Он общителен и никому не доверяет. Считает, что жизнь — это “одно непонятно что”.
А спорт — вообще напоминает зоопарк. Не хочет себя выпячивать, но всегда на виду. Влюбчив, но знает, кого ищет. Говорит, нашел. Противоречив и сравнивает себя с соусом. Размазать не позволит…
— Леша, ты это серьезно? В кулинарный техникум пойдешь, что ли?
— Ну, техникум вряд ли, но курсы найду какие-нибудь. Я очень хочу готовить хорошо. Вообще люблю это дело и вкусно поесть люблю — мясо с кровью, например, это же мечта… Не надо сразу сравнивать меня с Антоном — он не готовит, у него просто собственный ресторан. (Антон Сихарулидзе, олимпийский чемпион в парном катании.) Мне хочется, чтобы в семье, например, я готовил.
— Но это все же не будет твоим основным занятием в жизни?
— Не знаю, но фигурное катание уж точно им не будет. Я вот на днях был в Новогорске на прокате фигуристов, и Татьяна Анатольевна Тарасова мне радостно говорит: “Смотри, вот этот так талантлив, этот…” — а мне неинтересно. Конечно, я не старенький, мне 26 лет, в прошлом году у меня был самый плодотворный год — 117 шоу. И сейчас вновь думаю — подписывать контракт на два года или нет? Но на самом деле сил уже нет. Уже хочется потихонечку завязывать.
— Я все никак не успевала спросить раньше: как удалось школу с серебряной медалью закончить? Некоторые твои коллеги по спорту не скрывают, что на пятом классе остановились…
— Учился, вот и удалось. Меня мама заставляла. Она наравне с занятиями на льду так же проникала в мои занятия в школе. И была требовательна. Мама проверяла мои домашние задания, никогда не говорила, где ошибки, только — сколько. Вот я сидел, иногда всю ночь выискивал. Пробегал опять весь материал. Добежал до медали.
— Как-то у меня с Леной Бережной состоялся такой диалог: “Спорт — это воронка?” — “Да”. — “Она тебя затянула намертво?” — “Да”. — “Ты хочешь из нее вырваться?” — “А зачем?”
— Я понял. Это действительно воронка, но бывает контузия, а бывает — смерть.
— У тебя — первое?
— Я очень хочу вырваться и практически уже вырвался. Для меня это уже не контузия, а переходный этап моей жизни. Спорт очень многое мне дал. Поднял на ноги, особенно — быстро воспитал. Конечно, я понимаю, что мне все удалось. Многим не удается. Но из каждой ситуации надо искать наиболее логичный выход. Ну, живой пример — зачем выступать еще лет десять, восемь, зная, что может ничего не получиться? Я своих детей буду заставлять учиться, потому что с образованием человек проходит жизнь более спокойно, нежели неуч. Да, воронка, конечно, затягивала, я получал адреналин и до сих пор получаю, но всему есть предел.
— Но ты же подсажен на стресс, адреналин?
— Жизнь, я считаю, гораздо больший стресс. В спорте ты — как в зоопарке: тебя накормили, отдрессировали, и ты пошел выступать. Все предсказуемо. Единственное, что непредсказуемо, — выиграл или проиграл. А жизнь — это одно сплошное непонятно что. И когда ты не связан со спортом, где все так расписано — либо тобой, либо тренером, либо федерацией, то ты один, и один все решаешь. Это большее испытание, нежели спорт. И нужно идти вперед. Я все-таки мало учился. Был питерский институт имени Лесгафта, а дальше — когда? Я и так-то его еле-еле осилил, естественно, мне очень многое прощали. А сейчас хочется где-то что-то узнавать. Занимаюсь недвижимостью в Америке, в Питере — транспортную компанию открываю.
— “Крыша” есть?
— Да нет, ну это не тот бизнес. Мне не страшно. Кому мы нужны, на самом деле? Сейчас олимпийских чемпионов — тьфу, на каждом углу. И мы по сравнению с тем, что люди зарабатывают, — извините, сосунки.
