…И вышел он в фойе отеля. Капитан сборной наших лыжников, чемпион мира. Выходной день дал ему возможность поспать до двенадцати часов. Вообще-то в этот день Василий Рочев имел право отдыхать и от журналистов. Но сам ведь предложил: “Вы знаете, где наша гостиница? Так приезжайте в любое время…”
“Лазать по стройкам, огнетушители воровать с машин — это мое”
— Василий, а в чем ваше…— “В чем ваши проблемы, Василий?”
— Нет, в чем ваше капитанство заключается? Вы летучки проводите или конфликты гасите?
— Капитан команды — это уже опытный человек. К его мнению прислушиваются, на его примере, может, кто-то и учится. Он может спокойно провести диалог с министром спорта, например. Задать вопросы тренерам. Последнее, кстати, очень важно — некоторые ребята даже тренеров боятся о чем-то спросить. Я — капитан, ну вот выбрали…
— Может, вы нахальный?
— Ну конечно, да, я такой. Может, и не Чапаев, который поведет всю нашу “банду” в бой… Хотя — почему бы и нет? Нас в семье трое детей (есть еще брат и сестра). Так вот, характер у меня скверный был с самого начала, меня трудно было обуздать. Брат — спокойный. Я же приходил, бросал портфель: “Мама, я допоздна!” Лазить по стройкам, огнетушители воровать с машин — это было мое.
— А что вы с ними делали-то, с огнетушителями?
— Как что? Костры тушили! Разводили, а потом заливали.
— Вы говорите, что можете спокойно и с министром разговаривать, а в роли большого чиновника себя видите?
— Пока нет. Вот моего отца звали на разные посты, но если не его это, то зачем? Человек должен вариться в своей каше. И тренером пока себя не вижу.
— А вы как к тренерской критике относитесь? В штыки воспринимаете?
— Ну как же без критики? Но только она должна быть обоюдной. Тренер критикует меня — я имею право критиковать его. Если же все воспринимать в штыки, то можно загнуться скоро от своей гордыни.
— Говорите, характер у вас не сахар. Это вы им так гордитесь или…
— Характером на сто процентов доволен. Может, кто-то и считает, что я вредный. Но вредничать — значит, не уступать.
— Ну, многие вообще считают, что чемпионов с хорошим характером не бывает.
— Почему? Женя Дементьев, например. Просто многое зависит еще от того, на своем ли ты месте. Кто-то природой был рожден сильнее в чем-то одном, кто-то — в другом. Мне было, видимо, предначертано стать лыжником.
— Вы после гонки даете сразу очень четкий анализ того, что произошло. И всегда спокойны, независимо от результата. Не каждый может выставить себе оценку: “хреново”. И при этом не заниматься самокопанием. Держите лицо?
— Особого повода для паники в любой ситуации я не нахожу. Победа или поражение — по какой-то причине это же произошло? Победа — здорово. Поражение — не так здорово, но не стоит биться лбом о стену, пора экономить силы и готовиться дальше… Да, наверное, я родился таким — не паникером. Каждый поступок, конечно, не анализирую, это уже слишком. Но когда что-то необдуманное совершаю, потом даже не вспоминаю и не жалею ни о чем.
— И о чем “из необдуманного” вы можете рассказать?
— Да нет, конечно, ничего не могу рассказать. Это тоже было бы необдуманным.
— Судите вы своих товарищей строго. Но ведь это ваша сборная…
— Я же говорю так, как есть. Хотя я могу и ошибаться.
— И раньше так могли? В школе, например: Марья Иванна, вы не правы…
— Каждому поступку свое время. Люди развиваются, становятся умнее. Чего-то достигают. И в какой-то момент понимают, что имеют право на собственную оценку. Вот и я сейчас уже решил, что Марья Иванна неправильно себя вела…
— Ваш папа, олимпийский чемпион по лыжам Василий Рочев-старший, здесь очень за вас переживает…
— Отец всегда за меня переживал, и именно ему я всем обязан. Моя более или менее удачная жизнь в спорте началась в 1999 году — тогда прошел отбор в юниоры на чемпионат мира. Отец был со мной, его советы меня и сделали. Да и семья ведь вся у нас лыжная. Знаете, брат родился в 1976 году, в год Олимпиады, где родители выступали, и 6 лет он прожил у родителей отца, по-русски не говорил. Только по коми. Приезжал домой, мама не понимала вообще, что он говорит. Звонила Раисе Петровне Сметаниной: вот он говорит это, это… Сметанина переводила: ребенок хочет молока, он хочет в туалет! Вот так… Маме вчера я звонил — она первый раз всю мою гонку до конца досмотрела, обычно ее хватает только на половину, переживает страшно — ее или отправляют на улицу с внучкой, или в другую комнату.
— Никогда не испытывали отчаяние: зачем я родился в такой семье — мама ведь тоже олимпийская чемпионка?
— Нет, конечно, только гордость. Ни паники никогда не было, ни отчаяния. С детства мы играли медалями, но никто насильно нас не отдавал в лыжную секцию.
“Говорят, муж даже чувствует что-то вроде беременности”
— Вы тут сказали, что у вас дар предвидения открылся. А совсем недавно Татьяна Тотьмянина рассказала мне, что после того, как упала с поддержки на голову, “видит”, что будет дальше. Вы, Вася, ниоткуда не падали?— Не помню. Хотя нет — в детстве падал на меня телевизор. Стоял на таком комоде…
— То есть тогда упал — сейчас аукнулось?
— Видимо. Может, я просто не распознавал раньше какие-то душевные позывы. Сейчас начинаю... Да нет, шутки шутками, это просто опыт срабатывает.
— Вот когда “золото” уходит из-за проигранных сантиметров, это что? Какой калейдоскоп чувств?
— Это спорт. Бывает, что все решают миллиметры, правда, это уже спорная ситуация — тогда и две медали дают. Но эмоции же не начинаются после финиша. Мозги включены всегда, а во время гонки — кураж ловишь. Это когда забываешь про усталость и, как у лошади, появляются шоры — кроме как вперед, никуда не смотришь.
— Вы уже мудрый гонщик: собрали полную коллекцию наград чемпионата мира, “бронзу” в Турине завоевали, но ведь были и провалы?
— Да, 2002 год — мне катастрофически не везло. То с чьей-то помощью я падал и вылетал из борьбы, то палки мне ломали, и очень часто. После очередного падения слеза сама собой, где-нибудь в комнате, за стеной от всех, из глаз катилась. И только одна мысль: а почему? Потом сходил в церковь, святой отец меня благословил. И всех ронять и палки им ломать начал я.
— Вы это связываете напрямую с благословением?
— Я бы, может, и не связывал, но есть граница. До и после.
— Этот сезон складывался у вас не совсем удачно…
— Он складывался плохо. Тренер, может быть, все ждал, когда меня прорвет, но… Мы приехали в Сыктывкар, и после первого спринта (6-е место) я чувствовал себя очень плохо и не понимал: что происходит-то? Отец, Бородавко, главный тренер сборной, и я решили тогда, что не поеду на “Тур де ски”, а проведу спокойный сбор дома. Это было правильно.
— Вам как-то никто не решается задать личный вопрос: может, у вас голова была занята проблемами с Юлиной беременностью?
— Вообще-то говорят, что муж даже чувствует что-то вроде беременности.
— Вас токсикозило, что ли?
— У меня было все нормально, просто добавилось волнений — хотя все-таки ошибки в тренировочном процессе объясняют неудачи в первую очередь.
— Вы имя Василина для дочки долго искали?
— Я вообще готовился, читал книжки, в Интернете сидел, умные статьи читал. В школу молодых отцов я, конечно, не ходил. Но рожал вместе с Юлей. Меня завели туда, куда мужики обычно боятся ходить. Ходишь там перед открытой дверью туда-сюда, все видишь, все слышишь. А в самый ответственный момент капельницу держал, руки, поднимал голову Юле, когда она тужилась. Даже помогал акушеру ногу держать, когда было совсем плохо и Юля пыталась там что-то изобразить.
— Юля на вас не кричала?
— Как раз на всех остальных — да, а мне только жаловалась: больно, очень больно… И ребенка первым я увидел все-таки, а не она.
— Чувствую, это будет вашим поводом для гордости на всю оставшуюся жизнь. Но — честно: струхнули немного?
— Мне брат, друзья, у которых дети есть, сказали: когда в родовую зайдешь, все станет на свои места. Этот процесс естествен не только для женщины — все страхи пропадают. И это правда. Самое тяжелое — четыре часа схваток, которые сопровождались стонами и криками, а сами роды для меня не легко, конечно, прошли, но… Это стоит того, чтобы быть там. Пуповину я не резал. Но, знаете, такие чувства — не говоришь, конечно: “елки- палки, ничего себе!”, но внутри… Внутри как нагревается что-то, когда видишь, что все хорошо и твоя любимая женщина жива-здорова, хотя выглядит и очень усталой, но уже улыбается. И когда они потом лежат вместе, дочка — на ее животе…
— Юля, будучи трижды олимпийской чемпионкой, вправе давать вам советы? Жестко, как профессионал?
— Нет, она сильная, и жесткая, и стойкая в любых ситуациях, но мне так сказать не может. Я — могу. Анатолий Михайлович, ее отец, даже точил на меня зуб перед Играми, что я ей мешаю готовиться. А я старался помочь, не пытаясь залезть в чужую подготовку, и привить свое. Но со стороны видно всегда лучше, поэтому и предлагал попробовать так или так… Вот после финиша командного спринта Юрий Викторович Бородавко подошел и сказал мне про финишный поворот: надо было итальянца обходить по большому радиусу. Женя Дементьев тоже после гонки сразу зашел: “Вась, мне показалось, что ты слишком рано финишную “разножку” начал делать”. Но ничего, сегодня вот выходной, а завтра начну подготовку к следующей дистанции…
