Мучитель труда и черчения

Поселок Супонево на самой окраине Брянска. Дома на выселках — старые, бревенчатые. В газетах по обмену жилья мелькают пометки: Супонево не предлагать.

Коррекционная школа-интернат — чуть ли не единственное кирпичное здание в поселке.

— А убогим деткам у нас хорошо, — говорит дворничиха Григорьевна. — Поближе к природе, подальше от сверстников, не задразнят калек.

Как только заговариваю о насильнике Кунине, бабушка находит срочные дела и исчезает. Не желают вспоминать о бывшем коллеге ни воспитатели, ни педагоги.

Паршивая овца, учитель черчения, труда и ОБЖ Кунин “прославил” интернат на всю область.

Директор Геннадий Марченко замечает на ходу: “Я Кунина практически не знал. Успел проработать в интернате несколько месяцев, как его арестовали”. И спешит показать мне корпуса интерната.

Ковровые дорожки глушат звук шагов. В спальнях — ортопедические кровати. В холле светится неоновым светом большой аквариум, на стене стенд с девизом: “Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра”.

В учительской рядом с расписанием уголок профсоюзного комитета, который еще недавно возглавлял насильник Геннадий Алексеевич Кунин.

Мы смотрим отремонтированную столовую, тренажерный зал, игровые комнаты. Кабинет труда, где учитель Кунин пять лет насиловал девочку–инвалида Лену Демину, мне показывают после настоятельной просьбы.

Верстаки, станки, старенькие стулья. Три из них любвеобильный учитель составлял около окна, на это импровизированное ложе и опрокидывал беспомощную ученицу.

“Я всегда слушалась учителей, иначе будет “двойка”

— Отправляя дочку в интернат, мы желали ей только добра, — говорит мама Лены, Алла Петровна. — Думали, среди других детей с пороками развития она не будет чувствовать себя одиноко.

До 13 лет Лена, больная детским церебральным параличом, обучалась на дому, потом врачи посоветовали определить ее в коррекционную школу. Инвалид с детства прилежно училась, пристрастилась к вязанию. Была приветлива, миловидна, за это и приглянулась 62-летнему учителю труда.

Первый раз престарелый трудовик заманил девочку в мастерскую еще в 2000 году. Вручив в руки веник, попросил подмести пол. Сам же запер входную дверь изнутри на ключ.

 “Я его отталкивала, плакала. А Геннадий Алексеевич велел терпеть. Он грозил: “Никому не рассказывай, как мы с тобой играем, будет плохо и мне, и тебе”, — рассказывала Лена Демина впоследствии на допросе в присутствии социального педагога и психолога школы–интерната.

Вырваться из цепких рук пенсионера девочка не могла чисто физически. Правая сторона тела у нее была парализована. Лена с трудом ходила. К тому же она “привыкла слушаться учителей, иначе будет “двойка”.
О странных играх пенсионера с инвалидом детства стало известно директору Быкову.

Кунина вызвали на педсовет. Тот, сославшись на свое сексуальное бессилие, стал горячо убеждать администрацию: “Демина — умственно отсталая, неадекватная, она все нафантазировала”. Педагога, профсоюзного лидера поддержала учительница-пенсионерка: “Девочки в подростковом возрасте ищут себе кумиров. А у детей с ДЦП повышенная сексуальность…”

Встала на сторону трудовика и заместитель директора по воспитательной работе Валентина Сороковая: “Лена тянется к воспитателям с мягким характером, которые могут ее выслушать, каким и являлся Геннадий Алексеевич”.

Завуч начала сопоставлять даты “игрищ” Кунина, сделала вывод, что девочка путается в числах месяца и днях недели, а значит, и все остальное могла придумать. На больного ребенка надавили. Лена расплакалась и заявила, что “все, что рассказывала девочкам по палате, — неправда”.

Дорожа репутацией образцово–показательного интерната, подростка не показали гинекологу. Факт разбирательства скрыли от родителей Деминой.

“Не лезьте не в свое дело”

А Кунин, почувствовав безнаказанность, продолжал таскать к себе в мастерскую малолетнюю девочку-инвалида. Часто он был нетерпелив и, не дожидаясь звонка, отпускал учеников пораньше с шестого урока.

