Завтра у знаменитого советского, затем американского, а теперь российского писателя Василия Аксенова — день рождения. Ему исполняется 74 года, с чем его и поздравляем. За полвека он дал десятки, если не сотни интервью, но в эти дни хотелось выбрать какую-нибудь необычную тему. И тут я сообразил, что Василий Павлович — один из немногих современных прозаиков, которые много писали о спорте; эта тема и стала центральной в нашем разговоре. Среди героев Аксенова есть футболисты и хоккеисты, боксеры и баскетболисты, теннисисты и шахматисты. А главная героиня последнего романа писателя “Москва Ква-Ква” Глика Новотканная — бронзовый призер по гребле на Олимпийских играх в Хельсинки-1952…
Стадионы и болельщики, любители и профессионалы, победители и неудачники — атрибутика многих произведений писателя. Сам он когда-то играл за медицинский институт в баскетбол, любит побросать мяч в кольцо и сегодня. Раньше в Вашингтоне, а теперь в Биаррице, что на границе Франции и Испании, под окнами дома писателя — баскетбольная площадка, на которой он проводит немало часов.
Бильярд
— Один из героев вашей культовой повести “Коллеги” — Карпов, человек с шахматной фамилией…
— Нет-нет, тогда шахматного Карпова и в помине не было. А мой герой играл во что угодно, только не в шахматы. Помните, он говорит: “Я спортсмен. Разве не видно? А больше всего люблю бильярд…”
— Как богемный человек вы, наверное, и сами увлекаетесь бильярдом.
— Всю жизнь баловался, но на примитивном уровне. Правда, недавно произошло нечто невероятное… Я был в гостях у журналиста из “Московских новостей” Грызунова, где присутствовали также посол Грузии в Москве, подзабыл фамилию, и бывший министр иностранных дел Козырев. И вот, поговорив о том о сем, мы решили сыграть двое на двое. Мы с Козыревым — два бильярдных лоха — против другой пары, настоящих профессионалов. И случилось чудо: мы их обыграли. В жизни не было такой кладки — все шары сами ложились в лузу. Дальше, как полагается, побежденные полезли под стол и кукарекали.
Шахматы
— А в шахматы вы кого-нибудь заставляли кукарекать?
— Когда-то я был крепким любителем. Но похвастаться успехами Леонида Зорина или Аркадия Арканова не могу.
— В вашем рассказе “Победа” два пассажира поезда — гроссмейстер и “чайник”, на кулаке которого татуировкой обозначено “Г.О.”, играют в шахматы. Случайный попутчик сразу узнал гроссмейстера и загорелся “немыслимым желанием немыслимой победы”. В основе рассказа лежит какой-нибудь реальный случай?
— Абсолютно все выдумка. Я начал писать его как юмористический. Это было зимой в Дубултах, за окном лежали огромные сугробы. Днем я наблюдал, как два писателя-шахматиста безобразно спорили, ругались, и я подумал: пойду набросаю что-нибудь смешное про них. Взял ручку и… забыл обо всем на свете, включая этих писателей. Писал всю ночь и сам не ожидал, что сюжет поведет меня совсем в другом направлении. Я испытывал какое-то странное состояние, видимо, то, что называется вдохновением.
— Как шахматисты восприняли рассказ?
— После “Победы” я как-то встретил Тайманова, и он оказался большим поклонником рассказа, высказал много комплиментов. А вот Таль упрекал меня, полагая, что это апология поражения: настоящий игрок никогда так просто не отдаст победу.
— Вы встречались со многими шахматистами?
— Вспоминаю один смешной случай. Опытный журналист, член Союза писателей Саша Кикнадзе в 1978 году собрался на матч Карпов—Корчной. В ЦДЛ увидел меня и взволнованно сообщил: “Завтра улетаю в Багио”. “Здорово, — поздравил я его. — Передай там привет. Скажи, что мы все следим и поддерживаем…” — “Да, обязательно передам Анатолию Евгеньевичу”. — “Так и скажи Виктору Львовичу, что мы, писатели, за него горой, горячо болеем”. Кикнадзе чуть дара речи не лишился.
— Сейчас вы следите за шахматным процессом?
— До эмиграции следил внимательно. А потом жизнь меня закрутила…
— Знаете, например, кто сейчас чемпион мира?
— Само собой, Каспаров.
— А вот и не угадали. Между прочим, он уже пять лет как не чемпион.
— Вы меня убиваете. А кто же?
