Расследование убийства Анны Политковской обещает быть не менее громким, нежели сама новость о чудовищном преступлении. Генпрокуратура уже указала на “высокую общественную значимость” события. Тем самым допустив: разгоряченное общественное мнение будет и обязано мешать следствию.
Уже не совсем понятно, “увидела” или нет лицо убийцы камера слежения. Уже известно, что кто-то из исполнителей заходил то ли в аптеку, то ли в магазин. Уже предусмотрели следователи высокую вероятность исчезновения заказчика с этого света. Уже каждый политик составил собственные версии убийства. Причем их оригинальность тем выше, чем дальше политик от Кремля. Все догадки надо изложить как можно быстрее. Не дай бог, вопреки историческому опыту убийство даст результат по горячим следам.
Для власти теперь важно контролировать не только ход расследования, но и ажиотаж, поднявшийся вокруг него. Ведь именно ажиотаж может быть целью убийства, а значит, быть предметом для рабочей версии следствия.
Особенность каждого нового политического убийства в России в том, что оно затмевает собой предыдущее. Боль не усиливается. Возмущение не нарастает. Эффект не накапливается.
Еще вчера вектор насилия был ясен: народ готов был подняться против “черных”. Точнее, его активно поднимали. Но вот новый сигнал. И народ в растерянности. Он запутался в линиях фронта.
После каждого громкого убийства общественность взрывается эмоциями. Естественными, праведными, неизбежными. Но люди научились быстро успокаиваться. Правоохранительные органы, обязанные работать с холодным сердцем, тоже от бурных эмоций сторонятся, стараясь убаюкать общественность тихой работой в кабинетах. Каждое новое убийство весьма быстро становится убийством не первой свежести.
Совсем еще недавний расстрел Андрея Козлова деловое сообщество восприняло с тем же уровнем шока, что и убийство Ивана Кивелиди или Михаила Маневича. Ни революции в сознании, ни мобилизации, ни адекватности. Только глухой шок и вялые рефлексы. Смерть Козлова вызвала новый стресс у банкиров и политиков, но им к стрессам не привыкать. Да и человека не вернешь. Вот и решили и тут прибегнуть к финансовым инструментам, ввести “меры против обналички”.
Смерть Анны Политковской воспринята с шоком, но как должное. “Она была бескомпромиссна как никто”. Так же когда-то жили мифы о чудовищах, которые раз в месяц приходят к бедным беспомощным людям, чтобы забрать свою жертву. И общество покорно отдает чудовищу нового героя на заклание.
Цинизм заказчиков преступлений именно в этом — они путают следы, выжимая максимум из своего расчета на громкое и эмоциональное расследование. А уж если громкое дело превращается в безнадежный “висяк”, значит, дело сделано. Все риски “съедает” политика.
Но, конечно, в череде громких заказных убийств накапливается и чисто практический опыт. Многие из них раскрываются. Известно, почему убили Галину Старовойтову. В принципе понятно, за что застрелили Владимира Головкова и кто и по каким мотивам “заказал” Сергея Юшенкова.
Опыт расследования по делу Юшенкова дал обществу кое-что новое. Поначалу ведь это убийство расследовалось как абстрактное “политическое”. Некоторые даже посчитали его за “террор”. По горячим следам (опираясь на составленный фоторобот) даже нашли — из-за совершенно непонятного рефлекса — “народного мстителя”, 20-летнего Артема Стефанова. Его отец, как оказалось, когда-то написал письмо Юшенкову с угрозами “за оскорбление российской армии”. Но потом взятый след оказался ложным. Причиной криминала оказались деньги Березовского, которые делились в “Либеральной России”. В итоге осудили организатора, одного из лидеров партии Михаила Коданева.
Призрак “народного мстителя”, так часто призываемый шокированной общественностью, материализовался больше года назад. Выразителем вызвался быть ортодоксальный диверсант Анатолий Квачков.
Между прочим, он, Квачков, раскаивается теперь в том, что у него не получилось, что порох отсырел, когда исполнители “заказа” открыли огонь. Видимо, не подготовились: сам Квачков подрастерял свои профессиональные навыки, упражняясь в публицистике.
Точка зрения таких, как Квачков, сегодня имеет широкую возможность тиражироваться в прессе. О том, кто, за что и почему способен ненавидеть таких, как Анна Политковская, сегодня можно говорить открыто. Она у многих могла вызвать ненависть, высказываясь о федеральной политике России в Чечне. Возможно, найдутся люди, которые скажут: поделом ей. Покушение на журналиста — это неспособность адекватно реагировать на слово, которое он произносит. Так убили многих — от Дмитрия Холодова до Пола Хлебникова. Не исключено, от тех же рук погибла и Анна Политковская.
Так вот снизить цену слова в России, удешевить ее ниже уровня жизни одного журналиста — и есть главная цель этого расследования. Для общества, для журналистов, для власти. За всем следственным шумом об этом нельзя забыть.
