Для подмосковного Орехова-Зуева Александр Цуркан что для Австралии Николь Кидман — своя звезда на небосводе киноиндустрии. Когда идут фильмы с его участием, весь городок собирается у голубых экранов. Чрезвычайной популярностью пользуется актер и у военных, что неудивительно: в кино Саша прошел путь от солдата до маршала, а за роль Батяни в фильме “Прорыв” удостоился благодарности от самого Путина. Накануне 23 февраля “МК” решил пообщаться с самым военным из актеров.
— Саш, как думаешь, почему Путину понравился “Прорыв”?
— А почему нет? На мой взгляд, фильм удался. В нем есть самое главное — ощущение душевного очищения. Обидно, что не вошли некоторые вещи. Например, кадры, когда я перед боем сижу в курилке, играю на гитаре, успокаивая своих солдат. Снимали в Адыгее, Рязани, Геленджике, нам помогали ребята-десантники, замечательные парни, прошедшие всю Чечню. Пообщался с командирами, это государственные люди, с очень высоким уровнем интеллекта, они понимают, что происходит в стране, и свою стратегическую задачу. Это люди, способные защитить нашу землю. Армия должна быть сильной.
— В фильмах сам поешь?
— Стараюсь. Но как-то пока не получалось спеть так, как хотелось бы. Чтобы это прозвучало классно. Например, как пел Павел Луспекаев “Госпожу удачу” в “Белом солнце пустыни”. А вообще я поющий человек. Мои жены возмущались: “Что ты все время поешь? Поговори со мной!”
— От киносолдата ты дослужился до…
— Маршалов! Я сыграл Василевского в фильме “Звезда эпохи” и Ворошилова в “Московской саге”. Интересно играть, когда есть драматургия.
— Откуда такая любовь к военной теме?
— Наверное, потому, что в детстве было очень много разговоров о войне, рассказов о погибших друзьях. Я слушал все это со слезами на глазах. Кино о войне играет огромную роль, если не воспитывать у молодежи любовь к родине, то кого мы вырастим? Можно любить человечество, но космополитизма быть не может. Наш мир, наша культура — Пушкин, Есенин, Достоевский — наши корни, которые питают нас, и мы должны их беречь. Любовь к своей земле, к предкам естественна для русского человека. Сохранность всего этого много веков основана на воинстве — Суворов, Нахимов, Ушаков силой духа своего побеждали, верой. А что мы оставим? Я верую, что погибший солдат проживает в раю. Надо гордиться тем, что мы выстояли и выжили, и говорить об этом. Военная тема для меня — это тема потомства, продолжения жизни нации, а не стрелялка. И если бы предлагали больше хороших сценариев военных фильмов, я бы больше снимался.
— К актерскому творчеству ты пришел не рано…
— Сначала я отучился в МАДИ на инженера аэродромной службы и по распределению поехал на Север, в поселок Кежма на Ангаре. В 37-м году туда ссылали репрессированных. Я там следил за эксплуатацией аэродрома. Потом перевелся еще севернее, в поселок Ванавара, рядом с этим местом находится Тунгусская аномалия. Если бы не было этой работы на Севере, я бы никогда не стал актером. Со всего Союза туда приезжали люди работать, своего рода Вавилонское столпотворение. Разные национальности, говоры, манеры общения, уклады жизни — это было бесконечно интересно. Я впитывал все в себя как губка. А потом все так сложилось, одно к одному, что жить на Севере стало невмоготу, я вернулся домой. Работал сторожем. Свободного времени было много: писал стихи, играл на гитаре. В это время, в 1990 году, Любимов набирал студентов. Я понял, что мне нужен только театр, зрители, нужно куда-то тратить энергию.
— Как удалось попасть в знаменитую “Таганку”?
— Мне было тридцать. Я побил все рекорды Щукинского училища, поэтому подделал паспорт, омолодив себя на два года. Пришел на прослушивание и сказал: “Я отсюда никуда не уйду!” Любимов удивленно ответил: “Да не уходите, оставайтесь” — у него великолепное чувство юмора. Я начал учиться. После училища, Любимов к тому времени вернулся и сразу сказал: “Будешь играть у меня Ивана Бездомного в “Мастере и Маргарите”.
— Откуда взялась любовь к сцене?
— В Орехове-Зуеве Савва Мамонтов — основатель МХАТа — создал народный театр. Моя бабка Александра Степановна играла там. Родители дружили с актерами театра Валерием и Маргаритой Назаровыми, приходил в гости главный режиссер Каретников. Я видел много интересных людей, то, как они общаются, поют военные песни за столом. Думаю, что это общение оставило свой след. Орехово-Зуево — город удивительный, жалко, что сейчас он в таком запустении.
— Знание жизни провинциального городка помогло играть “Москва—Петушки”?
— Конечно, я же знаю всю глубинку. Знаю эти отношения, этих алкоголиков, чем они дышат, о чем говорят. Именно такой электричкой я ездил из Орехова в Москву учиться. Когда начали репетировать Ерофеева, я попал в родную стихию.
— Так ты больше театральный или киношный актер?
— Я тоскую по театру, потому что ушел после конфликта с труппой, кстати, по поводу спектакля “Москва—Петушки”. Я начал набирать популярность, а творческие люди очень ревнивы к чужой славе. Спектакль прошел 50 раз, его смотрели и коллеги из других театров и посольства, вся богема. Я много сделал для “Таганки”. Увы, никем это не оценено. Думаю, Юрий Петрович выбрал неправильную политику общения со своими служащими. Человека могли выгнать ни за что, причем унизив и оскорбив. Я выиграл два суда у “Таганки”. Меня восстановили на работе, и три года я ходил туда просто получать зарплату. Я вовсю снимался в тот момент в “Угоне”. Как-то я зашел в театр поздравить Любимова с 9 Мая. Мы разминулись, я пошел смотреть “Мастера и Маргариту”. Пришел в ужас, спектакль развалился! Я подошел к мальчишке, игравшему Ивана Бездомного, и спросил: “Ты почему так плохо играешь? Ты даже не стараешься. Я играл эту роль до тебя, ты ее просто угробил”. Завязалась драка. Вызвали милицию. Меня выволокли из родного театра, порвав куртку. Дурдом. Все напоминало как раз сцену из “Мастера и Маргариты”, когда Бездомный пришел в ресторан “Грибоедов” и все высказал коллегам. Сегодня я очень много снимаюсь. Но хочу вернуться в театр, позволяющий играть великую драматургию, но не подавляющий актера как личность.
