Этот человек играет в гольф и теннис. Сочиняет детские песни и записывает альбомы как исполнитель. Ходит на рыбалку и охоту. Да, самое главное — он работает министром правительства Москвы, главой Департамента потребительского рынка и услуг. И это его основное, отнимающее большую часть времени занятие.
Владимиру Ивановичу Малышкову сегодня исполняется 65 лет. В преддверии юбилея корреспондент “МК” встретился с главным рыночником Москвы и выяснил, как Малышков служил в Саянских горах, танцевал рок-н-ролл и организовал первое варьете в Восточной Сибири...
- Владимир Иванович, сразу хочу передать привет от коллег — фанатов футбольного клуба “Спартак”. Мне сказали, что вы тоже давний поклонник “Спартака” и заядлый болельщик.
— Да, с детства болею за клуб “Спартак”, причем не только за футбольную команду, но и за хоккейную, баскетбольную, словом, за “Спартак” в целом.
— С чем связано такое пристрастие?
— Оно у меня с детства. В моем родном городе был большой текстильный комбинат и при нем общество “Спартак”. Спортсмены играли с нами, ребятишками, в футбол, в другие игры. Начинали мы вообще с лапты, очень она тогда была популярной. Потом был хоккей — на коньках, но с мячом. А клюшки делали сами. Так вот я до сих пор за “Спартак” болею. И стараюсь смотреть все игры, где бы я ни был и в каком бы тяжелом положении ни был клуб. Слава богу, в футболе дела сейчас у него получше. Жалко, что в хоккее мы, по всей видимости, “Спартак” теряем.
— А сами в футбол играете?
— Это, честно говоря, не самый мой любимый вид спорта. В молодости я занимался баскетболом, у меня был второй разряд. В детстве еще популярен был настольный теннис. О большом тогда речь не шла, у нас и площадок не было, не говоря уже о том, чтобы купить ракетку. Я первую полудеревянную ракетку купил, когда мне было лет 25—30. А в футбол я играл, уже когда здесь, в Москве, был создан городской клуб правительства Москвы. Я в нем состою со дня основания. Но сейчас у меня главная страсть — гольф, теннис тоже стараюсь не забывать. И охота с рыбалкой остаются любимыми видами отдыха.
— От спортивных достижений давайте вернемся к биографии. Много читал ваших жизнеописаний, и везде наблюдается определенный разрыв. Первая строка — “родился в 1941 году в городе Карабаново Владимирской области”, а потом сразу же — “около 30 лет работал на руководящих должностях в области общественного питания, торговли в Даугавпилсе, Красноярске и Москве”. А что же было в этот промежуток?
— Во-первых, я пошел в ясли. И умудрился выжить. Война же была...
— Отец ваш воевал?
— Да, с первых дней он был на фронте. Когда я родился, он меня не видел. В 1943 году попал в плен, бежал несколько раз, в конце концов воевал в итальянских партизанских отрядах. При первой же возможности отец поехал на Родину. Их привезли морем в Архангельск, там и оставили — в пересыльном лагере. Отец вспоминал, что условия были хуже, чем в плену. И вернулся он только в 1947 году, когда мать и не чаяла его увидеть. Правда, отцу вернули все награды, и компенсацию дали за время пребывания в плену и в лагере, так что он вернулся с полным мешком денег. Но прожил потом недолго. Отец трагически погиб в 1951-м.
— Получается, что большую часть детства и юности вы прожили с мамой?
— Да. Мама у меня всю жизнь проработала на текстильном комбинате, на разных рабочих специальностях. 18 лет была депутатом городского совета, постоянно занималась общественной работой. Мы с ней жили вдвоем, две сестры у меня умерли. Но у меня было много дядек и теток. Дедушка работал на этом же текстильном комбинате механиком. А построил его, кстати, Савва Морозов.
— Наверное, и оборудование там до сих пор стоит еще морозовское?