Вскоре и другая ученица, Лера Овечкина, стала рассказывать подружкам, как “учитель труда, которого мальчишки прозвали Папой Карло, оставаясь дежурным на ночь, приносит ей в спальню то печенье, то шоколадки”.

Когда умерла учительница Ирина Васильевна, которая вела у девочек домоводство, уроки в классе стал проводить Кунин. Однажды он попросил Леру подмести пол в мастерской. Насильник стал действовать по уже отработанному сценарию: закрыл на ключ общую дверь, начал тискать подростка… Но девочка оказалась физически крепкая, оттолкнула Кунина, стала тарабанить в дверь. Учителю труда ничего не оставалось, как выпустить строптивую ученицу из мастерской.

Между тем ученицы специнтерната в силу своей болезни ни на минуту не должны были оставаться одни. Воспитатели помогали одеваться детям, провожали их на завтрак, потом под расписку передавали преподавателю. 8-й “Б” класс, где училась Лена Демина, курировала воспитатель Булохова. Но, по рассказам учителей, ей было не до воспитанников. Она “целыми днями переписывала псалмы — так сблизилась то ли с баптистами, то ли с евангелистами”.

Неизвестно, сколько бы продолжал распускать руки Папа Карло, если бы не педагог слабослышащих детей Антонина Севостьянова.

Спеша в обед к заболевшему подопечному ребенку, преподаватель услышала, как в соседней палате кто–то плачет навзрыд.

— Я сразу узнала ученицу восьмого класса Лену Демину, — рассказывает Антонина Севостьянова. — Девочка, всхлипывая, рассказала мне, что учитель труда с 3-го класса насилует ее в мастерской на стульях. Последний раз это было несколько дней назад — 28 января. Девочка порывалась выброситься из окна.

Шокированная случившимся, Антонина Севостьянова поставила в известность заместителя директора Валентину Сороковую. Но та отчитала педагога: “Не лезьте не в свое дело”.

Тогда преподаватель стала уговаривать Лену написать заявление директору Геннадию Марченко, который занял место ушедшего на пенсию директора Быкова. В ответ девочка лишь шептала: “Я боюсь, я боюсь… Мне опять не поверят, скажут, что я дурочка”.

На счастье, к дочке в интернат приехал отец, привез теплые вещи. Расстроенная Лена рассказала ему о насильнике. Юрий Иванович, зная, что “дочка не способна на оговор”, бросился к директору. Марченко поддержал несчастного отца и посоветовал обратиться в прокуратуру.

В интернат приехала следственная бригада. При осмотре с участием понятых на свитере Деминой была обнаружена частица стружки дерева. За батареей изъяли несколько волос, волокна. В ящике для мусора следователи нашли помятый лист тетради. Это была объяснительная записка трудовика Кунина, в которой он разъяснял, что “не ведет уроков труда в 8-м “Б” классе, где учится Демина. В мастерской ученица подметала пол”.

Впоследствии Кунин стал говорить, что Лена никогда не оставалась у него в мастерской, а то заявление он написал ошибочно.

“Я не способен…”

Судебное разбирательство длилось два года.

Завуч Наталья Акулова доказывала, что “Лена не могла остаться в кабинете у Кунина. Каждого ребеночка педагоги под роспись передают из рук в руки, для этого есть специальный журнал”.

Одноклассница Деминой уверяла, что “иногда они искали Лену, так как она опаздывала на обед. Такое случалось два раза в месяц”.

Наталья Измалкова, которая вместе с Булоховой опекала 8-й “Б”, в ходе следствия призналась, что “девочка какое-то время могла оставаться без присмотра и в столовую приходила без сопровождения воспитателя”.

Спасая свою шкуру, учителя старались доказать, что Демина “не способна адекватно воспринимать многие события в жизни”.  

Когда стало известно, что девственная плева у потерпевшей была нарушена задолго до проведения экспертизы, завуч Власова сказала: “Лена склонна к фантазированию, у нее повышенная сексуальность, она хочет возвыситься над одноклассниками. Девочка много отсутствовала в школе, жила ли ранее половой жизнью, я не знаю”.

В ту же трубу дула и жена Кунина — Нина Александровна: “Дети в интернате умственно отсталые, у них заболевание психики, которые проявляются по-разному, особенно когда идет половое созревание. Лена сочинила, что ее насиловал мой муж”.

