Рыбий жор
Андрей Крайний, глава Госкомрыболовства: “Настоящие браконьеры хорошо организованны, оснащены и все — чьи-то. Они либо прокурорские, либо милицейские, либо пограничные, либо еще какого-то ведомства”
“9 млрд. людей будет жить к 2050 году на земле. Потребуется на 50% больше еды. А где ее взять? Водные биоресурсы Мирового океана, в отличие от сельского хозяйства, могут самовоспроизводиться. У горбуши цикл воспроизводства два года. Она ушла и через год вернется. Так же косяки сайры, сельди, если бережно к ним относиться, а не грести все подряд. Не как японцы, которые своего краба уничтожили, а сейчас к нам лезут. Осетр 30 млн. лет живет на земле. И ежегодно воспроизводится. Его не надо ни кормить, ни пропалывать, ни удобрять, только оберегать и регулировать”.
Так начал Андрей Крайний беседу с нашим корреспондентом накануне завтрашнего заседания правительства, которое определит пути развития рыбохозяйственного комплекса страны.
“Куда ни посмотришь — везде Чечня”
— Когда смотришь на рыбную отрасль, поневоле вспоминаешь слова президента в начале его первого срока: “Куда ни посмотришь — везде Чечня”. У нас примерно такая же ситуация.
Каким рыболовный флот был в прежние времена? СССР делил с Японией 1-е место в мире по вылову водных биоресурсов. Ловили порядка 10,5—11 млн. тонн рыбы в год. А рыбопромысловый флот ежегодно пополнялся 360 кораблями. Мы ловили по всему Мировому океану. Это было обусловлено геополитикой. В СССР везли лишь часть улова, а остальное практически бесплатно передавали африканским странам, “вставшим на путь социалистического развития”. Государство сознательно дотировало топливо, и у нас были планово убыточные виды рыб. Но мы сумели тогда “догнать” потребление рыбы почти до 21 кг на душу населения — при научно обоснованной норме 23 кг. Для сравнения: Норвегия потребляет 47 кг, Япония — 68.
Затем развалился СССР. И вместо ряда крупных компаний появились тысячи мелких. У нас сегодня по реестру рыбохозяйственных организаций — 5700 компаний. А рыбалка — штука затратная, дорогая.
— Ну, рыбаки все равно не на шлюпках выходят ловить? Ведь выживают…
— Да, выживали, но за счет того, что стали сдавать рыбу в Японию. А на обратном пути, как правило, ставили на палубу по 80—100 автомобилей и таким образом еще зарабатывали.
А пока хозяева этих мелких компаний “купались” в иенах, промысловый пресс на Баренцево, Охотское, Берингово моря возрос многократно. Активно пошли в море ЕСовский флот (испанцы с португальцами), Китай, Япония.
Заработала Конвенция по морскому праву, когда образовались двухсотмильные экономические зоны у каждого прибрежного государства. И они начали закрывать их для иностранных рыбаков. Перу, Чили вообще закрыли свою зону. Американцы разрешают только канадцам ловить. Недавно проводили переговоры с министром Канады по рыболовству. В районе Ньюфаундленда они недолавливают рыбы, в основном горбуши. У нас горбуша пользуется популярностью, а у канадцев и американцев — нет. Я говорю: разрешите мы встанем на промысел, будем ловить только горбушу. Он ответил: если я вам дам разрешение на это — значит, завтра не буду в этом кресле сидеть.
— Почему?
— Да просто все осознали, что население Земли становится больше, растет потребность в белке. Мы распахали на Земле все, что могли распахать, — и что нам остается? Восточная Сибирь и бассейн Амазонки. По большому счету всему миру надо искать замену, альтернативу нефти. Это модная тема — биотопливо, биоэтанол. Плюс у животноводства проблемы начались: коровье бешенство, птичий грипп. И, собственно, откуда брать белок? Из океана.
— Но кроме закрытых зон остались еще и свободные места для лова?