— Нет. Уже при мне производство модернизировалось. Я ведь учился в политехнической школе. Три дня работал, а три дня учился. И прошел все производства на фабрике — прядильное, ткацкое, красильное… И первая специальность, которую я получил, — электрослесарь по ткацкому производству. Кстати, я благодарен тем годам. Мало того что мы получили профессию и разряды (и не какие-то там приписки, а честно заработанные), так мы еще и зарплату получали. Небольшие деньги, но для нас, молодых, важные. А потом, в 1957 году, я поехал в гости к тетке в Даугавпилс. И попал на латвийский праздник песни. (Я уже тогда сам и пел, и играл немножко. Занимался самодеятельностью, в том числе на выходные ездил в Москву в ДК железнодорожников, там играл в драмкружке.) И я настолько был потрясен этим праздником! Раньше ничего подобного не видел. Представьте себе: маленький город, население всего около ста тысяч человек, а на сцене стоит хор не меньше пяти тысяч человек. Оркестр — 500—600. Впечатляющее было зрелище, а для меня особенно. И я, вернувшись домой, сказал маме: “После школы поеду учиться музыке”. Так и сделал. Правда, в первый год не поступил, опоздал с подачей документов.
— Но в Даугавпилсе остались?
— Да. Работал по специальности — электрослесарем на паровозовагоноремонтном заводе. И готовился к поступлению. Брал уроки фортепиано. За год освоил семилетнюю программу детской музыкальной школы. Конечно, техника у меня была не отработана, но я пианистом быть не собирался, поступал на дирижерский. В Даугавпилсе училище было очень высокого уровня, фактически приравнивалось к консерватории. Но проучился я, к сожалению, недолго, всего два года. Тогда в армии народа не хватало, рожденных в годы войны было очень мало. И я пошел в армию, уехал в Сибирь. Так началась вторая часть моей жизни.
— В каких войсках служили?
— Войска ВАСО, проще говоря, связь и блокировка. Мы дислоцировались в зоне Абакана—Тайшета. Но о службе говорить подробно не буду, это не для печати.
— Неужели вы до сих пор храните какие-то военные тайны?
— Да нет, сейчас уже не секрет, что там располагались определенные рудники, к ним нужно было подводить связь.
— А потом вы несколько лет были невыездным?
— Недолгое время. Мы с этими объектами напрямую связаны не были, наша задача была связь налаживать и кабель тянуть. А в деревню или еще куда — нам было все равно. Но это тоже веха в моей биографии, и немаловажная. В Сибири я женился. Вот уже сорок с лишним лет живем вместе. Ну а потом я вернулся в Латвию и там жил десять лет. Хотя поначалу у нас с женой не было ни квартиры, ни имущества.
— Куда же вы вернулись?
— К тетке. У нее ведь был прописан. Но там мы месяц пожили, а потом сняли квартирку. И тут меня горком партии пригласил в сферу общественного питания. Тогда управленческих кадров там не хватало. Я еще поначалу думал: “Какая столовая? Зачем мне это нужно?” Но, поскольку был командиром хозяйственного взвода в армии, немножко эту сферу знал. И меня бросили на организацию общественного питания на новый завод химического волокна. А это двухэтажная столовая на тысячу мест с круглосуточным режимом работы и огромным штатом. Надо сказать, что я справился со всем этим, и уже через полгода мне предложили пост директора городского кафе “Рига”. Тогда я был самый молодой директор предприятия в СССР в своей отрасли. Мне было всего 24 года. Я сделал кафе передовым предприятием, еще через полтора года меня снова повысили, и в конце концов я стал начальником общественного питания Даугавпилса, депутатом горсовета, членом бюро горкома. Это был 1967—1968 годы. Вот на этой должности я создал первое молодежное кафе, был ряд других успешных проектов. Как-то так у меня получилось, что, где бы я ни начинал, предприятие выходило в передовые. Правда, вкалывали мы с утра до ночи. Как, впрочем, и сейчас.
— Вы сказали о молодежном кафе, и мне сразу вспомнился фильм “Дайте жалобную книгу”. Там же тоже создается современное кафе на смену отжившим свое кабакам, новое борется со старым...
