В советское время летние лагеря были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы: подъем под звуки горна, линейки, строевые купания, пионерские костры и обязательные игры в “войнушку”.
Сегодня детишек на отдыхе “строят” по-разному, кто во что горазд. Где-то пускают в свободное плавание — гуляйте хоть всю ночь, плодитесь и размножайтесь. А где-то даже подают кофе в постель.
Корреспондента “МК” угораздило поработать пионервожатой в т.н. психологическом лагере — там, где ребята не только загорают-купаются, но и учатся общаться друг с другом и столбить себе место под солнцем.
Маглы и волшебники
— Много бегать детям не давай, — напутствовала меня подруга с многолетним вожатским опытом. — Из-за этого у моего подопечного как-то в конце смены приступ грыжи случился. Психологический лагерь? Тоже была, там все не по-людски. Мы сидели и ждали, когда дети пожелают прийти на наши занятия. Часа через два кто-нибудь явится, мы хлопаем в ладоши и радуемся: “Ура-ура! Как хорошо, что вы пришли!” По ночам от злости мы колотили подушками о кровати.
— В прошлую смену ездила в крутой крымский лагерь, — рассказывала вторая приятельница. — При каждой встрече со взрослыми детей обязали кричать: “Привет! Мы любим вас!” И так по сотне раз на дню. Через час хотелось оттуда удрать...
Так что я с немалой опаской отправилась в один из подмосковных лагерей, который специализируется на новейших психотерапевтических методиках. Мои опасения усугубились, когда, бродя по огромной территории в поисках администрации, я увидела мальчика, отчаянно кричавшего в мобильник: “Мама, я так устал! У нас здесь лошади, бассейн, экскурсии, чемпионат лагеря по футболу… Я уже не могу так отдыхать!”
Дальше — больше. Впереди в лесу — небольшой костер. Человек десять ребят направляют на огонь какие-то палки. Подбираюсь ближе и слышу, что идет “наполнение личных волшебных палочек энергией света и волшебства”. Тихонько подхожу к трем пионервожатым, стоящим чуть поодаль.
— Хотите работать в нашем отряде? Не знаю, не знаю… Тут у нас только волшебники, обычных людей в наш мир не пускаем, — говорит руководительница Алина Козлова. — Даже родительские дни отменили. И с детьми из других, не психологических отрядов нашим подопечным общаться не позволяем. Потому что все они, в отличие от нас, — маглы. То есть простые люди.
— Кто???
У меня округляются глаза. Мама родная, куда я попала? Это пионерлагерь или психушка?
— Мы объясняем ребятам, что маглы мало что знают о нашем мире, — добавляет другая девушка, Ольга. — Как вас взять? Вы — магл, поэтому не имеете права управлять волшебниками, то есть детьми!
Несмотря на все усиливавшееся ощущение дурдома, я продолжаю уговоры. В конце концов, решено принять меня, но с условием: я буду считаться посланницей от Верховного советника — этакого невидимого правителя. Как раз завтра советник должен прислать свое письмо, которое сочиняют девушки-вожатые. “Это похоже на то, как действуют некоторые одинокие мамы, — объясняет мне Алина. — Реально папы нет. И все же мужская фигура присутствует в семье. Папа — моряк или космонавт — пишет письма, передает через маму подарки, а если что, может рассердиться. Для детей важно, что хотя бы виртуально в семье есть мужское начало”.
Страсти вокруг власти
Моя соседка по комнате Наташа третий год в свой отпуск работает вожатой — здесь их называют тренерами.
Наташа знакомит меня с правилами игры: ребята должны собрать пять амулетов, и тогда они смогут управлять своей страной сами. “В обычной жизни у детей мало возможностей побыть самостоятельными — вот мы и стараемся предоставить такой шанс, — объясняет она. — За порядком следит управляющий. Это выборная должность, причем проголосовать дети должны непременно единогласно”.
Как раз сегодня и решается этот самый главный вопрос — вопрос власти. Я не сомневаюсь, что выборы пройдут легко: 15-летний Миксер (волшебники не могут зваться Петями и Машами, они выбирают себе особые, иногда довольно странные имена) выглядит реальным лидером. Но Миксер неожиданно снимает свою кандидатуру — после того, как ему объяснили, что после избрания управляющим ему не разрешат общаться с ребятами из других отрядов. Дело в том, что он, как самый старший и опытный, до сих пор пользовался такой привилегией.
— Не-а, на фиг, не хочу! — бубнит Миксер в ответ на уговоры тренеров. Ничего не поделаешь: желание посещать чужие дискотеки явно преобладает над жаждой власти.
Зато все остальные страстно стремятся править.
— Если бы здесь не было твоей кандидатуры, за кого бы ты проголосовал? — спрашивают тренеры каждого из ребят.
— Ни за кого! — упрямо твердит 10-летняя Синди. — Хочу править только сама!
— Проголосуй за меня, и я с тебя не буду штрафы брать, — шепчет соседу 12-летний Орел. После часа препирательств консенсуса достичь так и не удалось, и на завтра назначаются повторные выборы. Вернувшись в палату, Синди жалуется мне плаксивым голосом: “Я так мечтаю стать правительницей! Я буду самой лучшей, самой доброй! — И тут же пресекает робкие попытки соседок посягнуть на власть: — Вы же не хотите, правда? Это же очень сложно. А я смогу!”
— Почему тебе так хочется этого? — удивляюсь я.
— Я никогда не руководила — ни в садике, ни в школе, — ноет девочка. — Если бы я правила, меня все слушались, уважали и любили бы!
