земфира, или Бутусов, или “Сплин”, или кто-то другой могли бы получить час, чтобы показывать то, что им интересно. Я бы это смотрел. Но, к сожалению, они все заняты своими делами. Так что встреча прошла не на ура. Рокеры били себя в грудь и кричали: а) мы независимы, б) сколько нам за это заплатят. Вот полное содержание двухчасового разговора.
* * *
— Вы говорили, что дом — это место, где хранятся книги и музыка и учатся дети. Где это место сейчас?
— Все там же, на Невском.
— Тот же знаменитый дом, где исписан весь подъезд и на лестницах живут фанаты?
— Нет, то была мансарда служебной жилплощади, и оттуда я съехал в 1988 году. Сейчас в моем подъезде компании не собираются и стены не исписаны.
— Это признак чего?
— Того, что люди стали более тактичными.
— Или замок кодовый на двери?
— И замок есть. Знаете, довольно неприятно, когда люди все время сидят на лестнице. Это и мне мешает, и соседям. Теперь появились клубы, на лестнице сидеть не обязательно.
— Для многих “Аквариум” примерно такой же символ Питера, как “Аврора”...
— Только мы передвигаемся больше.
— Так вот, объясните как символ: что у вас творится? Культурная столица, а иностранцев убивают чуть ли не каждую неделю.
— Петербург всегда был неоднозначный город, достаточно Гоголя почитать, чтобы в этом убедиться. Город постепенно становится лучше, но нужен кто-то типа Лужкова, чтобы реально его сдвинуть с мертвой точки. Матвиенко пытается делать что может, но пока у нее не очень получается. Ведь город был в разрухе семьдесят лет. Требуются огромные вложения, чтобы хотя бы дороги сделать.
— Когда-то по ТВ был сюжет из Воронежа, где “аквариумисты” разбирались с гопниками.
— Наоборот, гопники с “аквариумистами”.
— Ну да. Казалось бы, Питер — город “аквариумистов”, а получается…
— Скинхедов очень много. Не знаю, сколько, но знаю, что у нас там неблагополучно.
* * *
— На сегодняшний день “Аквариум” — это кто?
— “Аквариум” — шесть человек на сцене и еще несколько обеспечивающих свет, звук и все остальное. Игорь Тимофеев играет на гитаре, флейте, саксофоне, дудуке, кларнете и на всем остальном. Перед тем как начать играть у нас на гитаре, он считался лучшим молодым саксофонистом России. На басу играет Андрей Светлов, который в принципе живет в Париже, но на гастроли приезжает к нам. Остальные — “старенькие”: Борис Рубекин — клавиши, Андрей Суротдинов — скрипка, Олег Шар — перкуссия. И я.
— В “Аквариуме” большая “текучесть кадров”. Вы, наверное, скажете, что это из-за названия.
— Нет. Просто в группе играют те люди, которым в данный момент это интересно.
— А почему уходят?
— По разным причинам. Олег Сакмаров захотел попробовать себя в большей свободе, чем у нас. Был у Бутусова, а потом начал петь свои песни. Алик Потапкин, наш блестящий барабанщик, сказал, что он больше уже ничего не может сделать, все что мог сделал.
— Выжали все соки и отпустили?
— Да, у нас жуткая потогонная система. Все, на что человека хватает, мы изымаем.
— А кто набирает новых людей — вы или продюсер?
— А мы не набираем. Пока не появился Светлов, я думал, что будем играть без баса. Но он появился и был так хорош, что мы сделали ему предложение, и он не смог отказаться.
— Откуда появился?
— Приехал в Питер из Парижа играть на джазовом фестивале. Мы записывали какую-то песню, и нам отчаянно был нужен басист. Мы уже попробовали одного хорошего мальчика, но потом пришел Светлов и сыграл лучше. Решили, что ему имеет смысл играть постоянно. Он бросил свои французские дела и половину времени проводит теперь здесь. Так что никого не ищем. Петь я могу и один. Просто одному хорошо, а если будут клавиши — лучше, а если будет еще и басист — еще лучше.
— Чисто музыкально или жить лучше?
— Жить так тоже лучше, потому что мы никогда не были музыкальными людьми. В “Аквариуме” играли те, кому это интересно. Бывало, человек не умеет на чем-то играть, но требуется, чтобы он на этом играл. И он выучивался и играл.
* * *
— Почему “Брадяга” на афишах пишется через “а”?
— А откуда взялся “превед” вместо “привет”?
— Вы захаживаете на сайты “пАдонков”?
— Сознательно не хожу, но если случайно поисковая система туда выносит, с удовольствием воспринимаю. Кстати, на пластинке написано через “о”, а на афишах в Москве — “брАдяга”.
— Ага, концептуально, значит? Намек на московский говор?
— Нет, не концептуально. Если я иду и мне нравится цвет неба, это концептуально? Просто понравилось.
— А книжечка у Вас есть, чтобы на ходу случайные фразы записывать, которые потом войдут в песни?
— Могу сказать точно: есть. Но это электронная записная книжка, и она, как правило, рушится раз в четыре месяца. И погребает все безвозвратно. Остается только то, что в голове сохранилось.
— Последние ваши концерты были в Прибалтике. Приходит в основном русскоязычная публика?
— В Риге процентов семьдесят было латышей. Кстати, рассказывали, как они ведут культурную жизнь: выпивают две бутылки водки и ставят “Аквариум”. Это для меня очень большой комплимент.
* * *
— Вы в хорошей форме, неужели поменяли отношение к спорту?
— К спорту я всегда относился с уважением. Просто сам не занимался. Чуть-чуть занимаюсь йогой, если есть на это время.
— Но йогой нельзя заниматься периодически.
— Вот я и пытаюсь не периодически. Но не всегда получается.
— А на игры “Зенита” вас не затаскивали? В Питере же это почти городская религия.
— Я единственный раз был с Макаревичем на футболе, в Тбилиси в 80-ых годах. Играла английская команда против грузинской. Вот тогда это было религиозное событие. Но мы с ним выпили бутылку водки в течение первых пятнадцати минут и оттуда как-то ползком ушли.
— После фестиваля “Тбилиси-80” в газетах группу обвиняли в пропаганде мужеложства, инцеста и чего-то там еще.
— Да, тогда мне досталось… У меня нет твердой точки зрения, поскольку я не имею отношения к решению этой проблемы. В разумных и человеческих государствах как-то ухитряются мирно сосуществовать все. Решать, хорошо это или плохо, я бы не стал.
— А хорошо, чтобы наше государство было разумным?
— Безусловно. В разумном государстве легче живется гражданам.
— Вы как-то сказали, что счастливый человек — это тот, у которого нет своего “я”. Как это?
— Чем меньше человек думает о себе, чем больше он думает о благе людей вокруг себя, тем он ближе к совершенству. Как говорил один мудрец, свойство Бога — отдавать, свойство человека — брать. Чем больше человек отдает, тем ближе он к Богу. Согласитесь, что Бог, наверное, счастливей человека. Поэтому чем больше отдаешь, тем ты счастливее, тем меньше у тебя своего “я”. И в идеале ты сливаешься со всем хорошим, что есть в мире. Ты все воспринимаешь, но ты не думаешь о себе. А все несчастья оттого, что человек думает о себе.
