Сегодня ему 70 лет. Но по виду, энергии и веселой общительности он лет на двадцать моложе. Борис Химичев — актер театра и кино. Красавец мужчина, любимец женщин. Женился он неоднократно: не потому, что Синяя Борода, а потому, что порядочный. Раз влюбился — женись, и никаких! Может, деревенское воспитание виновато. Может, врожденное благородство. Неспроста он всегда прекрасно смотрится в костюмных ролях, причем любых эпох — от раннего Средневековья до наших дней. Накануне своего юбилея народный артист России Борис Химичев с удовольствием дал интервью “МК”.
— Борис Петрович, говорят, вы в детстве были хилым ребенком и вас все обижали.
— Били все кому не лень. К тому же я переболел всеми детскими болезнями. Но помогла матушка-природа: организм справился, я стал набирать в росте и в весе. Начал заниматься гантельками, эспандером. Набрал силу и стал обидчиков поколачивать сам.
— Вы не раз говорили, что у вас патриархальное воспитание.
— Меня бабушка растила. В нашей деревне бывали подростковые посиделки, и мне хотелось со своими сверстниками побыть. Когда я поздно возвращался домой, то дверь была на запоре. И я начинал жалобно петь под окнами “Позабыт, позаброшен с молодых юных лет”. Доводил бабушку до слез. В результате она открывала дверь и на полурусском-полуукраинском-полубелорусском, поскольку она родом из Белоруссии, говорила, дав легкий подзатыльник: “Ладно, заходи, байстрюк!”
— Будучи молодым актером, вы…
— Нет, я молодым актером никогда не был, потому что пришел в театр, когда мне было уже за 30. Сначала учился в Киевском университете, потом его оставил. Работал слесарем, электриком, вулканизаторщиком, грузчиком, трубочистом. А потом что-то меня потянуло в театр. Я и по сей день в каких-то сомнениях нахожусь. Когда случается кажущаяся мне неудача, я думаю, что выбрал не совсем свое дело. Завидую своим коллегам, которые абсолютно уверены в своей профессиональной непогрешимости, живут весело, свободно и уверены в собственном таланте.
— Между тем вы служили в театре Маяковского, которым тогда руководил Николай Павлович Охлопков.
— Наверное, в силу своего могучего таланта и могучего роста он очень бережно относился к актерской индивидуальности. Как только я пришел, Николай Павлович сразу нагрузил меня тремя ответственными работами: Ясон в “Медее”, Горацио в “Гамлете”, Борис в “Грозе”. Благодаря Охлопкову я вполне справился, как мне кажется, с этими разными ролями.
Охлопков сам был прекрасным актером, невероятно чувствовал, понимал и слабости, и сильные стороны любого начинающего артиста. И умел создавать очень доброжелательную ауру. Как-то он посмотрел меня в спектакле и передал указание позвонить ему. Представьте, Николай Павлович два часа разговаривал со мной и при этом не жалел слов, для меня очень приятных.
— А пришедший ему на смену Андрей Гончаров был крутого нрава?
— Да я уже и не помню, что являлось причинами каких-то наших с ним раздоров. Скорее всего, это было на бытовом уровне. Андрей Александрович был человеком экспансивным. Очень многое в его стремлениях определяла супруга. Все бывало… Но я тем не менее ему признателен, потому что на многие профессиональные вещи я по сей день смотрю глазами Охлопкова и Гончарова.
— При такой счастливой театральной судьбе вы всегда стремились сниматься в кино. Чем вас привлекает это муторное дело, наполовину состоящее из ожидания, когда в кадр позовут?
— Если бы я к этому ожиданию не относился спокойно, то, наверное, не снялся бы более чем в ста фильмах. Играл князей, рецидивистов, священников, полковников и генералов. Снимался в “рыцарских” фильмах. Жаловаться не приходится. А в съемках меня привлекает команда “Мотор!”. Она для меня звучит, как “фас!” для тренированной собаки. Такой драйв!