— За молодежное кафе я как раз получил специальную грамоту, часы и золотой знак ЦК ВЛКСМ. По тем временам — 1972 год — это было совершенно новое направление. Тогда разрешили играть джаз, проводить вечерние музыкальные программы в кафе. В результате очереди в кафе занимали за полгода. Молодые рабочие цехами записывались и приходили отдохнуть. Студенты тоже кафе жаловали.
— Что же там было такого занимательного?
— Да вообще-то все было простенько. Современный интерьер, недорогое меню. Тогда вчетвером можно было сброситься по полтора рубля и на шесть рублей заказать бутылочку вина, закуски, даже простенькое горячее. Ну и чай с кофе. Но главное было не в этом. Во-первых, там проходили дискотеки. Во-вторых, там побывали многие артисты. Самые популярные в то время! И Эдита Пьеха, и Муслим Магомаев, и Аркадий Райкин. Они приезжали в город на гастроли, и я договаривался, чтобы они вечером приходили в кафе. Накрывали им стол. И никаких денег не платили. Они абсолютно бесплатно общались с молодежью, показывали пару номеров. Знаете, чем мы с ними рассчитывались? Я писал отзывы в ЦК ВЛКСМ или в ленинградский горком партии примерно следующего содержания: спасибо такому-то артисту, что встретился с молодежью такого-то цеха такого-то завода, поговорил о советском искусстве... Ну и так далее. Все это в газетах публиковалось. И для артистов это было хорошо. Они занимаются общественной деятельностью, это им засчитывалось. Шла хорошая грамотная пропаганда нашего советского искусства. И не только эстрады, у нас были и поэты, и писатели. Это не как сейчас. Более-менее известного артиста меньше чем за 10 тысяч долларов на вечеринку не затащишь.
И музыка у нас крутилась современная. Я сам рок-н-ролл танцевал и даже получал призы. Тогда были очень популярны сочинения Раймонда Паулса, его джазовые композиции играли по всему миру. Я его лично знал и приглашал. Мы до сих пор в хороших отношениях.
— Как же после такой успешной работы в Даугавпилсе вы очутились в Сибири, в Красноярске?
— Мне захотелось чего-то большего. Даугавпилс — город небольшой, сильно не развернешься. В Ригу пробиться было трудно. А я разработал в то время новацию. Перспективную форму хозяйственной деятельности — производственно-торговые объединения. И мне доверили этот опыт провести в жизнь. Именно в Красноярске.
— В чем заключались ваши рацпредложения?
— Видите ли, тогда тоже была куча дармоедов. Огромный руководящий аппарат, который только тормозил работу. Представьте себе: в Красноярске было шесть трестов столовых и ресторанов. Это значит шесть директоров. У каждого по два зама. Еще шесть главных бухгалтеров. Тоже у каждого по два зама. Это не считая всего остального аппарата. Да еще шесть продуктовых баз, и на каждой по директору и по два зама. А работу делают все параллельно. В результате в Красноярске общественное питание было делом неприбыльным. Оно поедало само себя.
А у меня была идея создать единую структуру управления отраслью, которая давала бы больший эффект. Например, все базы должны были быть объединены в единое управление. И не грязь возить по городу — овощи немытые и прочее, а полуфабрикаты. Это и санитария, и экономическая эффективность. И овощебазы были специализированные: на одной — морковка, на другой — картошка, на третьей — огурцы соленые. Кроме того, для ресторана продуктовый заказ оформлялся не в разных местах, а в одном, пакетом. И на служебный двор не десять грузовиков заезжало-разгружалось, а один.
— Ну вещи-то это элементарные.
— Элементарные, но тогда ничего подобного не было. И за несколько лет из убыточной система общепита в Красноярске превратилась в высокорентабельную. Она сама себе стала зарабатывать деньги на реконструкцию, модернизацию.
— Но в ходе столь масштабных работ до такого креатива, как молодежные кафе, руки, наверное, уже не доходили?
