Не могу расстаться с особняком на Гоголевском бульваре, 14. Он переходил из рук в руки от аристократов к капиталистам, покуда в роскошном купеческом дворце не поселилась пролетарская Фемида, Верховный суд РСФСР. Потом тут жили политэмигранты-коммунисты. Под вывеской “Дальстрой” управляли Колымой хозяйственники Лубянки. После того как в феврале 1956 года Хрущев разоблачил с трибуны ХХ съезда партии злодейство Сталина и чекистов, дом опустел. Но ненадолго. 18 августа в нем состоялось открытие Центрального шахматного клуба СССР.
К тому времени Советский Союз слыл великой шахматной державой. Михаил Ботвинник носил корону чемпиона мира. В Москве проживали 8 известных гроссмейстеров, 30 мастеров и 60 000 квалифицированных шахматистов. Радиоматч СССР—США наша команда выиграла с разгромным счетом. А собирались победители то в домоуправлении, то в клубе фабрики “Красная швея”, где снимали зал. Неизвестно, как долго бы тянулось это унизительное состояние, если бы в высотном здании на площади Восстания, ныне Кудринской, на 11-м этаже не жил Василий Васильевич Смыслов, грядущий чемпион мира. В день рождения гроссмейстер в числе гостей пригласил соседа по лестничной клетке, автора дома, Михаила Васильевича Посохина. За дружеским столом будущий главный архитектор Москвы услышал о мытарствах шахматистов и пустующем доме на Гоголевском бульваре, который они не могли заполучить, несмотря на письма гроссмейстеров Хрущеву и визиты чемпиона мира к Екатерине Фурцевой. Помог Николай Алексеевич Косыгин, принимавший Посохина не только в кабинете премьера, но и дома.
Когда ремонт закончился, Посохин с другом и его женой подъехал к особняку и напророчил: “Здесь должен быть портрет Василия Васильевича”. Что случилось после того, как Смыслов выиграл матч на звание чемпиона мира.
В клубе открылись библиотека-читальня, кружки по теории, истории, композиции шахмат. Судя по “Календарному плану”, с 1 по 31 декабря 1956 года каждый день без выходных проходили бои за шахматной доской, занятия, лекции. Даже в последний день декабря, в 19 часов, начался “турнир по расписанию”. Вряд ли его участники спешили домой к встрече Нового года. С тех пор на Гоголевском бульваре доигрывались партии чемпионатов мира, здесь встречались Ботвинник, Смыслов, Петросян, самые знаменитые шахматисты ХХ века.
Пятнадцатилетний Бобби Фишер, как пишет историк клуба, приехав в Москву, “без устали блицевал с советскими мастерами”.
Вхождение в рынок не лишило шахматистов недвижимости — здания клуба, переименованного в Центральный дом шахмат имени М.М.Ботвинника. Но многого больше нет. Святая святых — Гроссмейстерская комната, где доигрывались партии чемпионатов мира, — открывалась перед президентом и членами ФИДЕ, Федерации шахмат СССР. За закрытыми дверями решалась “судьба советских и мировых шахмат”, проводились секретные совещания. “Да что же это я машину забыл включить!” — воскликнул однажды перед началом одного такого совещания простодушный служивый, отвечавший за фиксацию тайных разговоров иностранцев. Кроме звукозаписывающей аппаратуры Гроссмейстерскую комнату наполняли картины, стильная мебель, портреты великих шахматистов, в их числе Василия Смыслова. Все это в прошлом. В настоящем здесь конторская мебель, офис шахматных комиссий. Закрыт читальный зал. Тысячи экспонатов Музея шахмат ютятся на 30 квадратных метрах. Показать могут малую часть собрания.
Москва сохранила статус столицы великой шахматной державы. Чемпион мира — гражданин России. Но кто в это поверит, войдя в особняк на Гоголевском бульваре, 14. Не 30 метров — весь дом должен быть национальным музеем шахмат. Портреты, снятые при перестройке со стен Гроссмейстерской комнаты и найденные при недавнем ремонте, — мизер. Памятники Александру Алехину, Михаилу Ботвиннику, бюсты великим шахматистам СССР на том свете не надобны. Они нужны Москве, если она надеется принимать миллионы иностранцев. За границей ничего подобного не было. И нет.