— Вот вы упомянули “рыцарские” фильмы. У режиссера Сергея Тарасова вы сыграли, кажется, во всех картинах — “Черная стрела”, “Баллада о доблестном рыцаре Айвенго”, “Рыцарский замок”, многих других. Вас с этим режиссером объединяют особые человеческие отношения?
— Я остался недоволен последней нашей с ним работой, картиной “Князь Юрий Долгорукий”. И могу смело сказать: если бы меня там не было, то не было бы вообще ничего.
— Среди сотни киноролей есть любимые?
— Мне очень симпатична моя работа в фильме Павла Петровича Кадочникова “Снегурочка”. Я часто слышу: “Как мне нравится ваш Мизгирь!” Для меня это просто бальзам. Также мне нравится телефильм “Физики” по Дюренматту. Очень люблю картину Георгиева “Желание любви” по повести Куприна “Впотьмах”. И очень нравится “Сыщик” режиссера Фокина. Мне не стыдно смотреть в глаза зрителю, если вы об этом.
— При этом вас часто можно увидеть в сериалах. А ведь многие великие часто говорят, мол, в “мыле” сниматься брезгуем…
— Я не сверхтребовательный, но и не всеядный. В любой работе, в любой системе есть свои недостатки. Их не стоит преуменьшать, но и преувеличивать не нужно. На сериалы есть спрос. Они заменяют усталому человеку чтение какой-нибудь незначительной книжки. А порицать сериалы как вид, по-моему, фарисейство.
— Можно о личном? Борис Петрович, вы десять лет прожили в браке с Татьяной Васильевной Дорониной. Как вы сейчас относитесь к этой женщине с характером настоящего бойца?
— У нее, как у всякой яркой творческой фигуры, есть доброжелатели и недоброжелатели. И то, что эта женщина, актриса способна держать удар, доказывает ее незаурядные способности. Она руководит большим театром. Она образованна. Причем самообразованна. Она этому посвятила свою жизнь, может быть, пожертвовав многими простыми радостями. Что касается профессионального счастья, оно у нее есть. Великая женщина и актриса. Это признают даже недоброжелатели, согласитесь?
— Я с большим удивлением узнал, что вы в свое время занимались политикой. Руководили Партией пенсионеров…
— В качестве сопредседателя.
— Но зачем вам, актеру, эта политика?!
— Это дало мне возможность общаться с людьми из дальних регионов. Вообще же, из этой деятельности я вынес замечательные уроки. Но больше этим заниматься не хочу. Впечатление от работы Государственной думы меня весьма разочаровало. Жванецкий удивительно точно сказал: “Собралась Дума пятого созыва на праздник. Но что они празднуют–то, что они сделали или собираются сделать? Что они празднуют-то?” Словом, вы правы, каждый должен заниматься своим делом: спортсмены ставить рекорды, актеры играть на сценических площадках, а юристы, правоведы и политики — усовершенствованием нашей жизни.
— Вы занимаетесь лечебным голоданием. Суровая вещь? Только честно.
— Может быть, суровая, может, и нет. Сейчас с нетерпением жду марта, когда уйду на 2,5 недели в это самое голодание, которое рассматриваю как профилактику организма. Мы же делаем машине техосмотр, надо и себе “промыть фильтры”. Я систему голодания не с потолка взял — почитал Брега и нашего профессора Николаева.
— Я просто хочу понять — буквально ничего не едите? То есть совсем ничего?
— Ага. Только водичка. При этом не прекращаю никакой своей деятельности, просто разумно дозирую ее. Кто этим интересуется, должен обращаться не ко мне, а к своему лечащему врачу.
— После такой профилактики как себя чувствуете?
— Состояние удивительное! Такое просветление наступает. И снисходительность ко всем человеческим слабостям: “Ведь можно же и без этого обойтись. А без того — и совсем прекрасно живется!” Да и к людям появляется какая-то снисходительность.
— Как будете праздновать юбилей?
— Частично отмечу дома, в семейном кругу. И надеюсь собраться в ресторане с друзьями из “Детектив-клуба”.
— Любите детективы?
