Борис Моисеев хотел сделать еще одну серию своей хрестоматийной программы “БМ и его леди”. Но с “ледями” на этот раз вышел досадный дефицит и в срочном порядке “вызвали” еще нескольких “джентльменов”. Так программа трансформировалась в “Леди и джентльмены”, а шутники язвили о том, что у Бори “природа все-таки взяла свое”…
Премьерный кремлевский показ enfant terrible русской эстрады Бориса Моисеева уже сейчас претендует на звание “лучшего шоу года”, хотя год только начался и неизвестно еще, кому что взбредет в голову. Вот Киркоров готовит нечто гигантское на осень в “Олимпийском”. Но в любом случае это шоу — из лучших. Прежде всего — в собственном творчестве маэстро Моисеева.
Сказалась, видимо, “свежая кровь”. Ее “залили” в артиста не только новые сочинения его давнего соратника — композитора-мэтра Кима Брейтбурга, но и вирши целой плеяды молодых и пока не слишком именитых сочинителей. Из-под их перьев для Бори вышли весьма живые и нестандартные номера — наилучшие, пожалуй, его новинки за последнее время после таких больших хитов, как “Голубая луна”, “Глухонемая любовь”, “Черный бархат”, “Ненавижу” или “Петербург—Ленинград”. Это, видимо, придало Борису таких эмоциональных сил, что его традиционное энергетическое единение с залом обрело в прошлое воскресенье в Кремле качество подлинного взаимопроникновения.
Наподобие того как в свое время из “Жигулей” ковали экспортную версию под названием “Lada”, так Борис Моисеев стал “экспортной”, хотя и весьма утрированной версией “гей-культуры” для “натурального” большинства. В самом гей-сообществе, склонном к более трендовым и жестким штучкам, к Боре достаточно прохладны, не носятся с ним как с писаной торбой, считая, что его ориентацию и его творчество, как мух и котлеты, надо разделять.
Зато носятся его поклонники, которые в количестве 6 тысяч человек под завязку забили Кремлевский дворец. И хотя это были сплошь и рядом представители т.н. большинства, которое, как нас уверяют, совершенно ничего “не приемлет”, все захлебывались от восторга и даже два раза вставали, рукоплеща, как будто перед ними стоял не “дитя порока” Боря Моисеев, а генеральный секретарь Брежнев.
Боря в связи с этим, глотая слезу, признался, что выступал, конечно, и при Брежневе, и при Андропове, и при Горбачеве, и при Ельцине, но как заслуженный артист России выступает только при Путине. Тут уже с залом случилась настоящая истерика, а прибывшие на концерт генералы и думские начальники из правящей партии “Единая Россия” вытянулись по стойке смирно, готовые немедленно затянуть государственный гимн.
И хотя президент Путин и впрямь присвоил в прошлом году многострадальному Борису “заслуженного артиста”, а сам откровенно иронизировал над обвинениями геев в “сатанизме” на своей пресс-конференции в Кремле, но гомофобная кампания, развязанная городскими властями, отразилась и на концерте Моисеева. Несколько крупных спонсоров “постеснялись” дать денег артисту на постановку, боясь, что их “не так поймут”. В итоге бедняга еле свел концы с концами и даже зримо похудел. На завтраках, наверное, экономил.
Зато получилось символическое разделение Москвы кремлевской стеной, как в свое время на две части был разделен Берлин. В одной части — мракобесие и гонения, в другой — за стеной — сущая вольница под покровительством просвещенного суверена. Трогательнее некуда.
Отважные коллеги, в отличие от пугливых спонсоров, “не постеснялись” выйти к артисту на сцену — в знак поддержки и солидарности. Их стоит перечислить поименно: Кристина Орбакайте, Александр Буйнов, Лолита, Владимир Винокур, Елена Воробей, Дима Билан, Иосиф Кобзон. Когда Иосиф Давыдович, похоже — с умыслом, из сотен старинных песен выбрал для дуэта с Моисеевым “Первым делом самолеты, ну а девушки потом”, это приобрело с учетом ситуации весьма пикантный подтекст. Зал выл от восторга и готов был обоих — Кобзона и Моисеева — нести со сцены на руках
Но Боря, между прочим, как никогда старался держать себя “в рамках”. Только один раз игриво оттянул за резинку боксерские трусы танцора и с любопытством заглянул внутрь. Все остальное в духе страданий рабыни Изауры было исполнено благородной и скромной романтической грусти. Хотя это, может, уже просто возраст, который в день концерта дал о себе знать днем Бориного рождения. “Новорожденному” стукнуло 53.
Впрочем, под занавес “бес в ребро” все-таки пнул. На широченной кровати, словно из давнего шоу Мадонны, Боря вдруг жадно навалился на Лолиту, а та резво задрала к небу ноги. Публика повскакивала с мест и, лихорадочно орудуя биноклями, жадно поглощала тысячами глаз неожиданное “соитие”. Неужели думали, что там и впрямь что-то происходит? Запыхавшаяся Лола после номера успокоила народ: “Не переживайте, Боря верен себе. Мы же с ним как родственники, как брат и сестра. Я — брат”. “А я, получается, сестра?!” — с деланным недоумением кокетничал Боря.
После советского шлягера “Я люблю тебя, жизнь” он закончил своей обычной “прощалкой”: “Я молюсь, чтобы ни одна сука не мешала нам жить, петь и танцевать”, но эти слова неожиданно обрели злободневный надрыв. Шесть тысяч зрителей, довольные как сливы, покидали шоу, переживая увиденное, и тянулись к выходу — на другую сторону Стены…
