Знаменитый голливудский актер Эрик Робертс приехал в Москву, чтобы сняться в новом фильме своего друга Родиона Нахапетова “Заражение”. Он дал эксклюзивное интервью “МК”, в котором рассказал, как он успевает сниматься в четырех фильмах за год, как ему удалось бросить наркотики и как его сестра Джулия выезжала в начале своей карьеры за счет его славы.
Давно прошли те времена, когда Эрик Робертс во всеуслышание заявлял: “Да кто такая моя сестра, что она сыграла в “Эрин Брокович”? За что ей “Оскар”?” И совсем прошли те времена, когда пресса пережевывала истории жизни старшего брата Джулии Робертс. Времена меняются, и сегодня Эрик Энтони Робертс являет собой смирение и буддийское спокойствие. На все вопросы о сестре заученно твердит: “Это наша частная жизнь, и я не буду ее обсуждать”. Корреспондент “МК” не раз услышал эту фразу во время интервью с мистером Робертсом в Москве, куда актер приехал для съемок в новом фильме Родиона Нахапетова “Заражение”.
“Я вырос в театре”
— Вы номинировались на “Оскар” за роль в фильме Андрея Кончаловского “Поезд-беглец”, сейчас опять снимаетесь у русского режиссера, рассчитываете на “Оскар”?
— Да, а почему бы и нет? Вообще для меня как для актера каждый фильм — совершенно новый личный опыт. Поэтому каждая новая роль — не просто роль, не просто работа, а приключение.
— Работа с русскими режиссерами как-то отличается от работы в Голливуде?
— Нет, нельзя делить режиссеров по национальному признаку. Каждый — личность, каждый — художник. Неважно, где они работают — в Америке или в России. Режиссер — художник, и этим все сказано. А художник должен завоевать уважение не потому, что он русский или американец, а потому, что хороший режиссер.
— Многие на Западе восхищенно говорят: русская школа, русская школа. Для вас это пустой звук?
— Если ты делаешь что-то, что действительно трогает зрителей, заставляет их измениться, — какая разница, каким способом ты этого достигаешь: методом Станиславского, Ли Страсберга или механическим методом? Если все идет из сердца…
— То есть вы не верите в метод?
— Я верю в то, что каждый актер обладает техникой, а откуда эта техника идет — не так важно. Вы как зритель не видите техники в конечном итоге, вы видите лишь игру, представление, и вы верите. Я плачу — неважно почему: потому ли, что чувствую, или потому, что закапал в глаза ментол. Все это ерунда, если моя игра вас трогает. И именно поэтому я считаю очень опасным, когда актер строго следует какой-либо технике — любые подобные вещи обозначают границы, а их не может быть. Потому что в конечном итоге все, что делает актер, — очень просто: он задевает сердца людей при помощи эмоций, и неважно, как он достигает своей цели.
“Я не хотел быть вторым”
— Вы учились актерскому мастерству и в Лондоне, и в Нью-Йорке. Тогда о какой карьере вы мечтали — театральной или кинематографической?
— Передо мной никогда не стоял вопрос выбора. Я вырос в театре и свою первую роль сыграл на сцене. В пятнадцать лет я пошел в Королевскую академию искусств в Лондоне учиться актерскому мастерству. В восемнадцать уже был в Нью-Йорке, учился там в актерской школе, но в девятнадцать лет бросил учебу…
— Почему?
— Я с большим уважением относился к своим учителям, но однажды понял, что все они — просто-напросто безработные актеры и только поэтому стали педагогами. Мне не хотелось повторять их судьбу. Они были безработными потому, что были неудачниками, для себя я не хотел такого.
— Вы, конечно, не хотели быть неудачником…
— Я так не говорил. Тогда я не думал об этом, не хотел быть вторым, хотел быть хорошим актером, великим актером. И тогда я пошел в студию при школе Ли Страсберга, где провел пару лет и благодаря ей сыграл свою первую роль в кино, в драме “Цыганский барон”.
— Свою самую первую роль сыграли в четыре года, и она была без слов…
— Да, совершенно верно, я чудовищно заикался.
— Как это прошло?
— Заикание — не физический дефект, а скорее эмоциональный зажим, я страшно боялся общаться с другими людьми, был очень тихим и ужасно нервным ребенком и не мог толком говорить. Отец посоветовал мне говорить про себя, но уверенно, и это помогло. Для меня это стало лечением.
