Глава администрации Волгоградской области Николай Максюта — один из немногих губернаторов, избранных еще в годы, когда влияние коммунистической партии было достаточно велико. Впрочем, как показывает жизнь, цвет и масть политического деятеля теряют всякий смысл, как только дело доходит до конкретной хозяйственной деятельности: человек либо умеет работать, либо нет.
Максюта руководит областью почти 11 лет. Все это время экономические показатели региона растут не хуже, чем в Китае, но при этом едва ли не каждый год ходят упорные слухи, что губернатора вот-вот сменят. Он дружит с мятежным президентом Венесуэлы Уго Чавесом, которого не жалует Америка, но не всегда может найти общий язык с некоторыми ключевыми министрами федерального правительства. Наверное, потому, что не привык скрывать свое мнение по самым острым и спорным вопросам, и считает, что главное для руководителя — это его поступки, а не слова. Интервью, кстати, Максюта тоже не любит давать, но для “МК” сделал исключение.
— Николай Кириллович, одна из самых болезненных проблем сегодня — это рост цен на сельхозпродукцию. Самая расхожая версия — мол, во всем виноваты мировые рынки: цены на основные товары там выросли — вот и мы пострадали. На ваш взгляд, почему такая зависимость от мировых цен?
— Конечно, рост цен на мировых рынках оказал свое влияние. Наши экспортеры, естественно, ориентируются на Лондонскую биржу и разогревают внутренние цены. Но не все так однозначно. Помните, когда велись активные переговоры о вступлении России в ВТО, нам все время говорили, что наши цены на энергоносители должны равняться мировым? Но здесь нужно учитывать многие факторы. К примеру, климатические особенности России. Ведь средняя температура, скажем, в Израиле или Испании отнюдь не такая, как у нас. И энергозатраты сельхозпроизводителей в России для того, чтобы вырастить тот же килограмм пшеницы или овощей, гораздо выше. Очень разумно было задаться вопросом: почему мы должны искусственно повышать цены на топливо на внутреннем рынке? Ведь это приведет к тому, что затраты производителей вырастут на несколько порядков.
Нельзя не учитывать и экономический подъем в странах, которые еще недавно считались развивающимися. Взять хотя бы Китай. Страна действительно увеличила объемы экспорта по многим показателям. Например, стала потреблять много молока. Данный продукт долгие годы поставлялся в больших количествах в Россию, причем по бросовым ценам.
Потом это прекратилось, так как открылись новые рынки сбыта. А собственного молока, чтобы перекрыть недостаток сырья, у нас не хватает — поголовье скота все это время снижалось. Зачем буренок разводить, когда сухого молока и так в достатке: добавь воды и продавай… Свою роль сыграл и массовый импорт дешевой колбасы и “ножек Буша”. Вся эта продукция на ура покупалась. Это было выгодно и российским продавцам, и покупателям, но тем самым мы оказали медвежью услугу своим же производителям.
Сегодня, на пороге вступления России в ВТО, наши внутренние цены на горючее, по-моему, уже не ниже, чем в CШA. Но достойно конкурировать с зарубежными сельхозпроизводителями нашим соотечественникам по-прежнему очень сложно. Тут необходима поддержка государства. Приведу один пример. Недавно мы были в Венесуэле — там один литр топлива стоит 1 цент. Мировое экономическое сообщество, разумеется, пытается повлиять на ситуацию. Но президент Уго Чавес не сдает позиций. Можно спорить, правильно это или нет, но он пытается стимулировать своих аграриев. Ведь в стране 11 миллионов гектаров земли, а обрабатывается из них только 2 миллиона. Таким образом, всякий, кто хочет работать на земле, имеет шансы на успех — горючее-то почти бесплатное.
Скажу, что и в России тенденция поддержки отечественных производителей набирает силу. Сроки лизинговых платежей увеличились с года до 7—10 лет. Да и спектр возможностей этого механизма значительно расширился.