— Дальние районы экономически невыгодны для нынешнего флота. К примеру, западнее Шпицбергена есть много северной креветки. Но для того чтобы это было экономически осмысленно, надо ловить ее 25—30 тонн в сутки. Наши корабли, в силу устаревшего оснащения, могут ловить 3—5 тонн. Суда выходят на лов лишь потому, что стоять — еще дороже.
— Неужели нельзя заказать новые суда или на худой конец двигатели?
— Мы, к сожалению, за все годы советской власти хорошо научились строить только корпуса. Сегодня иностранные корпорации принимают заказы на производство судового двигателя только на 2011 год. А в России двигателей среднего класса не производят. Мы сейчас пытаемся присмотреть площадку, на которой можно было бы развернуть производство, но даже по самым оптимистичным оценкам пройдет несколько лет, прежде чем мы сможем его запустить.
Мы будем жить теперь по-новому
— И что дальше? Как в анекдотической радиограмме: настроение бодрое, идем ко дну?
— Если уж начали говорить крылатыми фразами, то — не дождетесь! Именно сейчас происходит перелом ситуации.
Во-первых, мы прописали в законе норму, что квоты рыбакам теперь даются на 10 лет. Это огромный шаг вперед.
Сейчас рыбак понимает, что если он работает добросовестно, то этих 10 лет достаточно для того, чтобы взять кредит, построить и окупить судно. У нас есть соглашение с Россельхозбанком, который готов выделить 50 млрд. рублей на кредитование рыбной отрасли. Но минимальная ставка, под которую он может дать деньги, — 12% годовых. И мы предлагаем, чтобы 8% из этих 12% государство субсидировало из бюджета. На самом деле это не очень много. На каждый млрд. рублей кредита нужно 80 млн. на субсидии. И — по субсидированию процентных ставок при ввозе в Россию судового оборудования, аналоги которого у нас не производятся.
— И мы построим новые суда, и будут русские суда с русскими экипажами ловить рыбу… под флагом “великой морской державы” Монголии. Или Камбоджи…
— Квоты будут выделяться только тем компаниям, у которых суда в российской собственности и под российским флагом. Да, сейчас у нас суда ходят под “удобными” флагами. Но если для грузового флота это еще объяснимо: им так дешевле фрахтоваться и строиться, то когда мы говорим о нас — помилуйте! А иностранные компании нечего пускать не только на промысел, но и в наши рыбопромысловые компании.
— Не слишком ли круто? Вроде рыночные отношения…
— А вы попробуйте купить акции иностранной рыбопромысловой компании! У вас ничего не получится. Вроде рынок — все открыто. Но что касается промысла, у всех государств одна позиция: извините, это мы сами.
Иностранцев интересует не столько наш нынешний флот, сколько участие в капиталах российских компаний, чтобы иметь возможность работать в наших водах. Чтобы было понятно, о каких масштабах идет речь, поясню. В одной гонконгской компании есть комната-музей, где на одном из фото сфотографированы папа и сыновья на джонках. Это основатели компании, которая сейчас получила 700 млн. долларов от правительства Китая беспроцентного и безвозвратного кредита на скупку акций российских рыболовецких компаний.
Один серый, другой черный…
— А браконьеры? Ведь это явление приняло уже промышленные масштабы.
— Если мы говорим о людях, которые просто пришли, взяли две 3-литровые банки лососевой икры и ушли, — это не браконьеры. Это скорее традиция, жизненный уклад, что в Приморье, что на Магадане. Настоящие браконьеры на реках хорошо организованы, технически оснащены и все — чьи-то. Они либо прокурорские, либо милицейские, либо пограничные, либо еще какого-то ведомства. Ладно были бы, допустим, просто милицейские. А то ведь есть браконьеры ОМОНа, браконьеры УБОПа, бог знает кого.
Сегодня мы начинаем переламывать ситуацию и вернемся все-таки к тому, чтобы на воде был один хозяин: рыбинспектор. Но с материковым браконьерством одна ситуация, а на море — немного другая.
— В рамках борьбы с браконьерством было принято решение уничтожать конфискованный улов. В чем смысл? Ведь продукты можно реализовать.