“Я понял, что наркотики меня разрушают”
— У вас какая-то невероятно огромная фильмография — около 150 фильмов, когда вы все успеваете?
— Скорее всего, в сорока или пятидесяти из этих фильмов я сыграл очень небольшую роль и где-то в восьмидесяти у меня большая роль. В среднем я снимаюсь в четырех фильмах в год.
— А вот злые языки утверждают, что вы так много снимаетесь потому, что когда-то неудачно вложили деньги и потеряли все свои сбережения…
— Нет, это не так. И с моими деньгами все в порядке, я довольно удачно их вкладывал до сегодняшнего дня. Я так много работаю потому, что мне нравится сниматься.
Вообще, отрицательные стороны актерской профессии — то, что каждый норовит сказать про тебя какую-нибудь гадость, найти что-то негативное в твоей биографии. И по большей части это все фантазии. Отсюда и появляются домыслы о том, что я неправильно вложил деньги, все потерял и так далее.
— Помните самую идиотскую сплетню?
— О, детка, не знаю. Я не веду среди них соревнование. Хотя нет — была такая. Что я и моя сестра — любовники!
— В одном из своих интервью вы сказали: “Я принимал наркотики больше десяти лет, и за эти десять лет я разрушил все отношения, какие только мог”. Непросто было сделать такое признание?
— Дело в том, что это абсолютная правда. Когда я попал в кино, мне было двадцать, и достать кокаин было проще простого, и многие вокруг меня баловались им. Тогда мне казалось, что жизнь очень просто устроена, я не думал об опасностях, и все было легко. Позже я понял, насколько это увлечение разрушительно... Но мир был так привлекателен, когда я принимал наркотик.
— Многие актеры сегодня раскаиваются в прежних грехах — Микки Рурк, например, говорит о своем прошлом почти такими же словами, что и вы. Вы просто повзрослели и поумнели или сегодняшнее время не подходит для бунтарей?
— Вы перемудрили. На практике все обстоит иначе: ты принимаешь наркотики, это перестает работать, и ты прекращаешь. Все!
Что касается бунтарства — все это чушь собачья. Джеймс Дин не был бунтарем, он был конформистом. Но играл бунтарей, и образ автоматически перенесли не него самого. Монтгомери Клифт не был бунтарем — он был гомосексуалистом и конформистом. Марлон Брандо — конформист. Сохранять свою демоническую ауру 24 часа в сутки невозможно. Десять, двенадцать часов на площадке они бунтари, а остальное время — обычные люди, которым приходится решать обычные вопросы, и они вынуждены быть дисциплинированными и серьезными.
— И сегодня бунтарей нет?
— Нет, и не было никогда. Если бы они были, они не стали бы кинозвездами. За каждой кинозвездой стоят огромные деньги, и они всецело от них зависят. А как бунтарь может быть зависимым? Так что имидж — не реальность.
“Когда-то фамилия помогла моей сестре”
— А что вы думаете о современном голливудском кино?
— О, это огромный вопрос, на него невозможно ответить. Если коротко — то все идет по кругу. Десятилетие драм, десятилетие комедий и так далее, и так далее, все повторяется. И работает кино так же, как и любой другой бизнес в мире.
— И как вы себя чувствуете в качестве части этого круговорота?
— Вот смотрите. (Показывает на стол, за которым мы сидим.) Это — кинобизнес. А это (берет в руки солонку) — я. Какое мне до него дело?
— Еще говорят, что у вас репутация человека, с которым трудно иметь дело…
— Ничего не могу сказать, лучше спрашивать у режиссеров, с которыми я работал. Актерская природа такова, что я могу быть разным. Со мной трудно? ОК. Я святой? ОК. Я пьян? ОК. Подобные вещи часто слышишь о себе.
— Сегодня о вас много пишут, что вы стали примерным семьянином, очень трогательно относитесь к своей дочери Эмме, которая сыграла с Джонни Деппом в фильме “Кокаин”…
— Да, это была ее первая роль…
— А вот многие родители-актеры говорят, что никогда бы не хотели для своих детей такой судьбы…
— Я дал своей дочери свободу выбора, и она его сделала. Все, что мне оставалось, — поддержать ее. В конце концов она выросла в актерской семье, я помог своей сестре стать актрисой, и она стала знаменитейшей актрисой в мире. Почему я должен отказывать в помощи своей дочери? Тогда моя фамилия помогла моей сестре, сегодня ее слава превзошла мою, и теперь уже ее имя работает на пользу моей дочери.
