Тигран Кеосаян не стесняется в выражениях при дочери

“Саша на съемочной площадке с детства. Поэтому у меня есть подозрение, что знает она абсолютно все слова”

— О Саше? — переспросил Тигран Кеосаян. — Она еще ничего не сделала, что о ней говорить?
Вот так — коротко и ясно. О собственной дочери — только по гамбургскому счету. Строгий, видать, папаша.

Сразу вспомнилась другая история, рассказанная однажды Кеосаяном. Будущему режиссеру и телеведущему было примерно столько же, сколько сейчас его дочери. От нечего делать маленький Тигран смотрел телевизор, там показывали какую-то жуткую киношечку. “Пап, — позвал он отца — знаменитого, если кто не помнит, режиссера Эдмонда Кеосаяна. — Посмотри, какой плохой фильм!” И тут же получил по губам: “Вот когда сам что-нибудь сделаешь, тогда и будешь судить о том, что сделали другие”.

Неужели и это у них наследственное?

— Тигран, у вас на ТВ имидж строгого такого дяди. А значит — бедная Саша?

— Да упаси Господь. Во-первых, родителей двое — папа и мама. Это раз. А во-вторых, я-то как раз думаю, что мама наша пожестче будет. В правильном смысле этого слова. Я-то не жесткий совершенно. Не надо путать: для того, чтобы человек был жестким — если он не шизофреник, конечно, законченный, — должны быть какие-то причины. На том же “Народном артисте” я был и очень ласковым, и доброжелательным, и замечательным — когда появлялись талантливые, способные ребята. Но этого почему-то никто не вспоминает. Зато осталось в памяти, как я был резок с теми бездарностями, которые приходили и заставляли себя слушать.

— Но дочку-то свою, надеюсь, не станете бездарностью называть?

— Я не могу ее назвать ни бездарностью, ни небездарностью, потому что для этого надо, чтобы прошло какое-то время. Да и, честно говоря, мы с Аленой (супруга Тиграна — актриса Алена Хмельницкая. — Авт.) не очень-то любим разговаривать на эту тему публично.

— Хорошо, речь о вас в данном случае. Скажите, это наказание — быть взрослой дочери отцом?

— Я не знаю, для меня счастье.

— Но ей сейчас 13, самый сложный возраст.

— Правильно, и я готовлюсь к тому геморрою, который, конечно, нам предстоит…

— Все только еще предстоит?

— Ну да, в принципе каких-то грандиозных изменений я пока не вижу, но возраст, безусловно, дает о себе знать. Во-первых, она… — Тигран жалостно хлюпает носом, — выросла. Я сейчас говорю не об “айкью”, а чисто внешне.

— Ну да, в женщину превращается.

— В девушку пока, — он сверкнул глазами, — так осторожно скажем, ладно?

— Ну выросла и выросла, понятное дело — годы идут.

— Годы идут. Но через ребенка ты понимаешь, что годы не только ее идут — еще и твои. Понимаешь это, больше даже не на Сашу глядя, а на друзей ее. Когда на пороге твоего дома появляется либо сформировавшаяся почти женщина, либо мужчина огромный и заявляется: “Это Сережа”. Я говорю: “Какой Сережа?” — “Ну, маленький Сереженька, помнишь, к нам год назад заходил”. Какой еще Сереженька?! Але! Это вранье, это совсем не тот мальчик! Это какой-то уголовный тип!

— А учебу в связи с переходным возрастом она не забросила?

— Сашка? Не-е-ет! Уж не знаю, в кого — точно не в кого-то из нас — она безумно ответственная. Просто до болезненного ответственная. Причем, как любой нормальный ребенок, она отлично понимает все плюсы и минусы школы. Но не может себе позволить не сделать уроки, не подготовиться к занятиям…

— То есть с этим — ноу проблем?

— Пока, тьфу-тьфу-тьфу, — Тигран замахал руками, — тихо, давайте не будем глазить.

— Значит, дневник не проверяете, “домашку” вместе не делаете?

— Нет, я иногда вдруг вспоминаю, что я отец... Памятуя о том, что сам-то в свое время учился отвратительно и для меня самого большой трагедией было, когда папа говорил: “Ну-ка, покажи свой дневник…” Редко просил. Но, боже мой, сколько раз я терял его специально — подтираниями там дело нельзя было спасти… Поэтому иногда — да, я вспоминаю. Зачем вспоминаю, я не знаю, потом сам себя корю, думаю: чего смотреть-то — там сплошь “четверки” да “пятерки”, причем “пятерки” в подавляющем большинстве…

— Ваша жена в интервью говорит, что и вспыльчивый вы, и раздражительный, и несдержанный. Саша чем может вывести из себя?

— Да, я вспыльчивый, я раздражительный, я несдержанный. Но, надеюсь, это не отражается на ребенке. Чем она может вывести? Когда я ее долго зову, говорю: иди поцелуй папу. А она уроки делает, понимаешь! Ну просто катастрофа!

— Саша умеет уже грубить, знает какие-то слова нехорошие, за которые по губам так и хочется шлепнуть?

— Самое страшное то, что я никогда не делал… или самое хорошее, я не знаю, — я никогда не делал скидки на то, что она рядом. Саша на съемочной площадке с детства. Поэтому у меня есть подозрение, что знает она абсолютно все слова. Но пока, тьфу-тьфу-тьфу, не позволяет себе ничего лишнего.

