Я хорошо знаю, что это такое. Проверено на себе. У меня тоже это началось в 13 лет. Из круглого отличника, любимца класса, основного в нашей большой компании, я вдруг превратился в злостного прогульщика, положил на учебу все, что только можно было положить, и ушел в себя.
Утром просыпался, завтракал, брал школьную сумку и… отправлялся в кинотеатр. Или на ВДНХ. Или просто гулял по парку. Добрейший малый, я ни с того ни с сего стал грубить предкам. Однажды убежал из дома только из-за того, что родители за “тройку” по геометрии спрятали предохранитель от телевизора. И милиционеры обнаружили меня влезающим по лестнице на чердак пустующего деревенского дома. Из пятерочника в седьмом классе в восьмом я выродился в тотального троечника (правда, кроме русского и литературы, но это святое!), и в 9-й класс меня не взяли (тогда была десятилетка). Я пошел в ПТУ.
Нет, у моей Маши все по-другому. Она совсем не прогуливает (может, все еще впереди?), она делает уроки до 11 вечера. Я прихожу с работы, спрашиваю: “Как дела, Машунь?” — “Нормально”. — “Оценки есть?” — “Нет”, — отвечает она и бежит к своему компьютеру. Вот так мы общаемся.
* * *
Машенька, мне так не хватает тебя, мне так хочется, чтобы мы сели с тобой вместе и ты бы рассказывала мне о себе. Рассказывала бесконечно о своих подружках, о том, что ты прочитала (а ведь ты пока так мало читаешь), что ты вообще думаешь о жизни. Мне не хватает тебя, твоих откровений. Поэтому я живу воспоминаниями.Я помню, как приехал вечером на дачу (тебе тогда было 6 лет). Ты не спала, ждала меня. И как только я вошел, бросилась мне на шею и принялась целовать: “Папочка приехал!” И мне было так хорошо, так хорошо!
Но… Ты прыгала на кровати от счастья в своей зеленой пижаме с белыми кружочками, а я… Черт меня побери, я спешил к телевизору, к своим трижды проклятым новостям. Информационный маньяк, я ушел от тебя к бездушному и безумному ящику. Чертов телевизор, о котором я бесконечно пишу, источник моего заработка и благополучия нашей семьи. Но я же мог, несчастный идиот, плюнуть в этот момент на все и продлить эти лучшие, как я теперь понимаю, секунды моей жизни.
* * *
Переходный возраст — значит, переход. К чему и от чего? Из мальчика — в мужчину, из девочки — в женщину. Человек вроде внешне все тот же, но организм уже затевает великую революцию. Смена гормонов — это как смена социального строя: слом старого, когда на “обломках самовластья” вырастает новая жизнь. Вторая жизнь, совсем уже другая. У тебя внутри происходит гражданская война, клетки устраивают террор друг против друга. Но все эти атомные взрывы происходят в тебе помимо тебя. Ты ничего не понимаешь, но ты уже другой. Ты вдруг неожиданно превратился в иного, во взрослого, а тебя по инерции все еще считают ребенком. Внутри тебя кипят такие страсти безысходности, непонимания, что Гамлет может отдохнуть. И как жить, где выход?Помню, когда-то прочитал в интервью Ролана Быкова, что человеку необходимо уединяться, чтобы не слиться с толпой, быть и оставаться самим собой. Свой среди чужих, чужой среди своих — это нормально. В обществе нужно уметь быть одиноким. Только важно вовремя выходить из такого небытия.
* * *
Машу мы отдали в школу в 6 лет, и сразу во второй класс. Пришли весной просто посмотреть. Думали еще год ходить в детский сад. Дочку попросили что-нибудь прочесть, что она и сделала со скоростью ветра. “Ой, да вам уже пора учиться, — заверещали преподаватели. — В первом классе делать ей будет нечего, там буквы проходят, ребенок заскучает, давайте сразу во второй”. И мы послушались.Но наша Маша еще почти не умела ни писать, ни считать. Начались проблемы. Впрочем, это еще были семечки. Главная беда — бабовщина. Ей 6, а остальным девчонкам 7 или даже все 8. В этом возрасте один год разницы — пропасть.
Дома дочка была раскованной, даже слишком. А в школе, когда я приходил на какие-то праздники, видел свою Машу, стоящую в сторонке, сдержанную и стеснительную. Все пели, танцевали, дурачились, а она подпирала стенку. Одноклассницы ее не брали в свой узкий круг доверенным лицом: ну малявка, что с нее возьмешь.
Сейчас Маше 12, она в 8-м классе. Она вылезла из возрастной ямы, вытянулась. У нее появились подружки. Но я обо всем этом узнаю окольными путями, случайно. Я ничего не понимаю про ее жизнь. “Как дела?” — “Нормально”.
* * *
Я помню, доченька, как ты набросилась на меня с поцелуями после моего приезда из Японии. Я накупил тебе всяких разных электронных кукол, умеющих ходить, говорить “мама” и катать коляску. Но ты обнимала и целовала меня не из-за этого. Ты просто по мне очень соскучилась.Мы были втроем в доме отдыха. Тогда ты и научилась читать. Тебя все интересовало вокруг. Помнишь, возвращались с экскурсии в Поленово. Сломался автобус, застрял в огромной луже, и мы всей гоп-компанией шли пешком через лес. Ты бежала впереди всех, все время подгоняла нас с мамой. На тебе были такие красивые сандалики, красные носочки, шортики. Мы спешили в дом отдыха, чтобы успеть на конкурс “Мисс Егнышовка”. Ты стала этой “мисс”, а потом были танцы, и мы танцевали с тобой.
Помнишь, как мы по вечерам ходили играть в шахматы, ты так здорово играла, но я не хотел тебе поддаваться, все время выигрывал, а у тебя на глазах каждый раз появлялись слезы. Это было так трогательно, так по-настоящему.
* * *
Для моей Маши книжки ничего не значат. “Не волнуйся, они сейчас все такие”, — успокаивают друзья-приятели. А мне так хочется с ней обсудить мою любимую классику, театр, кино… Но Машеньки нет дома, она вся там, в интернетовской паутине. И как ее вызволить оттуда?Нет, в театр мы иногда ходим, недавно были с ней в Маяковке на “Карамазовых”. Она прониклась, смотрела затаив дыхание, что-то почувствовала. Но на следующий день опять спряталась в свою скорлупу.
* * *
А помнишь, доченька, как мы где-то на отдыхе из-за какого-то пустяка пререкались с мамой, ты обняла меня крепко-крепко и закричала: “Папочка, не надо!” Помнишь, как я рассказал тебе какую-то историю, ты положила мне руки на плечи, сказала: “Папочка, какой ты у меня умный”. Или как мы втроем поехали на выходные в Подмосковье и все вместе плавали в бассейне. Помнишь? Наверное, уже нет. А я все эти воспоминания собираю по крупицам, холю и лелею их. Я ими живу.* * *
Как мне достучаться до тебя, Машенька? Но что я сам сделал, чтобы понять тебя? Заметки, выступления, куча всевозможного общения, а дома опять — не пропустить передачу по радио, по ТВ. “Человек дождя”, тоже мне. Я упоен своей работой, и, значит, меня не хватает на две жизни. Значит, я во всем виноват...Говорят, этим болеют все. А потом вылечиваются. Я вот вылечился. Может, этим даже нужно переболеть, необходимо. Ничего, я подожду. И всё будет как было. Мы еще потанцуем. Правда?