Соседний особняк, владение 16, на углу бульвара и Колымажного переулка считается “качественной, но рядовой в художественном отношении постройкой эпохи эклектизма”. На торце белеет вензель “А”, знак того, что в нем жила богатая купчиха Алексеева. Кто сегодня в тереме живет? Сказать не могу. Дверь закрыта. Охрана справок не дает. И те, кто выходит из дома, ухмыляются, но молчат, на вопросы не отвечают. Что за тайна? Точно такая ситуация — у закрытых дверей дома 12. И там сигнальная кнопка, охрана, тайна за семью печатями. Почему?
При советской власти Москва страдала от шпиономании, неоправданной секретности. Вирус этой заразы поразил после торжества демократии и рынка корпорации, далекие от военных тайн. На каждом шагу “почтовые ящики”. Как при таком укрывательстве жить в гражданском обществе? Свободные граждане должны знать, как ведали подданные императора, кто владеет строениями.
Возвысившийся над особняками Гоголевского бульвара многоэтажный дом цвета хаки не советую фотографировать. После нескольких щелчков аппарата я оказался между двумя солдатами, препроводившими меня к майору, после общения с которым я вышел на улицу благополучно со снимками. Один из них вы видите.
Контуры танков времен Первой мировой войны над парадным подъездом, красноармейская звезда выдают без слов, кому принадлежит здание. Став диктатором, Сталин укреплял Красную Армию танками, самолетами и новыми зданиями.
Начали строить для армии в Кремле. Сталин приказал снести Малый дворец, древние Вознесенский и Чудов монастыри. На их месте появились три корпуса Военной школы ВЦИК и клуб у Спасской башни. Конкурс на проект военной академии РККА выиграл ленинградский архитектор Лев Руднев. Сын учителя Императорскую Российскую академию художеств закончил с дипломом архитектора–художника. Начал с того, что до революции по чужому проекту построил церковь-школу. В возрасте Христа в Петрограде на Марсовом поле в мемориальном комплексе увековечил жертв революции и себя — автора.
Ему заказали в образе здания военной академии “выразить силу и мощь Красной Армии”. Руднев выполнил задачу. Напротив Новодевичьего сквера тянется здание с шеренгами квадратных окон и настоящим танком в качестве монументальной скульптуры, кажущейся натуралистической, явно не соотносимой с масштабом дома. На фасаде рассыпаны звезды с серпом и молотом.
После военной академии Руднев выполнил проект восьмиэтажного дома на Гоголевском бульваре. Одни авторы в силу царившей секретности называют его “Административным зданием”. Другие — “Зданием Наркомвоенмора на Арбатской площади”. Собирались вслед за ним снести все в округе и поднять в небеса “фасад нового здания, решенный в виде грандиозной триумфальной арки”. Подобный гигантский наркомат тяжелой промышленности проектировали на Красной площади взамен ГУМа. Денег у государства хватило на дом с прямоугольной башней в Колымажном переулке, напоминающей те, что сохранись в старинных городах Италии. На башне серп и молот, красноармейская звезда.
С тех пор Лев Руднев стал главным архитектором Красной Армии. Из блокадного Ленинграда его доставляют в Москву на постоянное место жительства. Поселился он позднее в построенном по собственному проекту “генеральском доме” с явными “архитектурными излишествами” на Гончарной улице. Без конкурса после Победы на Фрунзенской набережной строит колоссальное здание. И его фасады увешаны звездами, боевыми знаменами, эмблемами в виде пушек. Вывески нет. Это, скажу по секрету, резиденция артиллеристов и ракетчиков. Ходил сюда беседовать с бывшим командиром дивизиона “катюш”, на войне ставшим генералом артиллерии, командовавшим установками, проходившими на парадах по Красной площади.
Ни дня не томился в простое Лев Владимирович. В 63 года ему снова крупно повезло. “Вершиной творчества Руднева, его наиболее замечательным архитектурным произведением по праву стало здание Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова на Ленинских горах (1948—1953 гг.). Так утверждали после присуждения Сталинской премии первой степени.
Действительно, это самое замечательное здание Москвы ХХ века. Так считал, к слову сказать, конструктор Останкинской телебашни Николай Никитин, чьим мнением я интересовался. Помните, в молодости церковь-школу построил Лев Руднев по чужому проекту. История повторилась на закате жизни: университет пришлось ему не по своей воле возводить по чужому проекту. Утверждаю: автор высотного здания МГУ — не Лев Владимирович, а Борис Михайлович Иофан. Пусть опровергнут меня историки архитектуры, но это факт.