Сельскохозяйственная техника, прицепное оборудование, высокопродуктивные породы скота, качественный семенной фонд и многое другое можно сегодня приобрести в лизинг. Или взять еще один финансовый инструмент — кредиты.
Федерация погашает две трети ставки рефинансирования тем, кто работает по национальным программам агропромышленного комплекса. Мы в области уже давно взяли на себя погашение оставшейся трети. То есть заемщик получает практически беспроцентный кредит.
Все эти шаги уже дали результаты. Вспомним 1997 год, когда у нас в области на полях работало всего 3 тыс. комбайнов. Сегодня — более шести с половиной тысяч. В настоящее время в регионе находятся в обработке практически все земли сельскохозяйственного назначения — 5 млн. 700 тыс. гектаров.
Сельхозпроизводители воспрянули духом: в области растет урожайность зерновых культур и продуктивность скота. Не сомневаюсь, что эта тенденция будет только усиливаться. Но предстоит решать и другую проблему. Долгое время регион продавал в основном сырье. Теперь необходимо активно развивать переработку. Затем — подумать над рынками сбыта. В этом деле очень помогли бы централизованные закупки. Кстати, мэр Москвы Лужков первым подал пример и начал производить их для столицы.
— То есть какая-никакая конкуренция с западными производителями все же появилась?
— Да, производить мы можем многое, причем хорошего качества и в достатке. Но в связи с тем, что российский рынок сельхозпродукции никем не регулируется, цены скачут в зависимости от спроса. Выросли запросы по молоку — подорожал этот продукт. Собрали в нынешнем году меньше зерна — полезли в гору цены на хлеб. Упали объемы производства подсолнечного масла — рынок отреагировал молниеносно. Понятно, кому же хочется работать себе в убыток: хлопот с этой культурой полон рот, а закупочные цены до смешного низкие.
— Но рынок — это не только стихийные бедствия, изломы конъюнктуры, но и то, что можно прогнозировать?
— Мне, например, непонятно: почему никто не ожидал дальнейшего роста цен после того, как в начале нынешнего года на 34 процента подорожало горючее? Думали, что селяне будут покрывать эту разницу за свой счет и продавать зерно по старой цене? Растет себестоимость — растут цены! На этот год установили предельный рост тарифов — на 15% на электроэнергию и на 20% на газ. Только наивный человек может думать, что на всех остальных ценах это в дальнейшем никак не отразится.
— А для сельского хозяйства разве эти цены на ГСМ не фиксируются?
— Нет. Но в прошлом году селянам вернули разницу между старой и новой стоимостью горючего. И они, как говорится, ответили взаимностью — не повышали цены на свою продукцию. В этом году о компенсациях не было и речи. И как тут повлиять? Сегодня на селе главный хозяин — не одиночный крестьянин, слабо владеющий механизмами выживания в рыночной экономике. Сегодня здесь работают крупные структуры — агрохолдинги, кооперативы, — которые знают счет деньгам и никогда не станут действовать в ущерб своим финансовым интересам. Продиктовать им определенный уровень рентабельности невозможно.
Думаю, что этот скачок цен был неизбежен. Но в какой степени он был объективен? Тут надо разбираться детальнее.
Кто на сегодняшний день резко повысил цены? Закупочные у селян выросли на 12—15 процентов. А в рознице хлеб, мука и масло подросли в цене на 30—60%. Почему? Если буханка хлеба подорожала на 3 рубля, а производителю из них достался только рубль, почему и переработчик, и торговля накрутили еще по рублю? Разве их затраты увеличились пропорционально? Или они решили под шумок свое благополучие подкрепить? Одни, значит, едва-едва компенсируют убытки, а другие на этом руки греют! Разве это справедливо?! Вот тут и должно вмешаться государство: во всем разобраться и все расставить по своим местам. Мы в области создали комиссию, которой поручено выяснить, почему выросла цена на хлеб в розничной торговле.
