Вчера Минкульт ждал гостей. Что логично. Кражи (Эрмитаж, РГАЛИ и проч.) состоялись, уголовные дела заведены, директоров сих заведений пожурили, осталось лишь “принять меры”. Вот и затеяли коллегию “о мерах по улучшению учета, хранения и охраны” наших музейных, архивных и прочих фондов. Ажиотаж у прессы на это дело страшный — человек сто журналистов, волнуясь, ожидают начала “кражной” церемонии, толпа стоит у загородки при входе.
Тенденция обозначена. Раньше мы представляли музейную кражу через образ Дворжецкого из “Возвращения Святого Луки”. Грабитель (в дымчатых очках) прикидывается работягой-ремонтником и проникает (ночью) в святая святых… Охрану музеев усилили, окна зарешетили, камеры подвесили, старушек рассадили. Но… все оказалось проще и циничнее. Стали воровать свои.
Сам работал и в музеях, и в архивах. Унести из фондов можно все что угодно. И даже не хранителю. Вот выдает он тебе — рьяному исследователю — папку. А в ней 120 единиц хранения: фото, письма, обрывки публикаций, черновики и проч. Причем некоторые из них пачкой лежат в конверте, который по описи идет за одну единицу. Бери — не хочу. Никто ничего не заметит. Смотришь на листок заявки: до тебя этот фонд брали лет 15 назад, — можешь прикинуть, что и после тебя кто-то им заинтересуется через столько же… Концы в воду. Или на “Кристи”.
Швыдкой был достаточно эмоционален: “Музейная проблема сверхострая! Треть музейных зданий требует капитального ремонта. За все советское время построили только одно фондохранилище для Эрмитажа и один депозитарий для Третьяковской галереи. На 1 кв. м хранения в среднем содержится 8 тысяч предметов. Инструкции для музейных сотрудников безнадежно устарели”.
Боярсков, глава Росохранкультуры, был еще более резок в оценках: “Недостаток заработной платы не является оправданием тому, что понизилась требовательность к музейным сотрудникам. За 5 лет МВД зафиксировало снижение уровня так называемых дерзких краж вдвое. Подобных краж случается 50—70 в год. Однако возросли внутренние кражи и халатность у самих сотрудников”.
Господин Козлов, руководитель Федерального архивного агентства, выделяет две проблемы — социальная защита сотрудников, “которые стали бояться потерять работу”, и тотальный недостаток архивных площадей. “Только один архив Военно-морского флота мы строили 27 лет! Площадей нет, все наши архивы заполнены под завязку, и это болевая точка нашего ведомства”.
Что делать? Повышать зарплату, статус хранителей (и музейщиков в целом), которых всю жизнь, как по Чехову, за “букашечек еле видных” почитали? Думается, это первостепенная задача. К тому же Росохранкультура в лице Бориса Боярскова обнадежила: “Общероссийская ревизия, несомненно, выявит ряд пропаж из фондов, но, думается, эти факты не вырастут до масштабов национальной катастрофы”. В общем и целом итоги коллегии свелись к одной фразе: “Работа ведется”. Будем надеяться. Надежды, как и музеи, умирают последними.