Построить на Ленинских горах Московский университет вместо высотного административного здания, которым занимался Борис Иофан, предложил Сталин во время беседы с ректором МГУ академиком Несмеяновым. С ректором Иофан разработал задание на проектирование, создал объемно-пространственную композицию, придумал гениальный генеральный план в форме буквы “Ж”. “Мы сделали в цвете отмывку, рисунок фасада главного здания. Ее завизировал Сталин”, — рассказал мне известный архитектор Яков Белопольский, состоявший в мастерской Иофана. — Борис Михайлович ставил здание не вдали от бровки Ленинских гор, как требовали заказчики из Министерства государственной безопасности, курировавшие нас, а на четверть километра ближе. Почему там? Потому что иначе здание тонуло за горами и выглядело из Москвы нелепо. Но у бровки проходит мощный водовод. Перекрыть его не дали. Выполнить желание Иофана — значило сорвать обещанный Сталину срок окончания строительства МГУ. Все кончилось тем, что в мастерскую вошли люди в форме и увезли все наши материалы”.
Свидетель той драмы Исаак Эйгель в книге “Борис Иофан” пишет: “За несколько дней до окончания всесторонне разработанного эскизного проекта Иофану пришлось передать его в руки другой группы архитекторов”. Что такое эскиз в архитектуре? Не фантазия творца. Это “технический рисунок, выполненный от руки с соблюдением основных правил черчения и содержащий все данные для изготовления изображаемых предметов”. По этому эскизу-проекту, Генеральному плану, по рисунку фасада, утвержденного Сталиным, “изготовил” Руднев Московский университет. И получил первую в жизни Сталинскую премию.
Вернемся к дому, бесспорно созданному Рудневым, на Гоголевском бульваре, 18. Кому он предназначался? В столице США Вашингтоне все военное министерство помещается в громадном комплексе с пятью углами — Пентагоне. В Москве все вышло иначе. Руководство наркомата ютилось на Знаменке в двухэтажном здании. Его после войны надстроили тремя этажами. Морякам досталась бывшая барская усадьба у Красных Ворот.
Авиация управлялась из нового здания на Пироговке. Войска ПВО заняли перед войной новое здание на Мясницкой. Службы тыла располагались до недавнего времени в Средних торговых рядах. Артиллеристам, как сказано, построил здание в Хамовниках Руднев. Ближе к руководству на Знаменке появился по его проекту дом с башней в Колымажном переулке для комиссаров, политработников. Со времен Гражданской войны они надзирали за командирами. И про это здание можно сказать, что в его образе выражена мощь и сила Красной Армии.
Мемориальных досок на фасаде — одна. Надпись под профилем в погонах генерала армии гласит, что в с 1962 по 1985 год здесь работал видный советский, партийный и военный деятель, Герой Советского Союза Алексей Алексеевич Епишев. Героем стал по случаю семидесятилетия.
Карьерой генерал всецело обязан Хрущеву и Брежневу, с ними служил на Украине. Войну встретил в чине военинженера 3-го ранга, закончил политработником, генерал-майором. К изумлению маршалов Советского Союза, в 1962 году мало кому известный посол в Югославии удостоился звания генерала армии и должности начальника Главного политуправления армии и флота. Так долго до него, свыше двадцати лет, никто не удерживался в должности. Наверное, потому, что личным мнением не особенно дорожил. Выше ставил мнение руководства. Опасался ввода войск в Афганистан, но когда решение состоялось — приободрился. “Ты что пишешь, какую околесицу несешь, — отчитал генерала, подавшего в марте 1980 года докладную записку, что военным путем задачу в Афганистане решить невозможно, — ты говоришь, что нельзя, а другие докладывают, что вскоре победа будет”.
Епишев возил к Брежневу на дачу Джуну, когда она появилась в Москве, пытался помочь больному другу.
Называл его по имени. Приезжал к Джуне в квартиру на улице Викторенко, где она жила. Входил один, без адъютанта. Вешал шинель с большой звездой на погонах в гардероб. Надевал домашние тапочки, хотя никто об этом не просил. И терпеливо ждал очереди. Джуна тогда укладывала пациентов на широкую постель. На моих глазах лежачее положение занял известный журналист “Нью-Йорк таймс”, женатый на русской балерине, живший в особняке на Арбате. Минут через десять тучный американец поднялся, согретое им место занял Алексей Алексеевич. Когда он уходил, я вытянул его шинель из туго набитого вещами гардероба. Шутил: разрешите рядовому помочь генералу армии. Умер Епишев три года спустя после Брежнева. Развала СССР и великой армии не увидел.
