Авраам Руссо идет на поправку. Артист уже оклемался после покушения и может спокойно, без нервов, попытаться проанализировать, что же произошло в ту ночь возле его дома. И признался репортеру “МК”:
— Можно купить любого человека, любую власть;
— Пока меня больше интересует мое здоровье, нежели карьера;
— Моя мама до сих пор думает, что я попал в аварию.
Парочка мощных охранников настороженно сидят у дверей вип-палаты Склифа. В руках — томик с рассказами О’Генри. “Хорошо пишет”, — поясняют, оценивающе осматривая при этом нового посетителя их клиента. На высокой больничной койке в пижаме в синюю клеточку, с густой бородой, дежурной улыбкой и с перебинтованными ногами сидит Авраам Руссо. “Вам образ раненого мачо даже идет”, — подбадриваю. “Спасибо. А у меня тут сильно лекарствами пахнет?” “Нет, фруктами только. А что это у вас шариков воздушных так много висит? Праздник какой-то?” — бросаю взгляд на стены. “Да у меня проблемы с легкими были, — поясняет певец. — Вот я по указу врачей шары и надувал...” Так, на фоне разноцветных воздушных шариков, запаха свежих яблок и ливня за окном, начинаем с больным разговор за жизнь. Первое большое интервью после покушения Авраам Руссо дал “МК”.
— Что первым увидели, когда пришли в себя в больнице?
— Аппарат искусственного дыхания и всякие трубки, которые из меня торчали... Не по себе стало.
— Сейчас как самочувствие?
— Еще не могу двигать ногой, как раньше, но уже хожу потихонечку. По ночам, правда, боли не дают покоя. Но я адаптируюсь.
* * *
— Вы догадываетесь, кто в вас стрелял? Кто ваш враг?
— У меня второго бизнеса нет, никаких ресторанов нет, ни с кем партнерства тоже нет. Единственный доход — музыка. Меня и в Москве-то не бывает. Я в последнее время день-два здесь, а в остальном — в других городах по гастрольному графику. Как в этом случае может быть много врагов? Есть люди, которые завидуют мне. Но тот, кто завидует, никогда не пойдет на такое — стрелять в артиста, заказать его. Потому как это дорогое удовольствие. К тому же надо для этого быть в криминальных кругах, знать, как это делается. Артисты не знают всей системы.
— С чего вы решили рвануть покорять Москву?
— Было это в 1996 году. Я жил на Кипре. Это известная история: меня сюда пригласил известный российский бизнесмен. Он отдыхал на Кипре, познакомился со мной в клубе, где я тогда пел. В то время это был единственный интернациональный ресторан на побережье. Он предлагал мне тогда приехать в Москву. Я сказал, что у меня контракт с местными людьми, и как только он закончится, приеду в Россию. Он оставил мне свой телефон, и где-то через полгода я позвонил ему. Приехал сюда. Сначала я пел месяцев пять-шесть в ресторане на Ленинском проспекте. Потом открылась “Прага”, и меня пригласили туда. Все только начиналось. Звезд с неба не хватал. Но через два года мне стало скучно петь одинаковые песни. Мой спонсор почувствовал во мне это, да и ему уже многие сказали, мол, Аврааму нечего в ресторане делать, ему надо расти, на сцену выходить. Он присмотрелся ко мне, и начались мои первые шаги. Появилась в моей жизни Лариса Рубальская. Я ничего против этой женщины не имею, несмотря на то плохое, что она недавно про меня на всю страну говорила.
— Ну просто погорячилась, наверное.
— Нет. Это уже не в первый раз. Был случай на съемках в Кремле, когда она на меня кричала при всех за кулисами. Ее нанял мой тогдашний спонсор. Посадил их с мужем передо мной и сказал: “Эти люди будут писать песни для тебя”. Я абсолютно никого не знал тогда в этой стране. По-русски ничего не понимал и даже в разговоре не участвовал — все стеснялся открыть рот.
Они начали находить для меня песни. Я еще как-то спросил: “Я буду только песни Рубальской петь или могу что-то другое выбрать?” Мне сказали, что работать я должен только с ней. Рубальская записала для меня один альбом... Я понимаю, что она старалась и сделала то, что могла. Но найти на том диске хоть одно имя суперсовременного аранжировщика — большая проблема. Они очень хорошие, талантливые люди, но это прошлое поколение. Все песни звучали по-старому. Этот диск никто и за десять рублей не купил бы! Так я мотался целый год. Она подключила ко мне какого-то продюсера. Он тоже почувствовал деньги. У нас с Рубальской были нормальные отношения, я к ним и домой приходил, она меня с композиторами знакомила. А как только меня перестали спонсировать, она пропала. Проходит год, полтора, два, мои песни начали крутить, меня стали люди узнавать. Она только тогда начала предъявлять мне претензии, мол, Руссо после того, как стал известен, перестал звонить. А как же те два года, что она мне не звонила?
— Но ведь Лариса Алексеевна утверждает, что любила вас как сына и ничего для вас не жалела.
— Я не уверен в этом. Сыну, которого любят, звонят. Она пуделя своего любила, но не меня. Да и не надо меня любить! У меня есть своя мама, и я ее люблю. После того как Лариса Алексеевна ушла, у меня опять начался спад на несколько месяцев. Я начал снова думать о будущем: что мне делать...
— И, на счастье, рядом оказался Иосиф Пригожин?
— Мне один знакомый композитор тогда сказал: “Пошли к Пригожину”. Пришли мы к Иосифу. Естественно, услышав имя моего спонсора, он согласился. Это тот случай: открываем ящик, кладите деньги, закрываем ящик, поздравляем — вы звезда! Я пришел с альбомом Ларисы Рубальской. Он послушал, сказал: “Полный бред”. Познакомил меня с гитаристом Дидюлей — и мы начали вместе записывать песни. Иосиф послушал и сказал: это то, что надо для успеха. Он предложил спонсору такой вариант: “Я полностью вкладываюсь в этого артиста”, второй вариант: “Мы вкладываемся пополам” и третий вариант: “Ты спонсируешь полностью”. Причем во всех вариантах разные проценты. Пригожин сказал, что возьмет деньги с результата — через год, полтора, пять — в общем, когда уже будет что-то понятно.
— Как появились первые хиты?
— Мы записывались на студии за копейки. Я не знаю, о какой стоимости Иосиф говорил моему спонсору и сколько он брал у него денег на это. Я и Дидюля писали музыку, текст заказывали практически бесплатно, а человеку, который работал в студии, платили копейки. То есть вся работа над песней нам обходилась в несколько сотен долларов. Пригожин просил меня не распространяться, сколько денег тратиться на записи альбома. Это сейчас я начинаю думать, прежде чем что-то сделать. А тогда я всему верил, это был 2001 год. Понимаете, Иосиф знал, как с людьми разговаривать с самого первого дня. Он знал менталитет местного народа. Я же ничего не понимал — ни языка, ни страны. В этом и была главная ошибка — я не мог контролировать процесс. Мне не стыдно, я откровенно говорю. Так вся договоренность словами и осталась. Мой спонсор как-то сказал нам в Монте-Карло: “Я хочу, чтобы Авраама показали много раз на телевидении. Я хочу включать любой канал и там видеть его”. Иосиф подумал и говорит: “Это стоит 100 тысяч долларов”. Ему их дали. Но какая была у меня до этого ротация, такая и осталась. Потому что некуда было впихивать мои клипы. Авраам — это первоначальный этап, его на ток-шоу не берут, ни в какие программы не приглашают. Остаются только либо платные каналы, либо те, с которыми просто невозможно договориться начинающему артисту.
— Но ведь именно во время работы с ним вы стали популярным.
— На те деньги, которые были в его распоряжении на протяжении всех лет совместной работы, можно было четырех артистов раскрутить. Я не бросаю ни в кого камень. Я благодарен Иосифу за все, что он для меня сделал. У меня уже нет сил, я ничего не боюсь. И когда он говорит, что “не поделил с Авраамом деньги”, — это уже грех. Но я все равно за все ему благодарен. Да, я все же стал звездой. Ведь именно он в один прекрасный момент нащупал ту самую жилку, которая и сделала меня популярным. Но потом, когда я ушел от Пригожина, стал работать даже лучше, чем с ним. Собрал концерт в Кремле, постоянно гастролирую. Сегодня я сам себе продюсер.
— Вы не хотели уехать из страны?
— Около трех лет назад я решил уехать из страны обратно на Кипр. Уже был дуэт с Орбакайте. Дело было до того случая, когда меня избили. Я не смог решить проблемы ни с окружающими, ни сам с собой. Я понял, что никогда не смогу стать большой звездой, оправдать надежды моего покровителя. Кто-то сказал, что Авраам был ангелом до Иосифа, а когда он появился, то перестал им быть. Я уехал, подумал: “Зачем мне вся эта слава?”. Взял маму, отдал машину по доверенности, закрыл квартиру... Но Иосиф мне начал звонить в день по нескольку раз, через каждые пять минут. Он мне говорил, что я должен вернуться, что у нас столько дел не сделано. Я сказал, что ничего не хочу. Ему нужно было, чтобы я вернулся любой ценой. Ведь кто-то же должен за все отвечать.
