В минувший уик-энд в центре Москвы произошло два преступления — убиты юноша, мучившийся вопросом “быть или не быть?”, и невинная девушка, так и не успевшая помянуть его в своих молитвах. К счастью, убийства носили не жизненный, а театральный характер. “Король Лир”, сыгранный в Сатириконе, и “Гамлет” из Театра Армии, поставленные разными режиссерами, во многом оказались схожи.
“Лира” сделал продвинутый режиссер Юрий Бутусов, “Гамлета” — мастер старой школы Борис Морозов. Оба замахнулись на масштабные полотна, соответствующие размерам их сцен. Армейскую постановку укрепили еще и симфоническим оркестром, игравшим музыку Шостаковича, написанную им к одноименному фильму. И это был правильный ход режиссерской мысли. Достаточно убрать Шостаковича, чтобы убедиться — другие выразительные средства с трудом удерживают глобальную трагедию принца Датского.
Это касается и оформления (Михаил Курилко-Рюмин) — декорации и костюмы отсылают зрителя в эстетику конца 60-х — начала 70-х годов, придающую сегодня театру убогую провинциальность. А также решения принципиальных сцен — например, явление призрака отца Гамлета. Надо сказать, что оригинальностью трактовки этой сцены мало кто из режиссеров поражает. Помнится, Питер Штайн, игравший своего “Гамлета” на армейской сцене, не нашел ничего лучшего, как покрыть призрак белой простыней, как это случается в провинциальной глубинке накануне открытия памятника Ленину.
Своего Гамлета-старшего Борис Морозов ничем не покрывал, а резко состарил (Л.Кукулян) и выпустил на публику убеленным сединами старцем в почему-то костюме монаха. Потом еще несколько раз высаживал его зачем-то послушать чужие монологи. Особенно в монологе “Быть или не быть?”, когда сомнения принца кроме призрака выслушивает весь королевский двор. А потом еще и ручкой глубокомысленно манит его в глубину сцены — философичность жеста, на которую, очевидно, рассчитывал режиссер, оборачивается неуместной претензией, такой же провинциальной, как и костюмы свиты.
Свита, которая делает короля, в данном случае — Гамлета, при всей своей массовости отсутствует. То есть она есть и занимает все сценическое пространство, но весьма не выразительна: что Клавдий-убийца (А.Данилюк), что Розенкранц с Гильденстерном и Полонием, что будущая утопленница Офелия (Т.Морозова). На фоне всеобщей стертости, однако, выделяется Гамлет — Николай Лазарев. Молодой актер, игравший у Штайна в конце 90-х не то Розенкранца, не то Гильденстерна, все-таки дорос до роли принца. Он в отличие от многих хотя бы свободен в игре и ярок в монологах.
Собрат Гамлета по несчастью — старик Лир. Если “Гамлет” как добротное пальто с каракулевым воротником, то “Лир” в продвинутом прикиде, годном ко всему — Тургеневу, Шекспиру, далее везде... Константин Райкин поражает силой своих монологов, которые в общей истории, затеянной Бутусовым, звучат как эхо в лесу, никем не поддержанное.
К тому же Бутусов оказался оригиналом не меньшим, чем его коллега из Театра Армии. Шута — ключевую фигуру в трагедии — превратил в женщину и, очевидно, за это руками Лира придушил. На роль младшей опальной дочери Корделии назначил зрелую актрису Наталью Вдовину, оказавшуюся значительно старше своих старших сестер — Реганы и Гонерильи. Пожалуй, только Граня Стеклова, сыгравшая коварную Регану, могла составить Райкину достойную пару. Остальное же окружение не нашло в себе сил сыграть короля.
