85 -летнюю ростовчанку Веру Борян привез к загсу на “Жигулях” ее единственный сын Григорий.
— Хочу развестись со своим супругом Иваном Борян, с которым ровно 60 лет состою в законном браке, — заявила старушка к изумлению всех присутствующих.
Им бы бриллиантовую свадьбу справлять, а они — разводятся!
Оказалось, баба Вера последний раз видела своего благоверного в 46-м году. А все оставшееся время ждала его и любила. Растила их общего сына, женихов гнала взашей. Так и осталась вдовой при живом муже, ни с кем больше не сошлась.
В загсе историей прониклись и брак расторгли. Фамилию бабушка оставила мужнину.
На память.
Добротный дом из белого кирпича с высокими железными воротами в маленьком городке под Ростовом.
Тяжелые гроздья винограда, вызревшего под южным солнцем, тянут лозу к земле. По двору бегают загорелые дети. Четвертое поколение Борян.
— Бабушка Вера тут больше не живет, — встречает меня Катя, жена внука старушки. — Родители ее забрали к себе на дачу еще на майские праздники. А дом свой она нам, молодым, отписала.
Затем на пороге появляется Люба, внучка бабы Веры.
— Вы тут бабушкиного ничего не найдете, — уверяет она. — Она все свое приданое с собой увезла — фотоальбом и целый мешок писем. Много она их за жизнь получала. От сына, отца моего, из армии. От родственников дальних. Ну и от деда Ивана, конечно. Я-то его в глаза не видела ни разу.
Люба сама — кровь с молоком. А уже свою дочку Яну, самую старшую правнучку бабы Веры, замуж выдает: “В субботу свадьба. Орехов бы еще прикупить надо, а то, боюсь, не хватит на торт”.
Яне 17. Жених Миша — только после армии. Молодые совсем. “А что такого-то? — пожимает плечами Катерина.
— Я в ее возрасте уже первенцем беременная ходила. С мужем три месяца посидели на лавочке — и в загс. Восемь лет душа в душу живем”.
Так на селе положено. Бабы каются, а девки замуж собираются. Три месяца на прогулки под луной — и вперед, семью создавать. Жизнь здесь тихая и полноводная, как Дон, до которого рукой подать. Какая рыбешка против течения поплывет?
В семье Борян все так и живут. Встречаются, влюбляются, женятся, ссорятся и мирятся. Одна только родоначальница прокуковала свой век без мужа. Ждала Ивана, ждала, да так и не дождалась.
* * *
До деревни Бурхановка, где теперь живет старшее поколение семьи, добираться автобусом с пересадкой в Ростове. Катя вызвалась ехать со мной. Старшего сына Лешика теткам-нянькам отдала, младшего Женю нарядила: “Ну что, проведаем бабулечку?”
…У бабы Веры ясные и по-детски наивные глаза. Специально для меня, московской гостьи, она затягивает свадебные частушки. Берет в руки балалайку. Треньк по струнам ноготком — совсем расстроился инструмент.
Раньше-то, когда помоложе была, Вера хорошо играла. Ушло то время, не воротишь. Теперь старая. Глаза почти не видят. Ходит по дому на ощупь, на ощупь и по голосу узнает внуков и правнуков, которые заглядывают в гости.
— Когда зрячая была, правнучке Яне успела приданого связать — наволочки, скатерки, свитера. А на моей свадьбе ничего такого не было. Ни цветов, ни гостей, ни белого платья.
Брачной ночи — и той не было. 46-й год. Польша. У невесты дембель. Она в 43-м на фронт удрала из дома. Связисткой, стряпухой была, в охране служила. И через пару часов после регистрации брака отходит поезд в Краснодар, где девушку ждут отец и куча братьев да сестер. Только и сказала своему Ване на прощание: “У меня, клянусь, никого, кроме тебя, не было и не будет”.
— Иван офицером был. На восемь лет старше меня. Красивый, глаза як цибули и сурьезный очень. Все цветы мне в котелках с адъютантом своим передавал. А я — главная стряпуха на солдатской кухне. Но отвечать на его чувства не торопилась. В армии, говорят, любви нет, только знакомства. Получили мы как-то увольнительную и махнули с солдатиками и офицерами в город. Я тоже в этой шайке. Ну а в городе — танцы, вино, музыка. Вот меня по неопытности и разморило это хмельное дело. Опьянела, и девочки из моей части повели меня обратно, в каптерке отсыпаться оставили. А Ваня всю ночь на лавочке возле дверей продежурил, чтобы никто в каптерку не вошел.