— Побаивается, наверное? Вы-то своего отца вон как боялись.

— Я очень надеюсь, что это не боязнь — уважение, и это правильно… Да и своего отца я не то что боялся — я боялся вызвать его негатив. А это другое, не боязнь — меня в жизни никто пальцем не тронул. Я не мог, например, позволить себе обогнать своего папу или старшего брата — на машине, да и вообще обогнать. Мне никто не объяснял это, как-то внутренне передалось. Я не мог закурить при отце. Никто не бил меня по рукам, но это было не-воз-мож-но.

— Но дочку приходится наказывать? И за что, и самое главное — как?

— Да нет, не приходится, не буду даже врать — не было такого. Не то что в нашей семье нет наказаний — нет поводов для наказаний. Я не идеализирую ситуацию, но когда человек правильно воспринимает то, что происходит вокруг, понимает, чего добились родители и что они для своего ребенка делают, — а она, тьфу-тьфу-тьфу, правильно воспринимает это… Надо дать понять ребенку, на мой взгляд, как это все получается. И чем достигается. Она же видит мои нервные срывы, видит “скорую помощь”, знает про мои проблемы со здоровьем. Почему это происходит? Очень важно, чтобы она поняла, что это происходит не из-за злоупотребления кокаином, не из-за того, что я днями и ночами с мамой тусуюсь по клубам и по презентациям…

— А потому что отец — такой редкостный трудоголик, это вы хотите сказать?

— Нет, я не могу назвать себя трудоголиком. Я могу сказать только одно. Саша с детства была на площадке. Сейчас мы прилетели из Тамани — там, извините, 44 градуса в тени. И она там месяц честно помогала: к костюмерам бегала, кофе-чай, пятое-десятое. Она должна видеть, что это очень потная работа.

— Для чего? Лепите из нее актрису?

— Нет, она не хочет быть актрисой — сейчас по крайней мере так декларирует. Вы спрашиваете: зачем? Ну, во-первых, я считаю, что нет лучшего воспитания для ребенка, нежели честный показ того, чем ты занимаешься. И дистанция между ребенком и родителями может и должна сокращаться космическими темпами именно в такие моменты. Вот этого не надо: мол, это тебе можно, а это нельзя. Она сама должна понимать, что можно и что нельзя, — сама уже большая, взрослая. Моя задача — просто показать ей жизнь. А ты уж, солнце, сама выбирай: можно это, можно то. Она бывает с нами в самых дорогих ресторанах. Но ей абсолютно по барабану: дорогой это ресторан или загородная дача наших родственников, где туалет на улице и нет воды. И мне это в ней безумно нравится.

— Вы ведь хотели снять ее в кино?

— Хотел и снимал. Но пока что я не вижу у нее какого-то интереса к этой профессии, и меня это не пугает совершенно, это нормально.

— Раньше вы рассказывали, что она говорила: не сейчас, вот когда вырасту…

— Не мое дело, пусть сама решает, она умный человек.

— Вообще у кавказского мужчины много претензий к собственной дочери? Что она делать должна и чего точно нет?

— Неправильно поставлен вопрос. Вранье! Нет никаких кавказцев, аборигенов “папуа-новая гвинея”. Нету викингов — “и на камнях растут деревья”. Это все вра-нье! Бред — стереотип какой-то выдумали.

— Но у вас с Аленой были какие-то принципиальные споры по поводу воспитания дочери?

— Нет, не было. В силу своей занятости я не могу процесс воспитания дочери контролировать полностью. Нет, я не возлагал никаких обязанностей на Алену, просто так получается, что я реже, чем жена, общаюсь с дочерью. Даже не то что реже — очень редко. Поэтому чего нам спорить-то? А вот когда Алена уезжала на съемки или еще куда-то, тогда у меня и начиналось это замечательное время, когда я как бы по необходимости (что неправильно по формулировке), а лучше сказать (что будет правда) — с удовольствием отводил дочку в школу, хоть и в семь часов для этого вставать приходилось…

— Алена в интервью рассказывает, что вы часто ссоритесь…

— Ну, допустим, часто мы не можем ссориться просто физически. А если и ссоримся, то это абсолютно нормальная бытовая тема, которая сопутствует любой семье, — тем более что с Аленой мы вместе уже 14 лет.

— Но если случаются ссоры, Саша чью сторону обычно занимает?

— О-о! Ничью! Она разруливает такие ситуации. Она и когда маленькая-то была, разруливала. Ну, например — была гениальная просто история! Вечером я прихожу домой, прямо в прихожей скидываю с себя все. Ну, есть такая отвратительная мужская черта — до спальни же надо шесть шагов еще пройти, а тут как бы… И Алена, она чего-то не в духе была: что! почему?! почему ты все время?! а это что такое? а это?” А Саша рядом стоит, лет шесть или семь ей было. Я в ответ: что такое?! я устал!.. В общем, обычная история. И в этот момент Саша медленно собирает все вещи и молча относит их в спальню. Молча!

— Оказалась умнее всех.

— Да! Стыдно стало так! И мне, и Алене…

— Ну так папина или мамина она дочка?

— Она и папина, и мамина. Характер иногда наблюдаешь свой абсолютно. Иногда… м-мм… не самые выгодные стороны.

— А, вот оно, кривое зеркало! Только сейчас и заметили?

— Ну, а с другой стороны… А с другой стороны — это жизнь, и никто никому не будет поддаваться, надо быть жестким. Пусть будет…

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру