Татьяна Тотьмянина: я пошла на шантаж!

Олимпийская чемпионка отдала долги лишь после Турина

Она взорвалась на публике только один раз — после победы на московском чемпионате мира: “И долго к нам будут относиться так, как будто мы из помойки только что вылезли?!” До и после были лишь победы и адский труд. И травма. Фотографии страшного падения Тани Тотьмяниной с поддержки обошли весь мир. А потом был блистательный Турин, когда падали уже бесстрашные китайцы...

Олимпийские чемпионы Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин готовы вернуться на большой лед в следующем сезоне. Им бы только отдохнуть немного да спонсоров найти, чтобы семьи не страдали, если они вновь пойдут за медалями на свои уже третьи Олимпийские игры.


— Итак, Таня, девять месяцев назад вы ему сказали: “Представляешь, это все!”

— Тренировка в день финала в Турине была в 6.30 утра, а на лед мы вышли в 22.00. Ты ходишь и боишься сделать лишний шаг, потратить энергию: а вдруг ты ногу подвернешь, а вдруг съешь чего, а вдруг услышишь, увидишь что-то не то? И ты, отключив сознание, боишься себя расплескать — это нереальные ощущения. Когда эта секунда тишины после произвольной наступила, я повернулась к Максиму и говорю: “Представляешь, это все! Мы победили!” А у Макса глаза такие были... опешившие. “Как это — все сделали?!” Поделали поклон, я ему сдавленно так говорю: “Максим, повернись, может, это в последний раз…” До сих пор слезы наворачиваются. Если мы соберемся сделать это снова…

— А вы все-таки соберетесь?

— Мы думаем об этом с Олимпийских игр. Посмотрели чемпионат мира — а почему нет? Да, спорт держит тебя в своих законах. Но и в этой жизни — ты тоже ставишь рамки. Не можешь сделать все что хочешь, каким бы ты великим и богатым ни был. К счастью или к сожалению. Просто нужно принимать ту жизнь, в которой ты находишься. Знаете, этим летом я начала осознавать, что не понимаю в жизни ничего. Я вышла из спорта — и что делать? Ты начинаешь с нуля. У меня есть работа, есть мама и есть крыша над головой. Больше нет ничего по жизни.

— Крыша большая?

— В Питере. Очень маленькая квартирка, но своя, отдельная.

— Что бы вы хотели, но не можете себе позволить?

— Самое главное — семью и детей. Я когда вижу маленького ребенка, мне очень хочется… Я даже маме тут как-то сказала: “Мам, может, мне взять малыша откуда-нибудь?”

— Почему вдруг такое желание, какие ваши годы?

— Просто я увидела на улице бомжеватую женщину с хорошеньким ребеночком. Ну, она в жизни этому ребенку не даст ничего. Ни физически, ни материально, никак…

— Говорят, у вас есть сейчас друг. Вы готовы…

— Друг — как близкий друг? Нет.

— Не готовы говорить на эту тему или его нет?

— Нет. Его нет. Я свободная женщина.

— Кстати, о свободе: вы с Максом осознали, что вы — избранные? Сейчас времени побольше, можно и об этом подумать.

— Во-первых, времени нет до сих пор: съемки, шоу, встречи, контракты… Моральное удовлетворение мы, конечно, получили и продолжаем получать, но ни секунды лишней нет. А во-вторых, нахальной уверенности, что мы — избранные, не было никогда. Сильнейшие? Да, но тебя вознесли в ранг лидера, а ты подвел всех, плюхнулся, упал психологически, и выбираться из этой ямы очень тяжело. Поэтому я для себя никогда не думала: “О, я лидер”. И может быть, это и хорошо, потому что всегда пыталась перепрыгнуть через себя.

— И через зрителей. Завоевать нас после ярчайшей пары Бережная — Сихарулидзе было очень тяжело…

— Тяжело — не то слово. Вокруг нас все время кричали: они неартистичные, они не достойны, это не то, что мы хотим, это не престижно… И мы много раз меняли стили, программы, я меняла облики — от блондинки до красной, от красной до блондинки, — было тяжело найти себя в образе, чтобы понравиться всем. Хотя бы 51 проценту зрителей. Да, было очень обидно: Лена с Антоном в пару, кстати, встали параллельно с нами. Но буквально с первого выхода на лед покорили все сердца, безо всяких процентов. Потом, у них была за плечами трагическая история травмы Лены…

* * *

— Ваша история падения с поддержки резко развернула симпатии трибун в сторону увеличения процента. Это отчаянно несправедливо, но было так.