— Но ты — хозяин?
— Хозяин, я финансирую. Но есть люди, которые знают это дело более тонко, помогают. А я целыми днями иногда разбираюсь с бумагами, изучаю бизнес-проекты, потому что обмануть может каждый. Надо обязательно вникать в то, что происходит. Иначе тебя быстро облапошат.
— И ты можешь хозяйским кулаком по столу стукнуть?
— Я учусь, потому что я, может, и эмоциональный, но — ровный. И еще, не умею торговаться. Я не могу, например, торговаться в Турции за какую-нибудь одежду, как-то мне это…
— Так это, наверное, потому что деньги есть.
— Нет, просто в каких-то вещах я сильный, ну, если спорт взять, а в каких-то, по жизни... Я не могу обойти очередь на регистрацию билета в самолет, даже когда опаздываю на рейс, не могу попросить что-то для себя. Я, в конечном случае, наверное, это сделаю, если прижмет, но буду до последнего стоять и ждать своей очереди.
— Такая щепетильность как-то... Или мы ошибаемся, считая звезд довольно раскованными?
— Ну, вот так у меня. Но я уверен — когда надо быть сильным, значит, надо совладать с собой и стать им. У меня, слава богу, это раньше получалось. Поэтому по башке давать за непрофессионализм я научусь, и надо будет так и поступать. Ведь как только ты слабинку даешь, тебя сразу — мням-ням.
— Тебя уже жевали?
— Я доверчивый. И часто это подводило. У меня очень мало друзей, которым я действительно доверяю. Хотя их и должно быть мало. Но у меня их практически нет. Было трудно, но я научился не доверять никому.
— Значит, без очереди пройти не можешь, а сказать принародно, что ты — как проститутка, куда позовут, туда и приедешь, можешь?
— Не задумываюсь. Как идет, так и идет. Я просто говорю, что хочу. Конечно, иногда приходится что-то скрывать, но мне всегда нравилось свободное общение. Да мне все равно, что подумают.
— Алексей, ты из Москвы просто не вылезаешь…
— Я очень люблю Питер, но для меня Москва — столица мира сейчас. Это уникальный город, и как ему и не быть таким, если здесь все деньги России? Здесь можно такого наворотить! Я Москву обожаю. Но для жизни… Я все больше и больше думаю, что буду жить между двух городов — Питером и Москвой. Просто не могу постоянно бегать и спешить. Я очень изменился после Олимпиады. Мне одна девушка недавно — я на семинар приехал, она тренер — говорит: “Леша, ты даже ходить по-другому стал”. Победа дала мне жизненное спокойствие.
— А может, это мудрость подкрадывается?
— Может, и она. Не знаю что. Конечно, я повзрослел.
— Уже довольно давно ты заявил, что очень хочешь жениться, но некуда привести жену. Нынче, я знаю, есть куда, но — некого?
— Да, квартиру я большую купил недавно. И желание есть. И девушка, я очень ее люблю, и потихонечку мы идем к семье.
— Да, я слышала — балерина из…
— Не-не, это быстро закончилось. Быстро началось и быстро закончилось.
Нет, с моей девушкой мы обсуждаем планы на будущее серьезно. Но пока мне хорошо, и ей хорошо. Настя ее зовут. Не стоит пока еще что-то говорить. Я на самом деле нашел то, что искал. Были какие-то знакомства, я часто увлекался, но, когда в девушке есть хоть что-то — какой-то элемент, который мне не нравится, значит, это долго не протянется. Я всегда это чувствовал, буквально сразу. Но сейчас все хорошо. Хотя я очень упрямый человек, со мной тяжело на самом деле. У меня есть свои взгляды на жизнь.
— Они несовместимы с браком?
— Я считаю, что я должен быть главой в доме. И только мое — последнее слово. И моя задача — обеспечить хорошую жизнь семье. Чтобы и в достатке, и удобно. А остальное — за девушкой. Я к этому стремлюсь.