“Пойдешь за меня?” — прочитала она на смятой бумажке на дне бидона на следующий день.
— Нашли, помню, чудом уцелевшего работника загса, и в два счета он нас расписал. А я тогда Ваню ой как любила! Привыкла к нему, привязалась всей душой. Нас спросили, согласны ли мы быть друг другу мужем и женой, и разрешили поцеловаться.
Иван вернулся с войны на пару месяцев позже жены. Прибыл следом в ее деревню. Пожили чуток вместе, сына Гришу родили, и решил Иван: “Поеду я, Вера, на заработки по соседним городкам. Как только найду постоянную работу, сразу заберу вас с Гришей к себе”.
Вера проводила мужа так, словно завтра снова свидятся. Не могла она подумать, что их расставание навсегда и встречи за ним уже не последует.
* * *
“Папа, чужие дети на велике в школу ездят, а я чухраю пешком в кирзовых сапогах”, — продиктовала Вера сыну, а от себя добавила: “Хату отстроила. Приезжай, хозяином будешь”.
Долго она его искала, прежде чем нашла. Сначала в 49-м первую весточку от мужа получила.
— Мне и глаза не нужны, чтобы сказать, что в том письме написано было. Все помню до последнего слова.
“Вера, извини, что долго не писал. Я сидел в тюрьме. Сейчас жду, когда выдадут документы. Устроюсь на работу, буду помогать”.
Обрадовалась она очень, но Иван снова пропал, на письма не отвечал — видимо, адрес сменил.
Сын Гриша рос скромным, трудолюбивым мальчишкой. Помогал матери, когда сенокос начинался, потом вместе с ней месил саманные кирпичи для будущего дома. Иногда на улице его ребятишки соседские дергали: “А где твой папка?” Тот отмалчивался. Безотцовщиной в послевоенные годы никого не удивишь. Потом присказку сочинил: “Отец собакам траву косить уехал”. Пропал, мол, сгинул.
…Стоит Григорий Иванович посреди комнаты. Худощавый, загорелый, немного смущается — не привык интервью давать.
— Мама меня в уважении к отцу воспитывала. Ни разу не помню, чтобы от нее слово худое про него услыхал. Да со временем я уже думать стал, что умер он, что зря она его дожидается.
Женихи всегда рядом с Верой Борян ошивались. Молодая ведь, видная баба. Только никого она к себе не принимала.
— Все думала — вдруг Ваня вернется, а я с другим… как же я мужу в глаза после этого смотреть буду? Что Грише моему скажу? Нет уж, — объясняет баба Вера.
Так и жили вдвоем. Отстроили домишко. Григорий заканчивал школу. Веру избрали депутатом райсовета, потом она устроилась заседателем народного суда. Да и сама расцвела, похорошела с годами. Кровь с молоком — не женщина. Завидная невеста пропадала. И свататься к ней пытались все холостяки в округе. Только отворот поворот получали и местные бригадиры, и даже передовики соцтруда — “Как так? При живом-то муже!” Подступиться к ней не было ни малейшего шанса.
— Как только появилась возможность, стала искать Ивана сама. Тормошила милицию, депутат все же. И нашла мужа в Херсоне. Сели мы тогда с Гришей за стол письмо писать. От сына и от меня.
…Бабушка Вера смотрит сквозь меня. Совсем ничего не видит. Только за руку иногда берет, на ощупь научилась в душу человеческую заглядывать, распознавать, что за человек перед ней — хороший или плохой.
Ответ от Ивана пришел через пару недель. “Рад, что вы меня нашли. Но у меня здесь новая семья и свой птенчик подрастает. Как я их брошу?”
— Я тогда и знать не знала, что его второй сын младше нашего Гриши всего на два года…
Обиделась баба Вера очень. Уж раз муж назад не хочет возвращаться, пусть алименты платит. И тот платил. Да недолго — Гришу в армию через год забрали.
* * *
— Ехали мы как-то с другом по делам на Украину. Я к тому времени четвертый десяток лет землю топтал. А он у меня возьми да спроси: “Твой батя же в Херсоне, кажется, живет? Так давай его найдем. И переночевать будет где”, — рассказывает Григорий Борян.