— Принадлежность к “Детектив-клубу” вовсе не значит, что я без ума от этого жанра. Больше всего люблю взять старенькое издание Салтыкова-Щедрина, открыть наугад и читать.
— Вы как-то признались, что любите красивых женщин.
— А кто их не любит?
— У вас свое представление о женской красоте?
— Мне нравятся те женщины, в которых чем больше всматриваешься, тем больше они нравятся. Есть красота, которая мгновенно ослепляет, а потом видишь недостатки: избыток макияжа, отсутствие извилин и прочее.
— Ум — важная составляющая женщины?
— Еще бы! Ума не хватает всему человечеству.
— Ваша жена, Галина Васильевна, отвечает вашим требованиям?
— Даже если покривлю душой, все равно отвечу: “Да!”
— Она ведь спасла вас от смерти?
— Верно. Несколько лет назад. Я почувствовал какой-то дискомфорт — как будто слегка простыл. Лечился народным средством — полстакана водки с перцем. Три дня жил и работал в обычном режиме.
Наконец жена оставила меня дома и вызвала врача. Пришла молодая врачиха: “Это, наверное, ОРЗ”. Сделала укол со снотворным — лошадиную дозу. Жена через час ко мне в комнату заходит, а я — как беременная корова — глаза закатил и лежу. Жена со скандалом звонит в поликлинику: “Мой муж, народный артист, умирает!” Ей говорят: “У нас народных хоть задницей ешь”.
Часов через пять пришел врач. Меня в машину и в Склиф. Там я спокойно прошел пешком до приемного покоя. И вдруг вокруг меня забегали. Смотрю, я уже голый, лежу на каталке. И знаете… Когда меня бегом повезли по коридору, я почувствовал, что жизнь уходит. Слабость такая, просто исчезаю. И я на весь Склиф заорал русским матом с добавлением, что умирать не хочу.
Как оказалось, на операционном столе я провел шесть часов. Мне было видение, что я в тоннеле диаметром с московское метро. На расстоянии метров сорок от меня светящиеся диски. Я лежу на постаменте, вокруг непонятный свист, как в аэродинамической трубе. И меня туда тянет. Я говорю себе: “Почему это сосет, как пылесос, а ничего туда не летит?” А мне какой-то голос отвечает: “Это ты сейчас туда полетишь ножками вперед”. Я закричал, что не хочу. И тогда какая-то сила вытащила в обратном направлении сквозь эту непрозрачную сферу. Тишина и мимо идет какая-то тень. Наклонилась ко мне и говорит: “Операцию уже сделали”.
Проснулся весь обвешанный капельницами. Словом, у меня был аппендицит и перитонит. Два с лишним месяца я в больнице провел.
— Опыт “умирания” дал положительные результаты?
— Жить очень хочется. Если раньше я себе прибавлял возраст, чтобы нравиться девушкам, поскольку мне нравились девушки старше меня, то сейчас мне нравятся девушки, которые значительно меня моложе. Поэтому я буду себе возраст убавлять.
— Дай Бог каждому в вашем возрасте выглядеть так!
— Одна журналистка в разговоре со мной спросила: “Это правда, что у вас такой юбилей?” Я говорю: “Да”. Она говорит: “Я бы вам не дала”. Я развел руками: “Я уже и не надеюсь”. Она: “Ой, я неправильно выразилась”.
— И все-таки. Кто у вас в доме хозяин?
— А кто в доме стирает? В доме я все делаю сам. Жена у меня только командует. Она меня бьет даже.
— Да ладно!
— Что я могу сделать? Бьет и все. Я не шучу. Поскольку женат последним браком, то должен все это терпеть. Дома убираю, готовлю, стираю. Такая моя доля.
— О вас еще Татьяна Доронина говорила, что вы были самым хозяйственным из ее мужей.
— Все повторяется!
— Это же надо! Народный артист — дома Золушка. А мужские радости типа рыбалки или охоты вам позволяются?
— (Вздыхает.) Ну да. Если только беру отпуск за свой счет.
