“Инофон” — словечко непривычное. А означает оно всего-навсего детей гастарбайтеров, которые не знают русский язык. Что с такими делать? Внедрять специальную программу подготовки учителей для преподавания русского языка как неродного (РКН). Ее реализуют в Московском городском педагогическом университете.
— Столичные учителя просто хватаются за голову: надо объяснять тему, а ребенок-инофон ничего не понимает.
И все потому, что не знает русского языка, — говорит заведующий кафедрой русского языка и общего языкознания МГПУ профессор Евгений Киров. — Как с ним общаться: на таджикском, туркменском, молдавском, азербайджанском? А если в классе ученики десяти-пятнадцати национальностей, что уже не редкость в столичных школах? И как быть с маленькими москвичами, которые все прекрасно понимают, но вынуждены ждать, пока учитель закончит объяснение для отстающих?..
— Получается, что дети мигрантов тянут класс назад?
— В какой-то мере так и есть. Педагоги вынуждены тратить дополнительное время на подробное объяснение, втолковывать тему по нескольку раз. Многие родители-москвичи, кстати, этим очень недовольны и не хотят отдавать своих детей в школы, где учатся дети приезжих.
— Почему бы тогда не сделать отдельные школы для инофонов, как в некоторых европейских странах?
— Есть две модели обучения детей с неродным языком: французская и голландская. Первая как раз подразумевает раздельную систему образования. В Париже, например, уже существуют целые кварталы и пригороды, населенные выходцами из арабских, азиатских и африканских стран. У них свои учителя и свои школы. Эти дети плохо знают французский язык, говорят большей частью на своих родных наречиях. Это приводит к тому, что выпускники фактически не могут получить хорошее образование (в том числе и высшее) и устроиться на приличную работу. Чем это чревато — ясно из недавних погромов, прокатившихся по пригородам Парижа. Культурная и языковая сегрегация ведет к социальной напряженности, молодежным волнениям и бунтам. Вторая модель — голландская. Дети мигрантов учатся в общих классах с местными ребятами, они погружены в языковую среду и легко впитывают язык и европейскую культуру. В результате происходит интеграция инофонов в общество. Дети мигрантов не чувствуют себя чужими и, как правило, хорошо устраиваются в жизни. Та же схема, кстати, действует в США. Именно она легла в основу знаменитого американского “котла”, в котором “переплавляются” все нации и народности. Америка — страна мигрантов, но дети мигрантов — уже стопроцентные американцы. Я думаю, что Россия должна идти именно по этому пути.
Тогда мы избежим социальной напряженности и получим благополучных россиян, а не обиженные нацменьшинства.
— Но как все-таки быть со школьниками-москвичами? Они ведь не должны страдать из-за инофонов?
— Нужно внедрять особые программы преподавания в смешанных классах. Соответственно — должны быть свои учителя и свои учебники. Именно этим мы и занимаемся. Уже второй год на филологическом факультете МГПУ готовят учителей — преподавателей русского языка как неродного. К сожалению, приходится делать это на свой страх и риск: никаких государственных программ по обучению РКН пока нет, как нет и поддержки на федеральном уровне, хотя эта проблема, я уверен, государственного масштаба. Она касается не только Москвы, но и всех крупных российских городов.
— Но ведь в России действует программа преподавания русского языка как иностранного (РКИ)? Ей, если не ошибаюсь, уже почти 50 лет…
— Разумеется, мы используем методические наработки РКИ, но все-таки между двумя программами есть значительная разница. Для иностранцев русский язык навсегда останется чужим, они не будут им пользоваться постоянно. Для наших же инофонов русский язык — второй родной, он должен стать для них средством культурного, научного, бытового и пр. общения. Конечно, русский язык не должен совсем вытеснять родную речь, на ней ребенок может говорить дома с родными. Мы выступаем за двуязычие, которое реально существовало в Советском Союзе и которое есть сегодня в национальных республиках, краях и областях РФ — Татарстане, Башкортостане, Дагестане, Ингушетии, Калмыкии и др.
— Но детей в наших национальных школах учат русскому языку с малых лет, а московским педагогам, как правило, приходится иметь дело с разновозрастными детьми…
— Да, и поэтому для успешной реализации программы необходимы особые учебники русского языка, учитывающие не только возрастные, но и национальные особенности детей, — учебники РКН. Кроме того, педагогам, работающим с инофонами, нужно платить по повышенному тарифу, ведь они тратят на обучение ребятишек гораздо больше сил. Все эти вопросы требуют срочного решения.
— Сколько человек у вас учится на РКН?
— Пока что был экспериментальный набор, поэтому студентов немного — около 30 человек. В дальнейшем, надеюсь, их станет больше.
— Где они будут работать после окончания вуза?
— У студентов в договоре есть пункт: после получения диплома они обязаны отработать несколько лет в тех городских учебных заведениях, куда их направят.
— Это своего рода распределение?
— Скорее условие выполнения договора. Ребята получают бесплатное образование, а потом отдают долг в тех школах, где в них нуждаются больше всего. По-моему, это справедливо и выгодно всем — и самим студентам, и Москве.
