Какие реформы местного самоуправления ни проводи, а власти по-прежнему — что те декабристы. В узком ленинском смысле, разумеется: страшно далеки они от народа. Вот, например, сельское поселение Медвежьи Озера. И всенародно избранный глава есть, и администрация, и даже Совет депутатов появился. Когда всю эту “парламентскую республику” городили, говорили, что все ради человека, все на благо человека. Вышло же — как обычно. И теперь местные жители чувствуют себя хуже, чем индейцы в резервациях.
В свежеобразованное сельское поселение вошло несколько деревень. Моносеево — самая дальняя из них. 43 постоянных жителя, немощеные улицы, убогие коровники на въезде. По всем приметам — бесперспективная деревушка. Однако, если судить по количеству желающих построить в ее окрестностях особнячок, этого никак не скажешь. Вроде и земли нет пригодной для строительства, но коттеджи все растут и растут.
— С этой стороны деревни у нас идут болота, — проводит экскурсию местный житель Александр Клепиков. — В 90-е годы нам говорили, что это природоохранная зона, так как болота питают Клязьму…
Сегодня на месте болот кипит стройка. Она уже залезла в лес первой категории, который, по словам местных, когда-то хотели даже присоединить к заповеднику “Лосиный Остров”. Чтобы избавиться от сырости, строители роют дренажные ямы и вбивают сваи. Последствия не заставили себя ждать.
— В некоторых колодцах уже пропала вода, — возмущается Галина Ивановна Лютикова, которую мы встретили с пустым ведром. — Вот хожу за водой к подруге, на другой конец улицы.
Рядом с домом той самой подруги стоит столб с высоко подвешенным на нем колоколом: чтобы сзывать народ на собрания. Но и без его помощи около редакционной машины вскоре образуется представительное вече.
— Эта земля была выделена нашей деревне для покоса и выгула скота, — говорит Вера Макухина. — Она находится в границах деревни, и сельсовет может распоряжаться ею только с согласия схода деревни. На сходе все жители были единогласно против застройки.
— У нас напряжение уже сейчас 180 вольт, — вступает Нина Николаевна Баринова. — Когда мы за свой счет вели в деревню газ, рабочие нам говорили, чтобы мы никого больше не подключали, потому что давление слабое. А теперь к нам присоединят коттеджи — останемся и без света, и без газа.
И вот что интересно. По бумагам огороды у местных — по 30 соток, за тридцать и платят они земельный налог. А на деле земли у многих на сотку-другую меньше. Когда обращались в сельсовет с просьбой донарезать землицы, чтобы все было по закону, глава заявил, что земли нет. А как появились люди с деньгами — поди ж ты, нашлась.
Коренные жители чувствуют себя на земле предков изгоями. Местное начальство и до и после реформы плюет на них с высокой… Нет, не колокольни, церкви в деревне нет. С водонапорной башни. Забыли мы сказать, что когда-то в Моносееве благополучно функционировал водопровод, и деревенские как белые люди пользовались этим благом цивилизации. Но потом здешний совхоз загнулся, подведомственная ему “коммуналка” пришла в упадок, и последние 2—3 года башня только на то и годится, чтобы с нее плевать.
Приход капитализма в патриархальное русское село описал еще Антон Павлович Чехов в пьесе “Вишневый сад”. Но и сто лет спустя бесцеремонность “денежных мешков”, влезающих на чужую землю, в каждой новой деревне вызывает шок. Лишь в редких случаях там, где главы поселений еще не совсем потеряли совесть, этот процесс удается сгладить. Деревенские, к примеру, получают “контрибуцию” в виде отремонтированных дорог, новых рабочих мест, учреждений соцкультбыта.
В Моносееве же люди остались без воды, вот-вот рискуют остаться без газа и света. А единственная проселочная дорога в объезд деревни, по которой к огородам по весне подъезжали трактора для вспашки, строительной техникой разбита до полной непролазности. Такое происходит в тех местах, где местные власти обнаглели окончательно и бесповоротно.