Надо как-то выходить из этой ситуации, останавливать рост цен. Компенсировать из бюджета — невозможно: таких денег нам не найти. Каким-то указом или распоряжением тоже положение не исправишь: мы не вправе командовать товаропроизводителями или торговлей. Один выход — договариваться. Вот мы и договорились. У нас сегодня розничные цены на товары первой необходимости — хлеб, молоко — поднялись только на 3—5 процентов. Но опять же это результат административных усилий конкретного субъекта Федерации, его абсолютно индивидуальная реакция на чрезвычайную ситуацию. Сегодня удалось, а где гарантия, что получится завтра?
В этом году была сильнейшая засуха. Урожая недосчитались многие регионы. Мы настаиваем на том, чтобы правительство компенсировало, в частности, Волгоградской области 1,8 миллиарда рублей прямого убытка. В правительстве отвечают: нет, только 600 миллионов, и благодарите за это МЧС. А в Минфине и вовсе говорят: хватит и 300 миллионов. Если бы крестьянин был уверен в том, что государство его поддержит в форс-мажорных обстоятельствах, он никогда бы не сделал шага, который привел к социальной напряженности. Но поставьте себя на место тех, у кого в этом году от нестерпимой жары хлеб сгорел на большей части посевных площадей (в области пострадали 740 тыс. га). Аграрии нормально отреагировали на ситуацию: не помогает государство — компенсируем свои потери сами: повысим цену на зерно. А теперь цены взлетели по всей стране, и начали искать крайних.
— Прошлая засуха, насколько я знаю, унесла гораздо больше.
— У нас была сильная засуха в 1998 году, когда Волгоградская область получила всего 960 тыс. тонн зерна. В этом году почти в таких же погодных условиях мы собрали 2 млн. 700 тыс. тонн. Помогли новые технологии земледелия. Кроме того, селяне сделали все что могли, чтобы сохранить урожай. Думаю, главным толчком к росту цен на зерно все-таки стала неготовность правительства своевременно компенсировать убытки. Документы от области были направлены еще в июле, но пока решения нет.
— Вообще, с точки зрения губернатора как должна строиться региональная политика? Раньше все регионы делились на “доноров”, которые наполняли федеральный бюджет деньгами и сами при этом жили хорошо, и на остальные, которым своих денег не хватало. Сейчас, как я понимаю, многое изменилось?
— По формальным признакам Волгоградская область и сейчас считается “донором”. Впрочем, налоговое законодательство так изменилось, что за помощью в федеральный центр обращаются и “доноры”, и “не доноры”. Ведь львиная доля налогов централизована. Вот смотрите, только один налог — за использование недр — делился раньше так: 40% — региону, 60% — в федеральный бюджет. У нас, в Волгоградской области, добывается нефть. Мы получали приличную компенсацию за использование природных богатств. Потом приняли другую схему распределения: регионам — 5%, а 95% — федеральному центру. Конечно, территория лишилась значительных поступлений. Если сегодня с предприятий Волгоградской области ЛУКОЙЛ отчисляет порядка 7 млрд. руб. данного налога, то региональная казна пополняется только 350 млн. рублей. А ранее у нас оставалось около 2,8 млрд. При этом расходы областного бюджета не уменьшились, а доходы существенно сократились. Пришло время более взвешенно и конструктивно подходить к вопросу о распределении финансовых ресурсов в сфере межбюджетных отношений. Вот, например, Государственная дума приняла решение повысить зарплату бюджетникам на 15 или 25%. Мера, безусловно, необходимая и социально значимая. Но на покрытие этих затрат Федерация выделяет 300 млн. рублей, а нужно 2 млрд. 700 млн. рублей. Остальное становится головной болью областной власти.