— Но на квартиру-то к тому моменту уже заработали?
— Ну квартира эта совсем не ценная была. В Новогирееве, 50 квадратных метров всего. Но меня и это устраивало. Люди всегда кого-то используют. Все хотят стать звездами, все хотят быть популярными и жить хорошо. Чтобы люди их любили и их голос был слышен ото всюду. На Западе артист приходит в звукозаписывающую компанию, заключает договор. Компания в ответ вкладывается в артиста, и нет вообще понятия “спонсорство”. Обе стороны получают свое — компания записывает песню, альбом, снимает клип, артист доволен, у них есть договор. У нас этого нет. Мы можем что-то изменить, сделать, как на Западе, и еще лучше, но надо объединиться. Наладить отношения со звукозаписывающими компаниями.
— А почему бы не развернуться и уйти от этого, если возникают проблемы?
— Все боятся, причем наши артисты придерживаются такого мнения: пусть мир рухнет, но лишь бы меня не тронули, я живу своей жизнью. Нет даже профсоюза, который бы защищал нас. Криминал очень большой. С бизнесменами, которые зарабатывают деньги, практически невозможно найти общий язык. Если им что-то не нравится, то все — начинаются угрозы и разборки. Поэтому надо 55 тысяч раз думать, прежде чем с кем-то по одному пути шагать, у кого-то брать копейки. Очень надо быть осторожным, сейчас я понимаю это.
* * *
— Вам угрожали перед покушением?
— Нет. Никто.
— Ведь вы наверняка догадываетесь, кто это сделал?
— Понятия не имею. Меня сейчас больше волнует мое лечение — я собираюсь уехать либо в Швейцарию, либо в Израиль, либо в Америку для этого. Еще я хочу посмотреть в глаза людям, которые это сделали со мной. А еще постоянно думаю о рождении нашего ребенка.
— Мама часто в больнице навещает?
— Да, но она же ничего не знает. Ей сказали, что я просто в аварию попал. Мол, со мной ничего страшного не случилось. Она по-русски ни слова не знает, слава богу. Так что по телевизору и в газетах только фотографии мои видит, а о чем речь идет, не знает. Думает, что об обычной автоаварии. Когда ко мне в палату пришла в первый раз, увидела меня — а меня уже из реанимации перевели тогда — и говорит: “Сынок, я-то думала, с тобой что-то серьезное. А тут ничего страшного и нет. Ну немного ногу повредил — и все. Чего все так переполошились?” А Морэла (жена. — Авт.) сидит и плачет. Она говорит: “Чего плакать — он же сильный мужчина, и рана пустяковая...” Мы даже засмеялись.
— Морэла как себя чувствует? Ребенку, которого она ждет, ничего не угрожает?
— Она очень сильно переживает. Не спит ночами. Сегодня вот ночью в три часа свет выключился. Она ужасно испугалась даже из-за этого...
— А сами-то как спите?
— Я снов вообще не вижу. Просто отключаюсь — и все. Тут как-то мне отличный укольчик сделали, когда боли сильные были. О-о-о... Такой кайф получил! Прямо как наркоман. Мне так хорошо было — лежу, улыбаюсь и думаю: “Кто стрелял? В кого? Зачем? Все ерунда...”
— Как ее родители отнеслись к случившемуся? Им не страшно за дочь?
— Они любят меня, как своего ребенка. Они тут же, как только узнали о покушении, сели в самолет и прилетели. Они видят во мне Авраама — безгрешного человека и не понимают, как кто-то может ко мне плохо относиться. Они даже и не думали о том, чтобы увезти дочь. Знают, как мы любим друг друга.
— Над именем ребенка думали?
— Это будет обязательно двойное имя. Ну, что-то вроде Жан-Поль. Рожать Морэла будет только в Америке. Уедет туда заранее.
— А как насчет вашей дочери Лизы, которая родилась два года назад? Видитесь с ней?
— Это не моя дочь. С ее матерью я знаком, но ребенок не мой. Я же не буду воспитывать чужую дочь.
— Так что вы решили, уедете из страны или нет?
— Пока только лечиться... А может, и оставлю эту страну и шоу-бизнес Пригожину. Я уже 500 раз пожалел, что приехал сюда. Ведь хотел же уехать тогда, но вернулся. Мне свой коллектив жалко — музыкантов, танцоров. Они же без работы останутся.