— Это психология человека. Почему во всем мире любят хоккей-футбол? Там есть борьба, травмы, которых не увидишь в простой жизни. А тут выходят двое — все красиво и легко, чего на них смотреть-то? Я упала и осталась лежать на льду, и народ, который имеет возможность сожалеть — чего не имею я, разучилась в спорте, — понял, что мы — живые люди, которые хотят чего-то земного. К примеру, олимпийскую медаль. И могут совершать ошибки. Может, люди поверили, что мы на их волне? Люди хотят медали, и мы тоже. И мы готовы преодолеть все, только бы дойти до цели. Может, это сработало? Не знаю… Но сработало же?

— Вы разучились жалеть себя в спорте или жалеть вообще?

— Да, я перестала для начала жалеть себя. От физической боли вообще не плачу. Только от обиды. И, наверное, от того, что я перестала жалеть себя в серьезных ситуациях, я никогда не проявляю жалости к кому-то. Даже к близкому человеку, что очень тяжело по жизни. Я все вижу, понимаю, в душе сопереживаю, но никогда не покажу этого. И многие считают меня очень жестким человеком. Я не такая! Но многие годы я боролась, чтобы быть сильной, теперь приходится бороться в обратную сторону.

— Говорят, от переживаний, которые не имеют выхода, случаются инсульты…

— А что делать? С психологом, например, не работала лично никогда: я не доверяю людям вообще. Каждое слово — опять-таки это спорт, — каждое слово ты взвешиваешь, дозируешь. И теряешь не только жалость, но и доверие. Я не верю людям и не могу ничего никому сказать.

— Так же жить нельзя!

— Даже если случается что-то плохое, я стараюсь очень быстро это забыть. Бывает, мне мама говорит: “Таня, а помнишь, было так плохо?” — я не помню, действительно стараюсь это удалить из памяти.

— Таня, а помните, как вас прорвало и вы принародно спросили: как долго мы еще будем “мусором”, сколько еще завоевывать любовь?

— Знаете, почему прорвало? Вдруг всплыло все: второй раз с тяжелейшей травмой я выхожу на лед — и побеждаю, почему меня до сих пор топчут ногами? Почему, когда мы выиграли первый чемпионат мира, вместо поздравлений вдруг услышали: “А вам не кажется, что вам поставили очень высокие оценки?” Как так?! Ты стал чемпионом мира — ты вообще король до следующего года! И ты выходишь такой счастливый, а тебя — в яму! На, получи! И следующий год к нам недоверительно относились… Я падаю на голову — у всех начинает проявляться интерес какой-то. Но потом снова: первый чемпионат России после травмы — выигрываем достойно, Европу — тоже, а все равно такое впечатление, что вот-вот кто-то скажет: “Мы же говорили, что эта победа случайна”. И я вдруг подумала: “Я могу, мой партнер может преодолеть все, а почему я должна молчать?..”

— Скажите, вот Макс, после того как уронил вас, очень долго восстанавливался психологически. А вы — вроде и ничего…

— Как я сказала как-то — и народ был в шоке, — что, к счастью, я потеряла сознание. Я этого всего до сих пор не видела. Я, помню, еще спросила Олега (Олег Васильев — тренер олимпийских чемпионов. — Ред.), когда лежала в госпитале обезноженная и обезвоженная: “Олег, соревнования — через две недели, а мы успеем подготовиться, да?..” С таким оптимизмом… Он говорит: “Тань, давай мы выйдем из больницы — и решим”. И когда я встала и пошла умываться, и увидела себя в зеркале… Как я собираюсь кататься, если мне стыдно на улицу выйти? А потом — конечно, после сотрясения болела голова, кружилась, но я знала, что смогу: вперед, мне без разницы, на какую поддержку, на эту — так на эту! Хоть десять раз.

— Но пара — это двое…

— Да, сложнее было с Максимом: приходим на тренировку, я говорю: “Максим, давай поддержки делать” — и вижу, что его начинает трясти, он боится и на полу-то меня наверх поднять. Раз так случилось, два — я поняла, что проблема-то не во мне будет. Прошло недель шесть, мы приехали в Москву, на мелкие соревнования, подъезжаем к этой поддержке, Макс поднимает и опускает меня. Причем до этого был один прокатик — и не очень хорошо, но Макс поддержку исполнил. Что делать? И тогда мы с Олегом, может, и не очень хорошо поступили, но зато наверняка: “Ну, что, Максим, если ты не уверен в себе, давай заканчивать!”