— Честно говоря, я и сам не знаю. То ли Крамник, то ли Топалов…
— Что-то тут сильно запутано…
Футбол
— Наверняка вы общались со знаменитыми футболистами.
— В 60-е годы наша веселая богемная компания вела дружбу с игроками ростовского СКА — Понедельником и другими. Потом к нам примкнул Бобров. Мы вместе посещали “Современник”, бузили, кутили. Приятно вспомнить. А в 1962-м я летел в Японию с писательской делегацией. И оказался в одном самолете с московским “Динамо” — в Токио у них были товарищеские матчи. Я сидел рядом с Игорем Численко, а сзади расположился Лев Яшин. Мы разговаривали о том о сем, и вдруг Игорь обращается ко мне: “За нами тут стукач присматривает, так из-за него даже выпить нельзя. Знаешь, — говорит, — ты закажи у стюарда виски”. Заказал. Численко открыл виски, лег на пол самолета и выпил свою долю. “Теперь ты ложись”, — говорит. А мне-то чего ложиться? Я спокойно отхлебнул пару глотков. Потом Игорь обернулся и говорит Яшину: “Левка, выпить хочешь?” “Очень”. — “Ложись тогда”. И Яшин полез под кресло...
Легкая атлетика
— Каким спортом вы сами увлекались в школьные годы?
— В 15 лет я был помощником пионервожатого в лагере под Казанью, и там один спортсмен, работавший физруком, втянул меня в легкую атлетику, спринт. Он проверил мои старты на секундомере и сказал: “Какая-то у тебя немыслимая прыть, результаты просто невероятные”. Думаю все же, что его секундомер был не в порядке. Физрук научил меня прыгать в высоту стилем хорайн, или, иначе, перекатом (Фосбюри тогда еще и не родился). И вот я в школе со своим стабильным прыжком 1 м 60 см стал регулярно побеждать. Причем никакой экипировки после войны не было: ни тапочек, ни шиповок, ни кроссовок.
Баскетбол
— В повести “Звездный билет” я обнаружил баскетбольный эпизод, в нем фигурирует даже знаменитый Чемберлен. А ведь вы и сами когда-то играли в баскетбол?
— Почему играл — я и сейчас играю, правда, в основном во Франции. Кстати, до эмиграции я лет тридцать не брал в руки мяча. А в Америке шел как-то по тропинке, смотрю — в кустах валяется мяч, а рядом щит с кольцом. Стал делать броски и подумал: “Елки-палки, как же это потрясающе!” С тех пор уже лет двадцать тренируюсь. В основном сам, но иногда приходят мальчишки какие-нибудь — с ними и играю. Попадание, кстати, невероятное — сам удивляюсь. Из трехочковой зоны — бух-бух-бух.
Теннис
— Почему в “Московской саге” ваши герои играют в теннис? Ведь Ельцина тогда еще не было, а в 20—30-е годы шахматы были гораздо популярнее.
— Все верно. Но элита, правительственная и военная, играла в теннис. У Трифонова есть гениальный рассказ на эту тему — “Игры в сумерках”, он как раз относится к 1937 году. А в “Советском спорте” решили, что это спортивный рассказ, и напечатали.
Бокс
— В конце 60-х в “Литературной газете” был напечатан ваш рассказ о боксере “Поэма экстаза”. Почему вы не включили его в книги?
— Да, хороший был рассказ. Главный герой — боксер-левша, суперменистый такой юноша, всех побеждает, у него какой-то божий дар. Увы, я потерял рассказ, вот его нигде и нет.
Автогонки
— Судя по повести “Поиски жанра”, вы хорошо разбираетесь в автомобилях.
— Первым моим автомобилем был чудовищный “Запорожец”. Я никогда не знал, поедет он или нет, и больше лежал под машиной, чем сидел за рулем. А потом появились “Жигули”, я был одним из первых покупателей и ловил такой кайф , не мог остановиться — ехал, ехал, ехал. В 1972-м отправился в Болгарию, а там один поляк мне говорит: “Вы все в СССР — идиоты. Не знаете, что есть соглашение, по которому вы можете без всякой визы въехать в любую страну Восточного блока”. И я проехал все страны, включая Югославию. В итоге и появилась повесть, кстати машины разбивал неоднократно. Однажды это случилось на ледяной дороге из Москвы в Питер. А в Минске в меня ночью врезался пьяный поливальщик. Машина вдребезги, а я, как видите, жив.