Улицу отыскали быстро, а номера домов не разобрать — сумерки уже спустились. Вот в первый угловой дом и постучали. “Иван Борян где живет?” “А что вам от него надо?” — услышали в ответ. “Сын к нему приехал”…
— Видим, идет к нам мужичок. Коренастый такой, ниже меня ростом. А мой друг и спрашивает у него: “Угадаешь, кто из нас твой сын?” Тот только кинул на меня взгляд и сразу заплакал. Мы с отцом очень похожи. Обнял он меня крепко и повел нас в хату.
Там Григорий Иванович познакомился со второй женой отца — теткой Зоей. Брат его сводный как раз по делам из города уезжал, потому не пришел. Зато прибежали племянники и братова женка.
— Три дня нас кормили-поили. Я рассказывал про нашу жизнь, про детей своих, его внуков. А он — про свою.
Про Веру Ивану спрашивать было совестно. Только одно проронил: “Мать у тебя золотая, а вот отец — подлец”.
А через три дня Григорий засобирался в дорогу. “Отец мне 300 рублей дал и вино подарил. Сказал, что будем дружить, да только больше мы с ним и не свиделись”.
Так и распрощались, а вдогонку Грише Иван отправил письмо жене: “Спасибо, что такого хорошего сына воспитала”.
* * *
— Не близко у Ивана дитя к сердцу лежало — не дюже болело, — приговаривает баба Вера. — Я б ему все простила, если бы он вернулся. Я его ждала… до последнего. Думала, может, ради сына хоть воротится.
Ей уже хорошо за 50 было, когда появился на горизонте последний жених.
«Встретил меня на улице и спрашивает: “Где же твой дедушка? Почему сама тяжелые сумки несешь?” А я ему и отвечаю: “Далеко дедушка, можно сказать, в прошлой жизни остался”. А тот в ответ: “Так и я вдовый, давайте, бабушка, жить вместе”. Но я отказалась. Я ведь замужем, как-никак. Иван в любой момент одуматься может, мужики — их же не поймешь».
Тот дедушка долго еще захаживал к бабе Вере. Все недоумевал, что она мужа ждет, который больше 30-ти лет не появляется. Уговаривал “не дурить”. Только безуспешно.
Она ничуть не сомневается, что все эти годы была права. Проживи жизнь еще раз — снова бы так поступила.
После поездки в Херсон Григорий больше отца не видел.
— Может, обидел я его семью чем? Не знаю. На свадьбу дочери Любы звал — не приехали, — говорит он.
Так дружба и не сложилась. Теперь уже и не сложится — поздно. Иван Борян недавно умер. А незадолго до этого Вера Борян успела с ним официально развестись. Ровно через 60 лет ожидания совместной жизни.
— Поняла в конце концов, что не вернется Иван уже никогда. Так чего ж Бога обманывать? Вот я и развелась.
Теперь баба Вера свободная женщина. Никого не ждет. Никого не ищет. И никому эта ее свобода уже не нужна. Женихов подходящих по возрасту на селе не осталось.
В семье Борян это первый развод за последние полвека. Здесь больше в чести свадьбы. Жизнь ведь продолжается. Даже когда кажется, что она прошла мимо.
* * *
— Говори-и-ла да бе-е-лая ро-о-за, не боюся я лютого моро-о-за. Пришла осень — осыпа-е-ется, Яна замуж собира-ается… — припевает баба Вера. На свадьбу правнучки она не пойдет — куда ей, слепой-то. Молодые к ней сами заедут перед загсом. За благословением.
— Не упрекаю я мужа ни за что и зла давно на него не держу. Что ждала его всю свою жизнь, а он променял нашу семью на другую. Много с тех пор воды утекло, — разводит старушка руками.
Я собираюсь в Москву. А бабы Верины внуки и правнуки, гостившие у нее в этот день, разъезжаются по своим соседним деревням. Зашли в комнату, деликатно так извинились и расцеловались со старушкой. “Жди. На днях снова будем”. А она в ответ: “До скорого, одуванчик мой золотой”. Вроде буднично все, но очень трогательно. До соседнего села — 20 минут на маршрутке. К тому же завтра снова соберутся вместе. К чему такие церемонии?
Но так у Борянов в семье принято. Так баба Вера своего сына воспитала. А он своих детей, а те — своих.
Оттого у бабушки на старости столько помощников, хоть всю жизнь без кормильца прожила. В другом оно, значит, было — счастье.
