Борис Клюев: “Суперменство к актерству не имеет отношения”
Вот уж не знаю, сочувствовать артисту?
Или радоваться за него?
С одной стороны — всю жизнь проходил в негодяях. С другой — они, эти самые мерзавцы, душегубы и убийцы, “кормили” его во все времена (сытые, советские, простойные, перестроечные). Причем плохие люди у артиста Малого театра Бориса Клюева все как один — породистые, белая кость.
Чапай говорил по-французски
— Я думаю, в этой роли я был бы малоубедительным. Хотя, постойте, в театре один раз я играл казаха в спектакле по “Целине”. Я был Перменовым Байсак Перменовичем — простым чабаном с висячими усами. Но все было красиво. У моего учителя — Бориса Бабочкина — есть знаменитая фраза: “Все надо делать красиво”.
Даже когда он вытаскивал носовой платок из кармана (а у него были такие длинные красивые кисти), то начинался целый ритуал. Как доставал, разворачивал, извините, сморкался и убирал обратно. В этом было, конечно, актерство, но это очень красиво. И потом, насчет народного образа: не забывайте, что я — фрачный артист.
— Фрачный — это как? Особое поведение или…
— Во всяком случае ты должен уметь вести себя — это главное. Положим, карман брюк — существует несколько положений руки в кармане. Скажем, аристократ имеет право держать руку в кармане, но… Если ладонь вся в кармане, это одно, а когда вся рука в кармане, а большой палец снаружи, — другое. Много нюансов существует. Возможно, зритель этого и не увидит, но я должен это знать. Я всегда хотел быть воспитанным человеком.
— Но откройте секрет, как вести себя в приличном обществе, в высшем свете. У нас этому учат?
— У нас этому не учат. Во–первых, надо быть органичным, но понимать, что ты при этом не должен делать.
Пусть ты будешь суховат и даже зажат, но ты не допустишь никакого ляпа. Вот опять же о Бабочкине. Вы знаете, он блестяще носил костюмы. Несмотря на свою худощавость, был элегантен: правая рука чуть присогнута в локте, манжет, запонки — все продумано. И знаменитая рука в кармане — она тоже должна быть элегантной и красивой.
— Вот Чапаев дает!..
— Да-да, этот Чапаев, между прочим, очень хорошо владел французским языком, читал по-французски, и на 70-летие ему из Франции прислали великолепный костюм. Кто — не знаю. Он всегда повторял: “Надо читать, нельзя забывать язык”. Яркая личность была — Борис Андреевич Бабочкин, и очень любил молодежь. Ведь он дал мне в “Грозе” роль Кудряша. Это мне-то? С моей иезуитской внешностью?..
Миледи на табурете
— Очевидно. Помню, когда еще начинал сниматься и больших ролей не было, а только эпизоды, то на студиях обычно говорили так про меня: “Усики ему приклейте — и будет эсер”. Или: “Вылитый немец”. Кстати, мне очень идет немецкая форма. А первая роль в кино, которая прозвучала, — граф Рошфор из “Трех мушкетеров”.
— Да уж, вот иуда… Наверное, от зрителей вам досталось.
— Наоборот, я даже сам не ожидал такого хорошего резонанса. Никто ни разу не сказал: “Что ж ты гад такой?!” Потом артисты любили меня показывать (переходит на ровный, “бескровный” голос):
— А что с Миледи?
— Ее казнили. Ей отрубили голову.
— А-а-а (качает головой и поджимает губы).
Это я придумал на съемках реплику, сняли ее под Львовом, на натуре, а потом на табуретке уже на студии.
— В каком смысле на табуретке?
— В прямом. Я стоял на табуретке, говорил эти слова, а сам изображал, будто на лошади еду.
— Значит, революционные массы в биографии артиста Клюева не пройдут?
— Не пройдут. Только исторические фильмы. И в связи с этим я до сих пор благодарен Вале Гафту (вот уж его величество случай) за то, что его не отпустили на съемки из “Современника”, — на выпуске были, кажется, “Три сестры”. А он должен был сниматься в “Крушении империи”. И за мной срочно приехали прямо в театр, посадили на поезд, и утром я уже снимался в роли министра временного правительства Шульгина.
Вот там я впервые понял, что что-то могу. И компания была замечательная — Стржельчик, Панков, Коля Волков… В общем, Временное правительство оказалось на экране куда лучше большевиков. А Шульгин, которого я играл, в то время, представляете, был жив. Вот еще раз скажешь спасибо кинематографу — он дарит такие неожиданные встречи.
— Экс-министр жил в Париже?
— Да нет — в России. И мы к нему ездили. Его освободили из лагеря по амнистии Хрущева и дали однокомнатную квартиру во Владимире. И вот представьте мои ощущения: вы — советский человек, который вырос в Советском Союзе, входите в крохотную квартирку, а там — эпоха. На пороге — высокий, худой, седой старик… Он говорил мало и, чувствовалось, от некоторых вопросов просто уходил. А в какой-то момент взял скрипку и заиграл. После этого я всеми правдами и неправдами стал доставать книги про тот период (белое движение и все такое прочее) и читал, читал…
Тайна папирос Колчака
— Да, отражается. Ведь беда артиста состоит в том, что он проживает чужую жизнь.
— А вы считаете, что это беда?
— С одной стороны, это очень хорошо, а с другой — очень плохо. Ведь театр — это иллюзия жизни, и иногда человек, который в жизни не является героем, а на сцене — героическая личность, начинает в какой-то момент верить, что он действительно герой. И как только он в жизни сталкивается с необходимостью проявить героизм (а его у него нет) — происходит трагедия. Вот почему это опасная штука.
Но я глубоко убежден, что думающий артист растет на таких ролях. Во-первых, идет постоянный анализ материала, находишь удивительные вещи.
Вот когда я должен был играть генерала Колчака, я перелопатил огромное количество материала. Среди прочего хотел узнать, курил Колчак или нет: об этом нигде не упоминалось. И только из письма его жены узнал, что курил. Она написала в записке, когда приносила передачу в тюрьму: “Я положила тебе папиросы”. Деталь, казалось бы, но это можно было потом где-то использовать. Одним словом, если ты не уходишь в иллюзию, то становишься лучше.
Почему побагровел Царев
— Да, наверное, все вместе. Но только не с детским садом: сопли здесь никто никому не вытирал. Жесткие профессиональные отношения. А так как рядом были люди в четыре раза старше тебя, то еще и пиетет.
— Вот, кстати, о стариках Малого. Кто для вас был лучшим партнером — Ильинский, Царев, Бабочкин, Кенигсон?
— (Пауза.) Да они все были неудобными. Тянули одеяло на себя. А иначе как?..
— Значит, это все красивые легенды — изумительные партнеры, плечо старшего товарища?
— И это тоже было. Однажды Бабочкин спас меня. Я от желания “так сыграть, чтобы все обомлели”, когда открылся занавес, забыл текст, и он, поняв, что что-то случилось, пропустил мой кусок и сразу въехал в свой.
Потом подошел ко мне: “Ты что, выпил?” — спросил. А я: “Какой “выпил”?..” И тогда он меня научил: “Запомни, если человек после паузы берет текст на себя, значит, это он забыл текст, а не партнер. Вот я сегодня тебя выручил”. Старая школа, и он прав.
А Ильинский Игорь Владимирович — великолепный мастер, но он, знаете, все в себе держал и делал. Дома придумает столько, на репетиции вывалит режиссеру и потом сам же от своих находок легко отказывался.
Царев… тот очень следил за собой. Я никогда не забуду, как Виталий Соломин в “Горе от ума” вдруг, неожиданно для всех, на сцене заговорил голосом Царева, который играл Фамусова. Заговорил высоким голосом — и Царев… О! Я помню глаза Михаила Ивановича — они у него забегали, побагровел затылок, но он стерпел, понял, что, видимо, Виталику по роли так было надо.