— Всегда так было или жизнь научила?
— Всегда. В Америке таких девушек не найти. Хотя в России сейчас уже тоже рябит в глазах от бизнес-леди. Но я иду к той, что хочу.
— Но Настя, мне почему-то кажется, из нового поколения…
— Да, молодая, ей 19 лет.
— И у нее могут быть другие представления о семье.
— Она хорошо воспитана. У нее очень хорошая семья, я ее знаю давно, Настю — с 11 лет. Она нормальный человек.
— У тебя всегда была репутация плейбоя. Ты пытаешься как-то теперь с ней бороться?
— Я ничего не пытаюсь. Я живу, что мне нравится, то и делаю. Я никому ничего не хочу доказывать. Надо было доказать — я на Олимпиаде это сделал. Да, мне нравится знакомиться с девушками, но чуть-чуть взрослею, время-то идет, уже нет, наверное, такого азарта, как раньше…
— Ой, не пугай, но интерес-то остается?
— Конечно. Тем более в Москве.
— Скажи, решение об уходе из любительского спорта принимал мучительно? Мы все ждали — вот-вот одумаешься…
— А я и собирался выступать — мне в кайф было тренироваться, знал, что, даже если проиграю, все равно уже все выиграл. И мне не надо над собой что-то вытворять. Я не думал, конечно, до Турина докататься, но еще года два собирался, а там бы — как пошло. Все, конечно, решила травма. Она до сих пор остается, и будет дальше только хуже. Но для сегодняшних выступлений мне хватает того, что во мне все еще есть. Я вообще не тренируюсь.
— Можешь несколькими словами передать, что ощущает спортсмен, безжалостно и навсегда снятый с пьедестала?
— Очень легко, одним словом. Отчаяние.
— Ты плакал, рассказывая о травме…
— Вы видели, Андре Агасси сейчас заканчивал? Он плакал, потому что тоже испытывал отчаяние. Что дальше? У тебя было расписание, теперь — нет. Но у меня это длилось до следующего чемпионата мира. И все. Самое главное… Многие уходят в неизвестность. Вот это самое главное — чтобы со мной так не произошло. Я пока очень хорошо иду в жизни…
— И философские мысли типа “в чем смысл жизни” не преследуют?
— С подобными вопросами — лучше к Максиму Маринину (олимпийский чемпион Турина). Он тот человек, который всегда думает. Он один из немногих и лучших моих друзей, и мы абсолютно разные. Макс такой рассудительный, много читает, изучает психологию и так далее. Я же такой — раздолбай. Пошел, пошел, и вообще не надо думать.
— Ты же помудрел, помнишь, мы решили?
— Помню, помудрел и хотел как раз добавить, что человек, конечно, меняется, но то, что было в нем заложено изначально, не пропадает. И я таким же раздолбаем остаюсь, каким и был. И мне нравится это. Макс не то что молчаливый — толковый интеллигентный молодой человек. Я — другой: рот закрыть сложно. Мы постоянно дополняем друг друга. Но вот таким серьезным, как он, я никогда не буду. У меня любимое выражение: надо быть проще, и люди к тебе потянутся. Меня очень сложно, например, разозлить, я не обижаюсь ни на кого.
— Скажешь, и морду никому не бил?
— В школе — из-за вкладышей.
— От жвачки, что ли?
— Мы же коллекционировали, собирали, это давным-давно было.
— И все?