До конца не продуманы, на мой взгляд, и последние шаги по повышению оплаты труда. Правительство устанавливает оплату по минимальному тарифному разряду — 1450 руб. А Дума принимает решение: уровень минимальной зарплаты — 2300 рублей. Кто будет оплачивать разницу человеку, который работает по первому разряду? А между прочим, только в Волгоградской области на покрытие этого “разрыва” может потребоваться 6 млрд. рублей. Не выполнил губернатор такую задачу — виноват. Но задачи-то должны быть посильными.
Вот и выходит, что все регионы, кроме 11 или 12, вынужденно стали просителями, и при этом они исправно пополняют федеральную казну. Сегодня большая часть собранных налогов перечисляется в центр, а уж потом возвращается в субъекты Федерации в виде субсидий, субвенций, компенсаций и т.д. Однако деньги, которые нам выделяют на переданные полномочия, различные льготы, целиком не покрывают всех затрат на эти нужды. Конечно, финансовые проблемы не снимают с нас социальной ответственности перед жителями. Поэтому областная власть вводит свои региональные льготы — их только в нашем регионе около 28. Вот совсем недавно в связи с ростом цен на продукты питания принято решение вдвое увеличить размер ежемесячной адресной помощи малоимущим волгоградцам.
— Скажите откровенно, Николай Кириллович, вам не обидно постоянно выпрашивать субсидии и субвенции у центра, доказывать, что область вправе получить именно такую сумму, и никак не меньше, поскольку гораздо больше денег, ею заработанных, перечисляет в федеральный бюджет?
— Скажу откровенно, особого восторга по поводу встреч, на которых приходится обосновывать потребность региона в дотациях, субсидиях и субвенциях, я не испытываю. Казалось бы, правительство признало выпадающие доходы региона в объеме 3 млрд. рублей. Так и пусть они вернутся к нам автоматически, но нет. Система выстроена так, что без хождения по кабинетам мало чего добьешься.
Давайте проанализируем результаты работы Волгоградской области начиная с 2000 года, когда валовой региональный продукт оценивался в 69,4 млрд. рублей. В 2007 году этот показатель уже вырос в 4,2 раза. Мы не просто выполнили задание президента — вдвое увеличить ВВП, — но и вдвое перекрыли его. Показатели — хоть ордена вешай, а бюджетное обеспечение области — на 72-м месте по России. Это как, нормально? Между прочим, от этого показателя зависит уровень жизни очень многих людей.
— А может, это связано с тем, что в Москве сложилось негативное отношение не к региону, а к личности самого губернатора? Мол, неуступчивый, не любит кланяться, и вообще — коммунист...
— Свое членство в КПРФ я приостановил после избрания губернатором. Я долгое время был директором завода. Меня там учили считать деньги и заботиться о людях. Какое отношение к моей работе имеет партия? В свое время все руководители были членами партии. Ну и что в этом плохого? Чего стыдиться-то?
— Сейчас другая партия впереди всех, а вы не в ней...
— И Путин тоже не в ней.
— Но поддерживает.
— И я поддерживаю. А почему я не должен поддерживать? Видите, что сегодня происходит на Украине? Если в Думе не будет здравого большинства, способного ориентироваться и в политической, и в экономической обстановке, ничего хорошего не ждите. Поэтому президент и принял решение: коль партия “Единая Россия” взяла на себя ответственность за происходящее — он ее поддержал. Но он и спросит с нее по всей строгости в том случае, если ее слова разойдутся с делом.
Будь у нас двухпартийная система, как в Америке, то губернатор мог бы состоять в партии, но при нашей многопартийности это исключено. Раз ты в партии, то будешь представлять ее интересы на своем посту. А как же мнение других, к ней не принадлежащих? Если задаться целью и проанализировать всю партийную арифметику, то выяснится, что к тем или иным партиям примыкают около пяти процентов населения, остальные вообще беспартийные. Поэтому равноудаленность от партий должна быть и у губернаторов, и у президента. А уж кого президент поддержит на выборах — это его гражданская позиция.
