С сегодняшнего дня в России начинается эпоха беспредела. Я пишу это безо всякой иронии.
Как в нашей стране действует система правосудия — объяснять, наверное, не надо. Любой из нас — от олигарха до простого работяги — в любую минуту может пасть жертвой милицейского или прокурорского произвола.
Еще вчера люди, попавшие в жернова правоохранительной машины, знали, куда бежать за помощью; в прокуратуру. (Не факт, что защитят, разберутся, но хотя бы надежда такая существовала.) Сегодня — даже надежды этой больше не остается.
С 7 сентября в действие вступает новая редакция Закона “О прокуратуре”, которая фактически упраздняет всю систему прокурорского надзора.
О реформе прокурорской системы разговоры велись давно. Во многом это было оправданно. Прокуратура являлась единственным ведомством, сочетавшим в себе и следствие, и надзор одновременно; то есть контролировала она сама же себя.
Лучшие правоведы страны спорили до хрипоты, обсуждая возможные пертурбации и изменения. Но в итоге все эти научные дискуссии оказались пустой тратой времени. В один прекрасный день в Государственной думе появился законопроект, идеология которого была определена еще светлой памяти Полиграф Полиграфычем Шариковым: взять все и поделить.
Формальными авторами документа значились два депутата, генералы МВД Волков и Розуван, но фактически — в парламенте это ни для кого не секрет — он был рожден в недрах президентской администрации.
Суть законопроекта крайне проста: лишить прокуратуру всех ее прежних полномочий, превратив в некий беззубый, чисто бутафорский орган. Внутри нее создается абсолютно самостоятельное ведомство — следственный комитет, неподотчетный никому, кроме себя же самого. (Даже руководитель Следственного комитета, хоть и является по должности первым замом генпрокурора, назначается Советом Федерации по представлению президента.)
Одновременно совершенно бесконтрольным становится и милицейское следствие; если раньше прокурор мог истребовать из милиции любое уголовное дело, а его указание было обязательным к исполнению, то теперь он вправе лишь вносить представление сугубо рекомендательного характера, а следователь будет уже решать — соглашаться с ним или нет. В случае отказа максимум, на что имеет право прокурор, — подать на следователя в суд.
(Вы можете представить себе прокурора, выясняющего отношения со следователем через суд? Это что-то из области бреда.)
Конечно, в прокуратуре работают разные люди, но все же профессиональный уровень их не идет ни в какое сравнение с милицейским. Достаточно сказать, что 30% всех следователей МВД не имеют юридического образования.
Сухие цифры статистики говорят сами за себя. В прошлом году прокурорами было отменено полтора миллиона постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел, 357 тысяч приостановлений и 38,5 тысячи прекращений дел. Выявлено 143 тысячи укрытых милицией преступлений.
А ведь за каждой цифрой — чья-то конкретная судьба; живые люди. Кто будет заниматься теперь этой работой?
Вышестоящие милицейские начальники? Сильно сомневаюсь. Выносить сор из избы не выгодно никому.
Ведомственный контроль не может быть эффективен по определению.
Суд, куда предложено отныне обращаться гражданам? Уже смешно.
Учитывая, какие кадры служат в основном в милиции, нетрудно предугадать, к сколь ужасающим последствиям приведут эти перемены. Совершенно дутые, пустые уголовные дела будут возникать на каждом шагу.
Миллионные потоки потекут в карманы следователей; и остановить их отныне не сможет никто.
Мне не раз доводилось писать о той вертикали коррупции и беспредела, которая сложилась в Следственном комитете МВД. Каждое четвертое уголовное дело в милиции до суда не доводилось.
Единственной силой, которая хоть как-то могла противостоять этому беззаконию, была прокуратура. Теперь этого права она лишена. Выстраиваемая десятилетиями система сдержек и противовесов в одночасье оказалась разрушенной.
Все, что осталось теперь прокуратуре, — поддерживать обвинение в суде. Да слать бесконечные представления на деревню дедушке, не имеющие никакой юридической силы.
Роль прокурора в уголовном процессе ограничена лишь двумя этапами: возбуждением дела и направлением его в суд. Все, что происходит посередине — аресты, освобождения, предъявление обвинений, — полностью отдано на откуп следствию. А ведь именно это и есть самое главное; именно в этот промежуток времени вершится основной произвол.