Из заключения психиатров следовало, что у Деминой имеются признаки легкой умственной отсталости, признаки интеллектуального и личностного недоразвития. Фантазировать при этом она не способна.

Рассказывая о событиях 28 января, девочка давала последовательные, непротиворечивые показания.

Криминалистическая экспертиза доказала, что обнаруженные на свитере потерпевшей фиолетово–синие хлопковые волокна соответствуют ткани сорочки, которая была на Кунине 28 января. На рубашке насильника были, соответственно, найдены волокна трикотажа со свитера Деминой.

Была проведена и биологическая экспертиза. Кунин не мог объяснить, как под батареей оказались лобковые волосы, принадлежащие ему и потерпевшей. Несмотря на неопровержимые доказательства, 68-летний учитель труда продолжал отрицать свою вину.

— Я не способен к половой жизни, — настаивал Кунин. — Демину подбила написать заявление об изнасиловании воспитатель Севостьянова — в отместку моей жене, с которой у нее сложились неприязненные отношения. Севостьянова — карьеристка, она преследовала цель сместить завуча школы и занять ее место.

Нина Кунина предъявила следствию кучу справок, согласно которым ее муж является импотентом, при этом сетовала: “В интимном плане у нас раньше было все нормально, но последние 7—8 лет половая жизнь прекратилась. У мужа не было эрекции. Это не могло меня не расстраивать, я моложе мужа на 9 лет”.

По делу была назначена судебно–медицинская экспертиза, которая показала: каких–либо медицинских причин, которые препятствовали бы совершению Куниным половых актов, не выявлено.

Кунин возмущался, требовал повторной экспертизы.

Подозреваемого повторно обследовали уролог и сексопатолог. Но вывод врачей остался прежним: подследственный способен к половому акту.

— Учитывая состояние здоровья и возраст подсудимого, суд счел возможным назначить Кунину минимальное наказание, предусмотренное статьей, — говорит государственный обвинитель прокуратуры Брянского района Елена Саватеева, — 4 года лишения свободы.

В возмещение морального вреда суд постановил взыскать с Кунина в пользу Деминой 12 тыс. рублей.

Такова цена пяти лет насилия над несовершеннолетней девочкой.

“Геннадий у меня образованный”

Соседи Кунина по Садовой улице до сих пор не могут поверить, что “пришибленный Генка” мог кого–то насиловать.

— Вы бы видели этого казанову! — говорит Иван Панкратов. — Маленький, щупленький, в очках, дунешь — завалится в сугроб. Но четверых детей в браке настрогал.

По уверениям соседки Веры Волгиной, “Геннадий приехал в Супонево в 76-м году. До этого с женой жил в Ленинграде, у своей матери в коммунальной квартире. Нина хвасталась соседям: “Геннадий у меня образованный. Политехнический институт закончил, работал инженером–конструктором на заводе “Большевик”.

В пригород Брянска они приехали из–за болезни сына. Сырой питерский климат мальчику был противопоказан.

Нина пошла работать в интернат воспитателем, а Генка два года мотался в Брянск, работал технологом на “Кремнии”. Потом ему жена сообщила, что освободилась ставка трудовика, и посоветовала: “устраивайся, деньги небольшие, но верные”.

Теперь уроки труда у Геннадия Кунина проходят в исправительной колонии общего режима. Администрация в интернате сменилась. В учительской стоит телефон, над которым вывешен список номеров экстренной помощи, где указан и сотовый телефон директора. Любой желающий может подойти и набрать его номер.

В графике дежурств можно найти фамилии воспитателей Натальи Измалкиной и Марины Булоховой, которые опекали Лену Демину в течение пяти лет и не смогли оградить девочку от насильника.

— С 20%-ной надбавкой за вредность воспитатели у нас получают 4200 рублей. Кто за такие деньги пойдет работать? — вопрошает директор Марченко.

Лену Демину родители забрали из интерната. Она обучалась на дому. Стараниями учителей ей было выдано свидетельство об окончании коррекционной школы.

 — Мы прилагаем все усилия, чтобы Демина продолжила образование в специализированном профессионально–техническом училище, — говорит Геннадий Марченко. — Можно поехать в Калугу или в Рязанскую область, получить специальность швеи или бухгалтера.

Вот только отпускать Лену родители боятся.