Утро стрелецкой казни
Все-таки настоящего кино без настоящего экшна не бывает. Вот последнее тому доказательство: вся страна, не отрываясь, смотрела волнующие кадры коллективной сдачи “мигалок”, то бишь спецсигналов, нашими народными избранниками сотрудникам ГИБДД. Что называется, непосредственно из рук в руки. Из холеных рук депутатов в натруженные жезлами и приборами для измерения скорости руки сотрудников автоинспекции. И не как-нибудь втихаря, в кабинетах или дежурной части, в стороне от посторонних глаз, а при большом стечении народа, под прицелами кинокамер, и не где-нибудь, на задворках Делегатской улицы, а в более харизматическом месте — у стен древнего Кремля. В какое-то мгновение почудилось даже, что горят костры, безвозвратно сжигающие эти ненавистные символы народного унижения! Но костров, разумеется, не было.
Сдача эта уже вошла в анналы как добровольная. Хотя и по настоянию президента.
Как хочешь, так и понимай. Я лично так понимаю, что никто насильственно “мигалки” не скручивал, а сами пришли и сами принесли. Хотя и по настоянию президента. В советские времена это называлось бы добровольно-принудительно. Теперь, с поправкой на новый общественно-политический строй, называется просто, без лишних затей, — добровольно.
Эх, жаль, что художника Сурикова на них нет (любил наш выдающийся художник исторический экшн) а то бы данный сюжет мог занять вполне законное место рядом с его “Утром стрелецкой казни”. В блистательном исполнении я не сомневаюсь. Так сказать, перекличка эпох. Вот тут головы стрельцам рубят, а вот тут члены законодательного собрания совершенно добровольно, хотя и по настоянию свыше, сдают свои мигалки. Вехи большого исторического пути. Очень поучительно для будущих поколений.
Впрочем, этот политический перформанс могли бы достойно отобразить и ныне здравствующие Илья Глазунов или Зураб Церетели: один — в живописи, другой — в пластике, тем более что один, что другой также не раз прикасались кистью и резцом к событиям историко-эпического размаха. Что же касается Зураба Константиновича, то его опыт работы с образом Петра I тут как нельзя более был бы уместен. Борьба великого царя с боярскими бородами могла бы подсказать совершенно неожиданные ходы для художественного решения эпизода с “мигалками”.
Но что-то еще это мучительно напоминает. И как я мысленно ни отмахивался, перед глазами все всплывала и всплывала картинка добровольной сдачи оружия чеченскими боевиками. А потом и вовсе шальная мысль в голову залетела. А что если где-нибудь в Барвихе у наших слуг народа на задних дворах еще много “мигалок” закопано? И придет час, они их раскопают. И не имеет ли смысл нашим правоохранительным органам провести ряд дополнительных мероприятий по их окончательному изъятию? Ну там металлоискатели, специально обученные на поиск “мигалок” служебные собаки и прочее.
Дальше мое воображение настолько разыгралось, что я стал думать в совершенно неожиданном для себя направлении. А именно: на добровольную сдачу каких еще привилегий можем мы рассчитывать в ближайшее время? Ведь стоит только начать, а там и пойдет. Неужели депутатской неприкосновенности? Или совершенно особых зарплат и социальных пакетов, предусмотренных законом о статусе депутата? Или откатов, получаемых за лоббирование интересов монополии в высоком собрании?
И тут я сказал себе: стоп! И чего тут разоряться? Разве не спешат депутаты на своих автомобилях по делам чрезвычайной государственной важности? И разве не ощущаю я, да и все мы, их ежедневную заботу о себе, о делах огромной страны? В результате которой нам всем становится жить лучше и веселей. Достаточно вспомнить122-й закон. Или реформу ЖКХ. А также замечательный национальный проект о доступном и комфортном жилье. Да какой закон ни возьми!..
И чего на них так набрасываемся! Ну ездили бы они со своим “мигалками” и дальше, жалко, что ли!
Ну теперь сдали, что уж. Зато пусть кто-нибудь попробует вякнуть, что наши избранники держатся за свои привилегии мертвой хваткой. Ему быстренько можно будет рот заткнуть.
Той же “мигалкой”.
осенило
В тяжелой женской доле не все мужчины в доле.
Вот мерзавец: о нем даже сплетни хорошие.
Зевки с женщинами не означают, что сон с ними будет сладким.
Ну как тут построишь светлое будущее, если все приезжие — неквалифицированные строители.
Пригласил ее на чай, но она сама догадалась и принесла с собой водку.
Деды и прадеды завещали нам надежду на лучшую жизнь.
Хочет весь мир кинуть к ее ногам, да уж больно ножки длинные у нее.
Дамский угодник
Воспитанный человек в наше время — большая редкость. А такой, как Филипп Илларионович Сойкин, — просто ископаемое. В присутствии женского пола слова грубого не скажет, словно не в двадцать первом веке живет, а в девятнадцатом. Прямо дамский угодник какой-то.
Клара Петровна, заместитель нашего генерального директора, как-то в отдел заглянула, так Филипп Илларионович ее с Гретой Гарбо сравнил. Мы стоим, открыв рты, и никак не можем вспомнить, кто она такая. Просто кроссворд какой-то! И Клара Петровна с открытой варежкой, как в финале гоголевского “Ревизора”, застыла. Почувствовав неловкость, Сойкин сам продолжил свою ремарку:
— Вы разве “Даму с камелиями” с Гретой Гарбо в главной роли не смотрели? Фантастическая американская кинолента! Советую посмотреть.
Слава богу. А то бы так и простояли весь обеденный перерыв в ожидании занавеса. Кто же знал, что Грета Гарбо — знаменитая американская киноактриса, ни разу не выходившая замуж.
На другой день в наш отдел секретаря-референта занесло, Милочку Нежданову. Девушка она молоденькая, ноги, можно сказать, растут от самой шеи. Топ-модель, да и только — генеральный знает, кого брать секретарем.
Так Филипп Илларионович даже со стула встал:
— О, Грация, перед тобой склоню свои колени!
— Какая еще грация? — не поняла Мила.
— Богиня красоты!
Секретарша зарделась, как хранившееся за шкафом переходящее красное знамя. А Сойкин не унимается:
— Что за ланиты! Что за перси! Клянусь устами Гименея, вы, вылитая Марлен Дитрих из “Шанхайского экспресса”!
У нас снова немая сцена. Стоим, уставив глаза в потолок, соображаем, кто такой Гименей и какие части тела раньше ланитами называли, грудь или ноги. Вся надежда, естественно, на Сойкина. Пусть объясняет, что имел в виду. А он и рад стараться:
— Как вы знаете, Гименей — сын Диониса и Афродиты — скрепляет узы брака. А Марлен Дитрих — знаменитая киноактриса, снимавшаяся в немецком кино.
Устроилась к нам в отдел двадцатилетняя Зина Портнова — и все пошло прахом.
В первый же день Сойкин, естественно, к ней со своими комплиментами полез:
— О, Гера, радость нашей жизни!
Мы, как водится, стали напрягать свои извилины, а новенькая как шарахнет Сойкина по плечу:
— Еще раз назовешь меня герлой — схлопочешь. Я тебе не какая-нибудь уличная вешалка, чтобы меня при людях герлой называть!
— Услышь меня, Гермес! — работая на публику, вскинул руки к небу Сойкин.
— А за герпес ответишь! — зажала его в угол Зина Портнова. — У меня справка есть об отсутствии кожных и венерических заболеваний! Понял?
С тех пор словоохотливый Филипп Илларионович как воды в рот набрал, боится в присутствии Зины лишнее слово произнести. А нашим женщинам обидно. Ну кто еще на трезвую голову сравнит их с Софи Лорен или Брижит Бардо?
Брось гордиться, твою мать!
Жить без гордости нельзя,
Вот и мы не будем,
Но гордыня есть вражда
К Богу, да и к людям.
Ты собою, милый мой,
Шибко возгордился.
И в аварии твой “мерс”
Новенький разбился.
Обнаружишь ты потом,
Выпучив глазища,
Что пожар спалил уют
Твоего жилища,
Что ты должен всем подряд
К данному моменту,
Что жена твоя ушла
Нынче к конкуренту.
Заорешь ты: “Блин, за что?” —
И узреешь Бога.
Скажет волжским басом Бог
Из-за тучек строго:
“Помнишь нищего того,
Что стоял, крестился,
Над которым полчаса
Ржал ты и глумился
И в итоге не подал
Старичку ни крохи?
Так, поверь, себя ведут
Лишь тупые лохи.
Потому что старичком
Я был, а не кто-то,
И меня ты оскорбил
Смехом идиота.
Так давай, начни с нуля,
Сделаешь ты много,
Уважая от души
И людей, и Бога…”
После этих мощных слов
Бог расхохотался
И за тучами исчез,
Только гром раздался.
И растерянно побрел
Бизнесмен куда-то,
На людей из-под бровей
Глядя виновато.
И у церкви бизнесмен
Наш остановился,
Нищим отдал свой пиджак
И перекрестился.
И побрел среди ворон
Он по черной пашне.
И ударил в этот миг
Колокол на башне.