То, о чем я пишу, говорилось мною в стенах Государственной думы не раз. К сожалению, ни меня, ни прокуратуру никто не услышал; закон принимался впопыхах, под жесточайшим прессингом Кремля.
Судьбоносное для страны решение провели буквально за месяц; даром что законопроект — это признавали все — был абсолютно сырым и недоработанным. Точно мячик, перебрасывали его из комитета в комитет — большинство профессионалов понимали гибельность неминуемых последствий и не хотели марать своего доброго имени. Но и ссориться со всемогущей администрацией было тоже никому не с руки.
Все поправки — даже самые невинные — благополучно были отброшены в сторону. И в итоге получили мы то, что получили, — нового монстра, чья бесконтрольность не идет ни в какое сравнение с тем, что было раньше.
И дело здесь не только в вырвавшемся на волю милицейском джинне. Никто до сих пор не понимает, как именно будет функционировать следственный комитет прокуратуры.
С одной стороны, он как бы остается внутри системы. С другой — никакого надзора вести за ним теперь невозможно. Кроме того, этот орган существует пока исключительно на бумаге.
Вспоминаю, как несколько лет назад судебный департамент переводили из Минюста в Верховный суд; на эту процедуру ушло полтора года. Здесь же все решено было сделать в три месяца; срок — более чем смехотворный.
Итог: на вчерашний день из 12 заместителей руководителя следственного комитета не назначен ни один. Не утверждены большинство начальников территориальных подразделений.
Несмотря на то что при принятии закона депутатов упорно убеждали, что никаких новых расходов это не повлечет, уже сегодня создание нового органа встает бюджету в копеечку. Только до конца текущего года следственный комитет прокуратуры затребовал свыше 2,5 миллиарда рублей дополнительного финансирования, но откуда брать деньги — никто не знает. (Минфин соглашается лишь на 200—300 миллионов.)
Не меньшая суматоха царит и в Следственном управлении Генпрокуратуры.
По нашей информации, 20% “важняков” — профессионалов экстра-класса — указано уже на дверь; и это несмотря на очевидный прогресс, который наметился за последний год. (Такого массового раскрытия самых громких, например, заказных убийств не было в прокуратуре никогда.)
Причем среди тех, кто получил “черную метку”, немало следователей, в чьем производстве находятся как раз наиболее резонансные и сложные дела.
Скажем, Салават Каримов и Радмир Хатыпов — до вчерашнего дня расследовали дело ЮКОСа (“Томскнефть”, Алексанян). Николай Атмоньев на протяжении многих лет возглавлял бригаду по Березовскому. В производстве Геннадия Наседкина находилось знаменитое дело о китайско-чекистской контрабанде, приведшее к массовой отставке лубянских генералов.
Не нашлось в новой структуре места и начальнику Следственного управления Сергею Иванову, лично ведшему дело Политковской.
Честно говоря, причины подобной метаморфозы уяснить довольно трудно. Впрочем, в кулуарах говорят, что всему виной извечное противостояние прокуратуры и ФСБ; дескать, чекисты стараются взять реванш за прошлые обиды.
Действительно, влияние спецслужб на реформу прокуратуры нельзя недооценить. Все назначения происходят здесь исключительно по согласованию с ФСБ — на сей счет утвержден даже официальный циркуляр, что само по себе ни в какие ворота не лезет.
Спецслужба не может, просто не должна руководить высшим конституционным органом правоохраны; такого нет ни в одной стране мира.
Впрочем, и та вакханалия, что начнется уже с сегодняшнего дня, тоже не имеет мировых аналогов.
Я нисколько не сомневаюсь, что через полгода, максимум год, власть вынуждена будет признать допущенные ошибки. Следующим шагом в реформе станет создание совершенно самостоятельного ведомства, куда вольются следственные подразделения прокуратуры, МВД, ФСБ и ФСКН.
Почему это нельзя было сделать сразу? Почему для того, чтоб построить новое здание, обязательно требуется разрушить до основание старое, а самим кантоваться в палатках?
Увы. На все эти вопросы ответов мы никогда не услышим. Ну, или хотя бы как минимум до марта 2008 года.