— А как Джулия относится к успехам племянницы?
— Это моя частная жизнь, и мы не будем это обсуждать.
— Вам нравится то, что Эмма делает?
— О, да!
— Это потому что вы ее отец?
— Скорее всего, ничего не могу с этим поделать.
— А есть что-то, что запретили бы своей дочери?
— Да ничего особенного, лишь то, что может разрушить ее и ее жизнь.
— Вы сказали как-то, что сейчас находитесь в абсолютном мире с самим собой…
— Ну, это не значит, что в один прекрасный день я проснулся и сказал: “Да, я нахожусь в полном согласии с самим собой”. Нет, этот процесс идет по нарастающей. Однажды ты принимаешь важное решение и живешь согласно новым правилам. Твоя жизнь постепенно меняется, вы можете мне не верить, но это так. Хотя я, конечно, не святой.
— И к какому результату вы хотите прийти?
— Мне хотелось бы уйти достойно.
— Получается?
— Ну, когда я решу, что пора уходить, я вам обязательно сообщу.
5 ФАКТОВ ОБ ЭРИКЕ РОБЕРТСЕ
•Эрик — старший брат Джулии Робертс, но их отец с матерью разошлись, в результате чего Эрик уехал с отцом в Атланту, а с матерью остались две его сестры — Джулия и Лиза. Мать вскоре вновь вышла замуж, и это обстоятельство стало основной преградой для общения Эрика с сестрами.
•Сплетники утверждают, что баловаться алкоголем и наркотиками Эрик начал в 13 лет, а в 15 отец от греха подальше отправил сына в Лондон учиться актерскому мастерству. Сочувствующие говорят, что Эрик никак не мог найти цели в жизни и неприятностей ему прибавила автокатастрофа в 1981 году. В результате аварии (джип актера врезался в дерево) он провел неделю в коме и потом долго возвращался к обычной жизни. Сам Эрик Робертс вспоминать об этой своей странице жизни не любит:
— Да, я провел неделю в коме.
— Боб Фосс говорил, что, дав вам роль в фильме “Star80”, предоставил вам шанс. Почему?
— Не знаю, мне было трудно, и все. (Из интервью Эрика Робертса.)
Как бы то ни было, “ангельской” внешности актера пришел конец, и ему пришлось научиться жить с новым лицом.
•Когда в 1991 году у Эрика родилась дочь Эмма, он сильно изменился. Перестал дебоширить и стал примерным отцом. Именно после рождения дочери он пытался наладить отношения с сестрой Джулией, хотя иногда — как в случае с “Эрин Брокович” срывался на грубость в ее адрес. Говорят, это потому, что Джулия, став звездой, забыла брата, давшего ей старт в большое кино, — ведь именно в его фильме она сыграла первую роль. Как бы то ни было, очередная попытка примирения была предпринята им, когда Джулия стала матерью двойняшек. Судя по тому, что обсуждать свои отношения с сестрой он категорически отказывается, у них так ничего и не вышло.
•В последнее время Эрик Робертс в большом кино замечен не был, при этом сниматься он не перестал. В 2006 году на экраны вышло 6 фильмов с его участием. В этом же году украинская лента “Аврора” с его участием была выдвинута на “Оскар” от Украины. Фильм посвящен чернобыльской катастрофе, но режиссер Оксана Байрак утверждает, что это драма, а не фильм-катастрофа. Главная героиня фильма — девочка Аврора, получившая дозу радиации и попавшая в больницу. Там она знакомится со знаменитым актером, которого играет Дмитрий Харатьян. А его импресарио, собственно, и играет Робертс. Американский актер говорит, что, несмотря на большую усталость, согласился сыграть в “Авроре” не раздумывая, так был поражен силой характера маленькой девочки, главной героини фильма.
•Кого именно Робертс играет у Нахапетова, актер отказался говорить и предложил задать тот же вопрос режиссеру. Нет ничего удивительного в том, что Робертс, звезда фильмов, где черное от белого отделяется с легкостью, запутался в перипетиях сюжета нахапетовского “Заражения”. В фильме намешана любовь русской девушки и американца, убийство олигарха скинхедами, сговор адвокатов и врачей и опыты на людях в психбольницах.