— Почему же? Наоборот, я создал 20 молодежных кафе, первое варьете в Восточной Сибири. Меня потом как только не костерили — там же девушки в весьма откровенных сценических одеждах выступали. А я еще туда артистов из Москвы приглашал. Были еще новые рестораны, кафе, рюмочные… Интересно было. Результаты моего эксперимента изучались на всероссийском, а потом и всесоюзном семинарах-совещаниях. К 1985—1986 годах я работал зампреда горсовета и возглавлял краевое управление торговли. В то время меня ЦК пригласил на должность замминистра торговли Советского Союза. И практически в это же время последовало еще одно приглашение — на должность руководителя Главного управления общественного питания Москвы. Исходило оно от Ельцина, тогдашнего главы столичного горкома партии. Меня утвердили именно на эту должность. Так и началась моя работа в Москве — с марта 1987 года. В следующем году будет 20 лет.
— Что представляла собой в то время московская система общепита?
— Состоянием ее я был расстроен. Это было как раз то время, когда и общепит, и торговля были изгоями, когда на них была организована травля.
— Ну, положим, во многом это было обоснованно…
— Не могу согласиться. Это было несправедливо.
— Но ведь главным объектом сатиры в то время как раз были директора магазинов и столовых. Объектом интереса не только сатириков, но и ОБХСС…
— Приведу статистику: больше всего в стране воровали в строительстве. Затем на транспорте. Торговля была на седьмом месте по воровству. Здесь играл роль человеческий фактор. В строительстве бюджетные деньги никто не считал, а в торговле постоянно шел контакт с людьми — кого-то на 20 копеек обсчитали, кому-то недовесили. И на виду у всего общества были не махинации в бюджетных сферах, а противостояние массы покупателей и продавцов, у которых была самая маленькая зарплата в стране. Им ее не повышали. Негласно предполагалось, что продавцы сами наворуют. И, соответственно, будут потом наказаны. Жесткий прессинг был на всех уровнях. И в московском управлении я застал полный разброд. Никто ничего не делал, все только боялись. 700 человек находились в тюрьмах и под следствием, которое длилось годами. Поэтому первое, что я сделал, — попросил Бориса Николаевича вернуть на работу из-под следствия опытных специалистов. Он мой просьбе внял.
— Ельцин был хорошим руководителем?
— Для меня — да. Он прислушивался к мнению, поддерживал инициативы. А я сразу же разослал сотрудников по стране — изучать опыт. И еще деньги для загранкомандировок выбил, чтобы узнать, как обстоят дела с торговлей и общественным питанием за рубежом. Люди вернулись с горящими глазами, кучей идей, которые мы и стали реализовать в Москве.
— А потом пришли 1990-е. Что было самым трудным в ту пору?
— Самое страшное в начале 90-х было просыпаться по утрам и осознавать, что продуктов в столице осталось на два, на три дня. Простые горожане видели это с другой стороны — пустые магазины или очередь за чем-нибудь стоит. Но они не знали, например, что в какой-то момент в городе оставалось сахара на несколько дней. Или то, что поставки мяса в Москву прекратились, а когда возобновятся — неизвестно. Мы-то осознавали, что находимся на волосок от кризиса. Но ведь вырулили. Здесь, конечно, огромную роль сыграли хозяйственные таланты Юрия Михайловича Лужкова. Как он умеет договариваться, выстраивать новые хозяйственные схемы, создавать деловую команду единомышленников. Я вообще считаю, что современной России повезло с двумя людьми — патриархом Алексием II и Юрием Лужковым. Роль Алексия в возрождении церквей, укреплении православной веры переоценить невозможно. А у Лужкова есть настоящий дар предвидения. Что бы он ни затеял, какую бы невероятную идею ни попытался внедрить — глядишь, через год-другой она работает. Да и Москва благодаря его таланту стала одной из красивейших столиц мира.
...Тут бы самое время поговорить о нынешней работе Малышкова, но министр, спохватившись, взглянул на часы и заторопился по делам. Да еще удивился, как он умудрился найти час на беседу. И вопрос “Как вы отметите свой юбилей?” так и не был задан. Впрочем, ответ на него предсказуем: “Буду работать”.
Коллектив “МК” от души поздравляет Владимира Ивановича с 65-летием, желает здоровья, счастья и больших успехов во всех начинаниях!