Забавно, что власть вызывает у детей и взрослых одни и те же иллюзии…
Задания виртуального папы
На другой день с трудом просыпаюсь от громкого неестественного кукареканья. Смотрю на часы — восемь. Нам можно спать еще целых 40 минут! Но лагерный петух не умолкает. Динамик радио, кажется, направлен прямо в наше окно. Протирая глаза, обсуждаем с Наташей, с каким удовольствием свернули бы им обоим — и динамику, и петуху — шею.
На общей лагерной линейке бурно возмущается какой-то мужичок. Оказывается, местный житель. Его участок граничит с территорией лагеря. Вчера утром он специально приходил, чтобы предупредить ребят: хотя клубника поспела, лазить за ней на его огород нельзя — его охраняет огромный злой пес. Предупреждение подействовало: уже сегодня ни одной ягоды он не нашел. Выяснилось, что мальчишки захватили с обеда колбасу, прикормили собаку и привязали ее к забору, а потом спокойно обобрали всю клубнику.
После завтрака все собираются вместе. Я, как посланник Верховного советника, передаю письмо от своего шефа: “Выполните до обеда три моих задания — получите талисман!” Несколько часов ребята ищут древние манускрипты (которым мы ночью старательно придавали потрепанный вид), отгадывают загадки и выполняют прочие задания Верховного советника.
Одно из них — всей команде нужно пройти по бревнышкам в длинной канаве и ни разу не коснуться земли. Многие соскальзывают, падают. Мы заворачиваем обратно всех: если кто-то один ошибается, все делают задание снова — воспитание командного духа.
— Не буду я с вами играть! — неожиданно вопит Орел и со слезами валится на землю. — Я уже два раза прошел, а вы все падаете!
Все объяснения насчет того самого командного духа на него действуют плохо. Уговаривать Орла приходится аж до самого обеда.
Вообще-то большинство детишек в нашем “продвинутом” психотряде — не подарок. Меня даже берут сомнения, с кем труднее: с хулиганьем из неблагополучных семей или с этими вот баловнями обеспеченных родителей.
Сразу после тихого часа выбегаем из корпуса на истошные крики. Это Модем, 13-летний малец, упитанный и крупный не по годам, поссорился с одним из приятелей, сгреб его в охапку и куда-то поволок. Оля и Наташа, как назло весьма миниатюрные дамы, повисли на Модеме, как охотничьи собаки, травящие медведя.
— Пустите! — орет на бегу паренек, продолжая тащить на себе всех троих. — Отстаньте! Я родителям пожалуюсь!
Такая жалоба — серьезная угроза. Многие детишки понимают это и пользуются на всю катушку. Родители ждут от лагеря чуда — что их избалованное дитятко за 12 дней станет образцово-показательным — и бывают очень недовольны, когда этого не происходит.
Успокоить Модема удается не скоро — грозить наказаниями и вообще наказывать детей в этом лагере нельзя. После долгих уговоров он нехотя отпускает свою жертву.
Жизнь деловая и половая
Умение считать деньги — в наши дни навык необходимый, и в лагере много внимания уделяют этой теме. Мне показывают денежные знаки волшебной страны — тибрики, которые по цвету похожи на старые советские купюры. Название денег поначалу вызывает легкое недоумение — от слова “стибрить”, что ли? На каждой надпись: “Подделка денег очень не одобряется”. Зато одобряется их зарабатывание. Это можно сделать, работая в лагерном магазине, в “Желтой газете”, в местной “скорой помощи”. Без денег тут никак не обойтись: за проживание в лагере сборщик налогов раз в два дня взимает пошлину. Несколько часов в день работает магазин, где за тибрики можно купить леденцы, жвачку и украшения.
Другая сторона взрослой жизни, к которой активно готовят ребят, — любовь. Мне рассказывают, что на днях в лагере состоялась первая свадьба. Торжественно, с танцами и фейерверками, с фатой на невесте, которую та сама сделала из занавесок.
— Свадьба?! — изумляюсь я. — Пардон, а сколько же лет жениху и невесте?
— Пятнадцать и четырнадцать, — припоминает Наташа, ничуть не смущаясь.
— И как родители отнеслись к такому результату психологической смены?
— Нормально, — пожимают плечами тренеры. — Это же первая любовь, а наш ритуал придал ей большей романтичности и весомости. Так мы легализуем в лагере тему отношений между полами. Тебя, наверное, волнует вопрос первой брачной ночи? Нет, наши молодожены на нее не претендовали, они ребятки скромные… Вообще интимные темы у нас не обсуждались. У новобрачных есть привилегия гулять вечером вдвоем по территории лагеря. По поводу секса не волнуемся — им заняться просто негде, все хорошо просматривается, а в палатах всегда есть кто-то из тренеров.
Выяснилось, что в лагере часто случаются помолвки. Это когда к тренерам, то есть Верховным правителям, приходит юная пара и просит разрешения пожениться. Те рассказывают влюбленным об ответственности за любовь и семью (если в смене есть тренер-мужчина, то это его обязанность). Задают вопросы о чувствах, о том, зачем ребятам нужно именно “официально” оформлять отношения, — чтобы убедиться в серьезности намерений. Дают три дня на раздумья. Как правило, помолвленные больше не приходят. Обычно в отказ уходят мальчики — они не решаются взвалить на себя груз забот о семье, пусть даже игровой.
Сегодня у нас — очередная помолвка. Высокая, рано оформившаяся Гортензия под руку с серьезным очкариком Битумом предстают пред светлые очи Верховного совета.
— Понимаете ли вы, что после свадьбы не должны будете танцевать на дискотеке с другими? — сурово вопрошает жрица.
— Да! — радостно откликается Битум.
— Как? — округляет глаза 13-летняя Гортензия. — Почему? Нет, я так не согласна…
Помолвка терпит крах еще до своего завершения — Гортензия признает, что еще не готова посвятить себя одному-единственному, и ей даже не требуется трех дней на размышления.