— Ну, когда пару раз выпили. Так — чуть-чуть. Не поделили чего-то. Хотя у меня есть враги, но мне наплевать на них. Их заводит, что мне все равно, я вот живу — и мне классно. Я хочу улыбаться; чем больше ты улыбаешься, тем больше радости приносишь другим. И так проще жить. Если постоянно о чем-то думать… Сейчас, например, у меня с этой транспортной компанией ну очень много дел, голова лопается: господи, что же делать, как? Это полное новье для меня. Два дня сидел под гнетом — потом: да, е-мое, ну, и чего теперь? Ну, не успеем в сроки, и что? Спокойнее надо. Или хочу какую-нибудь землю купить — очень хочу, бац, перед носом купили! Человек, который помогает мне с недвижимостью, говорит: чего ты расстраиваешься, не успел купить, значит, это не твое! И он прав. Вообще, конечно, всегда проще быть наемным работником, нежели создателем чего-то.
— Ты что — подумываешь взять этот принцип на вооружение?
— Всегда проще жить, когда за тебя решают другие. А вообще бизнес… Моя голова, например, отказывается искать пути к бизнесу в том, что я уже делал. Салон красоты, хлебобулочные изделия, конюшни, машины — все что угодно, чтобы только не делать свое шоу. Да, я начинал его разработку, но не могу сказать, что меня это заводит. Хотя, может, потому, что я не хочу себя никак выделять. Мне говорят: но ты же звезда! Да олимпийских чемпионов на этом свете — пруд пруди. Медаль — хорошо. Первая часть сделана, началась вторая моя жизнь. Я не хочу все время выпячивать себя. Не хочу выделяться. Мне вот так хорошо.
— Как-то неожиданно для человека, который всегда выделялся.
— Чем? Только победами. И все.
— За что ты так медаль просто изничтожаешь?
— Да нет. Медаль дала классный толчок в будущее. Ну чем хвастаться до нее — сломанным ребром? Сегодня я хочу создать что-то такое, что мне будет интересно. Плюс семья огромное значение имеет. Чтобы моим родителям было хорошо — ну, им и так нормально. И чтобы моей семье будущей было хорошо. И я думаю, что ничто не сравнится… Вернее, на олимпийскую медаль всем будет плевать, если у тебя в семье беда. Для меня самое главное — найти самого себя. Да, я люблю этот спорт, но не хочу зацикливаться на нем. Спорт, ну что — спорт? Но сегодня работа есть работа, и приходится ехать туда, куда, может, и не очень хочется. Мне, может, что-то в Америке не нравится, но они дают работу. Работа есть? Я еду и работаю.
— Леша, ты меня специально запутываешь?
— Я днем был в закусочной, ел шашлык с соусом, там соус был классный такой — кисло-сладкий. Вот я такой. Учусь быть хозяином и спокойно могу плакать над драмами. Агасси показывали три раза. Три раза я плакал. Не потому, что я знаю, через что он проходит. Недавно смотрел “Грозовые ворота” — 4 серии, тоже плакал, “9 рота” меня эмоционально забирает. И мне все равно, что это кто-то видит. Мы же все люди. Это у меня в свое время был комплекс — я думал: надо придерживать себя, не показывать истинные чувства. А чего стесняться-то? Я же говорю: надо проще быть.
* * *
— Что ты понял про себя в первой половине жизни?
— Когда что-то случается, ты не раскисаешь как тряпка, а находишь силы и преодолеваешь это. Борьба всегда есть: даже поймать комара на руке — это борьба.
— А один близкий тебе человек когда-то сказал мне, что ты не начнешь бороться, пока тебя к стенке не поставят.
— Я знаю точно, что, когда мне совсем хреново, я могу пойти, и победить самого себя, и выйти победителем в целом.
— Ты охотник?
— Да, и это цепляет, но не в зверей стрелять. И мне надо завестись. И заставить себя идти, например, играть в пейнтбол, когда можно полежать. Через две минуты преодоления я буду в азарте. Я летал на самолете: да зачем мне это надо? Пошел, потренировался, полетал, вышел, сам сажал, распух от гордости.
— Понял, зачем?
— Адреналин, хорошо, прикольно, да просто что-то новое. Мы все азартны. Но я не настолько дурак, например, чтобы идти в казино. Абсолютно спокоен. Я лучше пойду цветы девушке своей куплю. Ей приятно, а мне — еще больше…