Гуляш из медведя
— Да, картина “Кровавая надпись”. Виталий… (Держит паузу.) Это мой товарищ. Он очень талантлив, дико самолюбив и обидчив — очень непростой человек был. Но у него было два бесспорных качества — необыкновенная порядочность и талант. Если что-то случалось, то можно было обращаться только к нему. Мы дружили.
Помню, были на гастроли в Томске, и с ним произошла замечательная история. Он говорит нам: “Ребята, я вас приглашаю на медведя”. — “Какого медведя?!” — “Поехали. Нас ждет машина”. Надо сказать, любил делать красивые жесты. Словом, едем. Приезжаем в тайгу. Там стоит огромный сруб, и надпись на нем: “Ресторан”.
Толстомордые официанты в красных рубахах с вышивкой стоят, семечки лузгают. В ресторане — ни одного человека.
Мы поднимаемся. Виталий спрашивает: “Медведь есть?” “Есть.” “Ну, давайте нам морошки, водки, закусочку и медведя”. И вот, когда мы хорошо выпили, поели, Виталий довольный (а платит он) спрашивает официанта: “Ну что, медведь у вас часто бывает?” Официант задумчиво так: “Да в первый раз”. — “Как в первый раз?” — “Да тут у нас цирк гастролировал. Медведь там с ума сошел. Его застрелили и нам дали”. После этого мы долго над ним издевались: накормил сумасшедшим мишкой…
Трианон уполномочен заявить
— А что может заявить по поводу Трианона артист Клюев? Ведь вы сыграли в КГБешной страшилке “ТАСС уполномочен заявить” и разведчика, и шпиона.
— Я люблю этот фильм. Я не говорю о творческих вершинах, которые достиг там, но…
— Да там, по-моему, никто не достиг.
— Я промолчу, но успех у фильма действительно был потрясающий, и я впервые испытал медные трубы.
— Трубы играли в честь разведчика или шпиона?
— Конечно, шпиона. Вот Саша Белявский говорил мне: “Я столько сыграл в кино, но Фокс…” Публика почему-то любит плохих. С женщинами творилось что-то страшное…
— Единственное, что помню про вашего Трианона, — это потрясающая сцена грима, когда из одного лица появляется другое. А ведь когда снимали “ТАСС…”, никакой компьютерной графики и в помине не было.
— Графики не было, зато был потрясающий гример студии Горького дядя Леша и три артиста. Каждый чем-то напоминал меня. Вот он садился в кресло, камера шла за гримером: руки его что-то брали, и камера возвращалась на лицо, а там уже сидел другой человек. Снова камера, руки и так далее. Последним гримировали меня. На экране в результате был рекорд: лицо показывали 12 (!!!) минут.
— Как сыграть без рукоприкладства тонкого изысканного негодяя, которым вы по сути работаете много лет?
— Физика — стрельба, драка и пр. — нужна по молодости. С годами понимаешь, что нужно брать умом. Кстати, на “ТАССе” у нас были великолепные консультанты. И один из них, Бояров, когда ему кто-то предложил: “Тут мы выскочим, схватим…” — ответил: “Нет, это только в кино бывает. А в жизни мы должны вычислить”. Тогда это произвело на меня впечатление. Суперменство к актерству мало имеет отношение. Ты лучше сыграй вторым планом, обхитри, обойди…
* * *
— Скажите честно, Борис Владимирович, набрались от своих героев ловкости и хитрости?
— Нет.
— Значит, извините, вы плохой ученик.
— Нет. Мой профессиональный опыт все помнит.
— А у вас собаки есть?
— Да. Две.
— И, наверное, подобрали их?
— Одну подобрал. Еще и кошка есть. Я без этого жить не могу: искренне любящее тебя существо должно быть рядом.