— Это был шантаж.

— Чистейшей воды. Но что нам оставалось делать? Олег привел свои аргументы: “Поеду в Америку, буду зарабатывать деньги, Тане еще 23 года, мы ей найдем партнера. Иди, мы тебя не будем заставлять, каждый волен решать сам”. И в принципе Максим принял это предложение. И ушел. Потом подумал пару часов: “Пойдемте, завтра выступим…”

— Его муки понятны, а что вы делали эти два часа?

— Я ничего не делала — я знала… Хотя я уже даже начала думать: а кто, а с кем? — но все равно я знала, что Макс не уйдет. Столько лет проработать — и бросить все, потому что не поднял меня вверх на турнире один раз? Развернуться и уйти — не верю: Макс не сможет это сделать! На следующий день мы вышли — в тех же оранжевых костюмах, с той же программой, поддержка на том же месте. И — он меня поднимает, и мы понимаем: “Все, черту эту перешли! Больше такого не случится”. И Макс сам сказал: “Если я в такой ситуации справился, не бойтесь, больше не подведу!”

* * *

— Когда партнер — философ, а Максим известен своим стремлением пофилософствовать, это хорошо или плохо? Не хотелось никогда по голове настучать?

— Нет, его состояние бывает иногда в пределах нормы. Когда он молчит. Но когда надо быстро принять решение, а он ходит вокруг и около, тогда я ему по-простому выдаю: “Слышь, ты книжек начитался, дома — пожалуйста, все что хочешь, а здесь — не надо”. Тяжело, конечно, потому что мы с ним абсолютно разные люди. Мы не можем общаться больше десяти минут. Простая тема, а он начинает грузить. Тогда я выступаю: “Максим, я, конечно, понимаю, ты умный, я отстаю в каком-то книжном развитии, но есть же еще и другое — жизненное развитие”. К счастью, он нашел девушку, балерину, они на одной волне — спокойные, медленные; я за него рада: человек его понимает. Но, знаете, этот дисбаланс нам всегда на льду помогал. Мне надо работать, например, до смерти, пока я не упаду, а он заговаривает... Он — спокойный, я — взрывная. Мы гасим друг друга.

— Вы очень смешно рассказываете оба, как когда-то не нравились друг другу…

— Мне было 14, ему 18 лет. У меня переходный возраст: ты все знаешь, а тебе все указывают, жизнь портят. Он же вроде уже вырос — значит, молчать, я сказал! Никто не хотел уступать. Он Овен, а я Скорпион. И еще я Скорпион и Петух, который адекватно ничего не воспринимает. Надо сначала накинуться, а потом разобрать ситуацию и подумать: а может, не надо было это делать?

— Все наши проблемы, как известно, из детства…

— Вот почему я и хочу пойти на курсы детского психолога, чтобы понять, где и когда за какую ниточку можно ребенка дернуть, чтобы у него в будущем все было хорошо. Мы жили тяжело. Папа никогда не понимал, зачем нужны жертвы ради какого-то там фигурного катания. С мамой они разошлись, она работала чертежницей в институте, потом долгое время на дому, до 14 лет мы так тянули, жили очень плохо. Иногда впроголодь — батон хлеба и, может быть, масло. В 14 лет я выехала на первый взрослый чемпионат России, была такого же размера, как сейчас, и мне всегда говорили: в парное катание даже не суйся, ты очень большая для него. Но вдруг позвали в Питер — попробовать силы с партнером. Мама сказала: “Конечно, Тань, но где деньги-то взять?” К счастью, нам тогда директор школы — Светлана Кандыба, она сейчас работает в ЦСКА, — выделила сумму на поездку. История невеселая… Знаете, сегодня, когда начинают считать, сколько я получила за победу в Турине, просто обидно. Потому что честно скажу, что свои долги я раздала только в прошлом году. Спасибо спонсорам, которые отблагодарили нас за победу.

* * *

— То есть никакого стартового капитала для будущей жизни у вас нет?

— Нет. Все, что получали, то и тратили: хореограф, тренер, питание, переезды, костюмы, лечение. Есть мысли о будущем, но нет денег и образования. Есть мечта открыть свой салон красоты. Надеюсь, что пойду учиться в какое-нибудь умное заведение.

— А при чем здесь курсы по детской психологии?

— Детская психология — это не занятие для диплома, это для личного. Много хочу, но нужна хотя бы свободная неделя. Для всего, чтобы книжки, например, почитать — литература тоже должна быть правильная. А не так, что пришел в магазин: “Дайте мне книжек хороших по психологии, и побольше”. Я однажды так читала — сама чуть в психушку не попала. Потому что когда начинаешь все анализировать, то понимаешь, что вообще живешь неправильно. Что ты делаешь все неправильно. Что ты неудобен окружающим. И вообще ты какое-то существо, которое творит одно лишь зло.

— А вот Максим неоднократно говорил, что в вашей паре он — слабое звено и ведомый.

— Знаете, почему это произошло? Мне кажется, он очень доверился мне, когда мы прошли через травму. И где-то расслабился: знал, что если он что-то не доделает — не на льду, а в жизни, — Таня всегда это сделает. И я знаю, что мне проще договориться и сходить, например, на интервью одной, чем: “Максим, во столько-то, там-то…” — “Ой, Таня, это так далеко, давай, мы лучше это, может — то…” — “Все, Максим, сиди дома!” Он расслабился, но он не слабый человек. Его можно только уважать, хотя бывают моменты, когда он вскидывается: “Все, я пошел, ты не хочешь со мной нормально разговаривать!” И приходится иногда — я знаю, знаю, что это неправильно, — кидаться фразой: “А за счет кого ты всего этого добился?..”

— Да ладно, не бичуйте себя, нормальная женская стервозность…

— Ну, приходится. Я каюсь. Хотя мы вдвоем успеха добились, и он бы тоже мог мне такое сказать…

— Если вы вернетесь на большой лед, возможна ли смена тренера? У Олега Васильева — новые пары, да и ваши личные отношения уже не те…

— Да, когда у меня с Олегом разладились личные отношения, разладились и рабочие. Это случилось после Олимпиады, честно говоря, не хочу вдаваться в подробности. К счастью, мы нашли компромисс буквально на прошлой неделе: все-таки работаем вместе. Посмотрим — если все будет нормально, не будет взаимных претензий, почему нет? Многие расходились и катались вместе, и работали вместе. Мне кажется, это нормально, двум людям было когда-то хорошо вместе, потом они могут просто помогать друг другу.

— Вы вот рады, что у Макса появилась девушка, а если он женится в ближайшее время и жена…

— Понятно, понятно. Свадьба должна быть свадьбой, а не впопыхах, с нашим графиком это пока тяжело. К счастью, она балерина и понимает, что такое многолетний труд. Да и кто деньги будет на семью зарабатывать? Думаю, она трезво оценивают ситуацию, ведь вместе они уже два года.

— Интуиция подсказывает мне, что решение о возвращении практически принято.

— А моя интуиция начала развиваться, только не смейтесь, после падения на голову, причем просто стремительно. Была недавно поездка в Америку, я ужасно не хотела туда ехать. Самолет задержали на три часа. Пришлось ночевать в Лондоне. В Америке — меня не пускают на паспортном контроле, по точно такой же грин-карте Макс проходит без проблем. Накричала на таможенника, он, очумевший, сбегал куда-то, но карту вернул, выхожу — говорю: “Максим, мои вещи не прилетят, и коньки тоже”. Так и случилось. Я не знаю, как это объяснить, но теперь я, даже не думая, могу сказать, что будет. На меня кричали: “Ты не права, ты должна делать так, как удобно для работы!” — но после этого случая я сказала: “Я буду делать так, как чувствую”.

— Что, думаете, судьба вам в будущем приготовила?

— Испытания-то все равно будут... Надеюсь, хорошего мужа и детей. Минимум двоих, потому что у меня есть все предпосылки для близнецов — и по папиной, и по маминой линии. Как я вижу семейную жизнь? Никак не вижу — потому что не знаю, кто рядом будет, а абстрактно себе это сложно представить.

— Ну, домохозяйкой сможете быть?

— Нет, ни в коем случае, вы что?! Я же с ума сойду. Активная жизнь, никаких сидений дома, родила — пошла дальше работать. А мамочка поможет…


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру