Актер театра и кино — что означает это звание
в сегодняшней жизни? Почему одни актеры бедствуют без работы, а другие в это время замыливают зрителям глаза? Валерий Гаркалин, звездный час которого случился после фильма “Ширли-мырли”, не принадлежит ни к первым, ни ко вторым.
Он выбрал свой путь, который называется “антреприза”. Его девиз: каждый день на сцене!
“Квартира есть, дачи и машины нет и не будет”
— Как капитализм преобразил вас и вообще российский актерский мир?
— Самым лучшим образом. Потому что возникло замечательное движение под названием “антреприза”. Если артист в нее попадает, если ему посчастливилось, то он зарабатывает на порядок больше, чем если бы он остался работать в академическом театре.
— А вам посчастливилось?
— Да, я, можно сказать, лидер этого движения. (Смеется.) Играю по всей России, а также в ближнем и дальнем зарубежье.
— Ну и как вы материально обеспечены?
— Слухи о том, что я получаю какие-то баснословные деньги, сильно преувеличены.
— Квартира хоть есть?
— Квартира есть, дачи нет и не будет. Потому что вся моя жизнь только в городе.
— Машина?
— Машины нет и, наверное, тоже не будет, потому что ездить по Москве — это сколько же надо нервов и усилий?!
— Да, у актеров нервная система обычно очень подвижная…
— А я ее берегу, она мне для другого пригодится.
— Ну, зато я точно знаю, что у вас есть знаменитые уже на всю Москву бриллиантовые запонки!
— Вы помните? Так вот, с того моего выхода в свет они пылятся, больше я их не надеваю. Хотя благодаря им я понял — не в бриллиантах счастье, человека судят все же не по одежке.
— Тем более никто у нас толком в бриллиантах не разбирается.
— Не умеют. (Смеется.)
— Нравится вам быть героем светских хроник?
— Я не испытывал какого-то повышенного внимания именно этой категории журналистов. Только один раз я был огорчен, когда в какой-то газете вдруг сообщили, что я, значит, теряю волосы. При этом еще нахожусь в глубокой депрессии.
— Волосы выпадают, зубы вываливаются...
— Такой вымысел мне не по душе.
— А то, что вы всю жизнь живете с одной женой, — это правда?
— Да, уже 29 лет.
— Дети есть?
— Дочь. Она в этом году вышла замуж. Я с радостью об этом сообщаю всем. Ее избранник — Яша Кашин, замечательный музыкант, виолончелист, работает в оркестре Спивакова, а не в оркестре “Виртуозы Москвы”, как уже где-то написали.
“Меньшов сам пробовался на мою роль в “Ширли-мырли”...”
— Теперь о профессии. Если бы не “Катала” и “Ширли-мырли”, был бы сейчас вот такой Валерий Гаркалин?
— Каждому актеру нужно попасть именно в такую категорию картин. Я бы еще сюда приписал “Белые одежды” — они очень широко показывались по телевидению, это сериал, каких теперь уже не делают. Каждая серия была по час пятьдесят. Это серьезная экранизация большого романа. Вот с таких картин и начинается актерская слава. О них можно говорить без стеснения.
— И о “Катале” тоже?
— Однажды на “Киношоке” молодые ребята из охраны, по 18 лет, говорили со мной о “Катале”. Тогда еще не было картины “Ширли-мырли”. А “Катале” к тому времени было около 10 лет… Представляете? Когда фильм снимался, им не было и 10! Значит, подумал я, если те события, судьба героя, которого я играл, попали им в душу, значит, наша работа с Сережей Бодровым была не напрасной.
— Тем более что он вас отстаивал на роль?
— Сережа проявил настоящие чувства крестного отца.
— И Владимир Меньшов тоже поддержал в “Ширли-мырли”?
— Поддержал, но, так сказать, казуистическим образом. Он меня утверждал в течение года. (Смеется.) Владимир Валентинович — замечательный режиссер, прекрасный художник, но он человек ответственный, пытливый и жесткий. Он очень сомневающийся. Мне кажется, это уже не секрет, не тайна, что и сам Владимир Валентинович пробовался на эту роль, он сам для себя же себя и пробовал...
— Надо же, как сильно сомневался! А что значит случай в судьбе артиста? Или нужны деловые качества, важно примкнуть к какой-нибудь группировке?
— Я верю только в судьбу. После дикого конкурса, после обучения в театральном и выпуска наступает момент, когда судьба каждому готовит шанс. Важно его почувствовать. Надо научиться так обострять свою психику, чтобы быть чутким к этим знамениям.
— У вас были такие знамения?
— Да, я помню, что Миша Зонерштраль, замечательный артист Театра сатиры, который погиб, к сожалению, позвал меня в свою работу. Ему очень нравился Мрожек. А я в это время уже репетировал Мрожека в театре-студии “Человек”. Этот спектакль я до сих пор играю с неизменным успехом, это один из выдающихся спектаклей, в которых я когда-либо участвовал, — без ложной скромности могу сказать. Ну так вот, сначала я думал отказаться. Сразу два Мрожека — как на двух стульях усидеть. Но потом понял — что-то в этом есть. И вот что вышло: этот автор пришел в мою жизнь и озарил ее своим, так сказать, талантом. Под светом этого польского абсурдиста я прошел первый этап своей жизни. Потом наступил момент, когда я стал репетировать Мрожека у Козака с Аллой Сигал, Сашей Балуевым, Максимом Сухановым, Леной Шаниной. В ту пору произошел еще один Мрожек. Он произвел впечатление на всех, и на Меньшова в том числе. Бодров, увидев меня в “Стриптизе”, сказал, что именно комедийные артисты способны выполнить любую драматическую задачу. Я попал в Театр сатиры. Все совпало.
“Я долго играл правую ножку левого слона”
— Как часто может артист мелькать на экране и должна ли быть здесь мера? Вот вопиющий случай с Меньшиковым. Сначала показывают “Золотого теленка” с ним, а через пару месяцев он уже доктор Живаго. Пусть он будет трижды гениален, но лицо-то ведь то же самое!
— Ну, здесь я не разделю вашего злорадства. Обо мне в театральных кругах тоже говорят, что я играю спектакли чуть ли не каждодневно. По этому поводу и Балуев очень часто проходится. Мол, где же та бочка, в которой ты не стал затычкой? Но я по этому поводу давно решил — можно сидеть годами, ждать своего Гамлета. Но когда ты не играешь, не практикуешься — что будет? Наша профессия прежде всего практическая, согласитесь. Нужно каждодневно или хотя бы три раза в неделю выходить на сцену и публично о чем-то говорить. Понимаете? Иначе квалификация утрачивается.
— Это вы на Меньшикова намекаете?
— Одно время Олег закончил со съемками, у него было очень мало ролей. Причины могут быть самые разные. Я не могу сказать за него. Но я повторяю, надо часто работать.
— Некоторые рады бы — да не предлагают…
— Поверьте, есть возможность три раза в неделю выходить на сцену. В любом качестве.
— А вы выходили в этом “любом качестве”?
— Конечно. Я пережил большой опыт артиста кукольного театра, где я очень долго играл правую ножку левого слона по центру. (Смеется.)
— В каком спектакле?
— “Ноев ковчег”.
— Это слон, которого грузили...
— Да, на ковчег — каждой твари по паре.
— А в телесериалах вы тоже готовы участвовать в любом качестве?
— Знаете, мне столько не предлагают, как 6—7 лет назад. Телефон молчит.
— Может, сломался?
— Иногда проверяю, включен ли он сегодня... (Смеется.) Не стоит по этому поводу сильно впадать в депрессию. Наоборот, мне кажется, есть смысл подумать над чем-то другим. Может быть, заняться другой работой. Или вообще просто пожить, понимаете?
— Можно, конечно, и пожить, если рассматривать антрепризу как халтуру...
— Ну вот, опять начинается! Я в антрепризных спектаклях играл с такими выдающимися артистами современности, какими являются Армен Джигарханян, Наталья Гундарева, Таня Васильева, — это все народные артисты, которых любит народ. И не за халтуру же он их любит?!
— И все же есть у антрепризы какой-то душок!
— Поверьте мне! Я проработал 12 лет в прославленном Театре сатиры. Я этим горд и вспоминаю с нежностью… но за эти 12 лет я не участвовал ни в одном шедевре, поверьте мне. (Смеется.)
— Не поверю!
— Да, к сожалению. Были спектакли хуже, лучше... За многие спектакли мне стыдно, что я в них участвовал. Если позволите, я могу назвать их халтурой. Понятно теперь, какой ответ на этот вопрос?
— Понятно. Уел, уел. И глаз так зло блеснул.
— Да-да. Халтурный глаз...
“Водка — заблуждение, уж поверьте моему опыту...”
— Вы где-то рассказывали про свои скитания по России, как ехали на поезде, а за окном какие-то серые люди — все идут, идут куда-то. И так вам грустно стало, что вы тут же уехали в Европу, где все улыбаются, потратили на это все заработанные деньги...
— Я вообще считаю: если ты живешь долго в одном месте и тебе кажется, что вокруг происходит что-то не то, что жизнь останавливается (ну, каждый переживает подобного рода минуты разочарования от собственной родины), то нужно просто “сбить краску”, как говорит мой друг Рома. Он утверждает: “Надо просто поменять местоположение”. И действительно, надо просто выехать из страны, где эти серые зоны, люди, законы, чтобы с огромной нежностью вернуться в эту серость и вновь ее полюбить. (Смеется.)
— Какими еще средствами спасаетесь от депрессии? Это профессиональная актерская болезнь?
— Жизнь — она не имеет правил. Она имеет законы, но это игра без правил. И здесь, конечно, наступают депрессивные минуты. И что же делать? У каждого свои методы. Мне по душе Пушкин: “Откупори шампанского бутылку…”
— Или бутылку водки...
— Нет, это не выход, это, наоборот, углубление в депрессию — уж поверьте моему алкоголическому опыту.
— А с виду про вас не скажешь.
— Водка — это заблуждение. Никакой алкоголь не принесет радость вместо горя. Он только усугубит ситуацию, сделает ее более неразрешимой, искаженной — во как сказал! Ведь иногда причина депрессии очень ясна и проста, а алкоголь все запутывает. Как правило, алкоголик ищет причины не в себе, а в окружающих...
— По Первому каналу показали документальный фильм про “Кавказскую пленницу”. Замечательный, но грустный вышел фильм. Женщины обрыдались. Вот почему всегда так — смех заканчивается слезами? Все умерли, вся жизнь прошла…
— Бомарше когда-то сказал: “Я бы плакал, если бы так не хотел посмеяться”. И наоборот. В этом высшая степень трагикомического. В основе любой хорошей комедии лежит печальная тема. Я, кстати, лично был знаком с Шуриком — Александром Демьяненко. И снимался с ним в одной картине, в “Белых одеждах”. Это был очень мрачный человек, глубоко мрачный. Мне кажется, что судьбы артистов… нельзя проецировать на их героев. Артисты — это одно, человеческая жизнь — другое.
— Актеры — чувствительные люди. Вы по жизни часто расстраиваетесь?
— Плачу я на сцене. А так жизнь моя — радостная.
— Неужели в окружающем вас мире ничто не возмущает до глубины души?
— Нет, есть такие гневные минуты, когда я смотрю, например, наши телевизионные ток-шоу, где людей провоцируют, чтобы они начали нехорошо себя вести. По этому поводу Армен Борисович Джигарханян сказал: “Нет, я не их осуждаю, мне хочется заглянуть в глаза тому, кто сказал им, что они имеют право это делать”.
— Валерий, почему про актера принято говорить “талант”, если он только становится известным? Почему дифирамбы поют только избранным?
— Я думаю, что талант — величина непостоянная. И когда-нибудь наступает день, когда слава кончается. Поэтому хотя бы на это короткое время публике стоит быть поласковее с нами, актерами...