— Если конфискованный товар пускать на реализацию, то кто-то будет получать от этого доход. А значит, браконьерство опять будет экономически стимулировано. А штрафы для них — что слону дробина. Вот хотя бы на примере осетровой икры: у нас в стране всего лишь 9 тонн икры в год может производиться. Все остальное — нелегальная добыча. ФСБ посчитала, что нелегальный оборот черной икры и осетровых достигает примерно миллиарда долларов в год. И не зря против него боролось мощнейшее лобби. Более того, закон об уничтожении конфиската, уже подписанный всеми министерствами и ведомствами, был… утрачен. Его пришлось пересогласовывать по новой с самого начала. Лобби колоссальное. И на Дальнем Востоке, и на Волге, и на Дону. И наши азиатско-тихоокеанские партнеры очень обеспокоены тем, что мы делаем. У меня есть оперативная информация, что гонконгские компании даже выделяли деньги, чтобы некоторые положения закона не были приняты.
— А что делать с криминальным выловом на море?
— Была бы политическая воля, а закрыть все Охотское море можно двумя пароходами. Мы хотим построить 10 скоростных судов рыбохраны на Хабаровском заводе, которые смогут дать до 40—50 узлов. И ни одна самая современная рыбацкая шхуна такую скорость не разовьет. Особенно на волне. Перекрыли район, сообщили пограничникам — они вышли и осуществили силовое задержание. Мы только начинаем эту работу, но уже корейские суда в Охотское море не рискуют заходить.
— Наши ведь тоже браконьерят.
— Сейчас зачастую рыбак идет на нарушения закона (то же браконьерство) не потому, что он негодяй. Его экономика толкает на преступления, чтобы свести концы с концами. Но самое главное — надо наладить систему портового контроля. Такую, как у нас с норвежцами, как работает в ЕС.
У нас есть соглашения, по которым мы даем третьим странам ловить рыбу в наших водах. Допустим, нам японцы дают ловить лимонеллу у себя, мы им даем ловить минтай. Есть протоколы, где все квоты расписаны. Вплоть до последней тонны. Судно, которое ловило в Баренцевом или в Норвежском море, ни в один порт ЕС и РФ не может зайти без того, чтобы государство флага не подтвердило легальность груза. У нас был в прошлом году такой случай: судно мыкалось, не могло войти никуда до тех пор, пока рыба не сгнила. Более того, такое судно попадает в черный список, и на будущий год оно не выйдет в море и не получит разрешения на вылов.
— С норвежцами понятно. А японцы, корейцы готовы на такие шаги?
— На Дальнем Востоке, к сожалению, уже выросла целая индустрия по переработке нашей браконьерской продукции. Вылавливается тот же минтай, подгоняется перегрузчик. Который и уходит с этой рыбой в Китай. Компания “Пасифик Андес” построила уже фабрику по переработке рыбы, на которой заняты 30 тысяч человек. И у нас в магазинах можно встретить упаковки филе минтая с надписью “Made in China”. Понятно, что официальные власти и Японии, и Кореи, и Китая не сильно хотят нам помогать в деле борьбы с браконьерами.
За границу — через биржу
— И что, история с дальневосточной географией так и будет тянуться?
— Вот уж нет. Мы эту калиточку прикрываем с 2009 года. И все, что выловлено в нашей 200-мильной зоне, должно будет доставляться для российского таможенного оформления.
— Скандалов международных не боитесь?
— По какой причине? Это международная практика.
Что же касается экспорта рыбы, выловленной нашими рыбаками, то со следующего года он на 100% будет осуществляться через биржу. Там продавец узнает название покупателя уже после завершения сделки. Вы видите товар, цену, количество — все, кроме фирмы. Чтобы сговора не было. Чтобы лососевые или крабы не уходили по липовым контрактам по цене кильки, как сейчас.
Но и это тоже еще не все. Мы хотим, чтобы и наши компании, и иностранные строили перерабатывающие производства на нашем побережье.
— Это уж фантастика какая-то! Японцы выловят нашу рыбу, у нас ее переработают, может, еще и продавать будут в России?
— Что же здесь фантастичного? Мы — как лесники. Они “кругляк” отправляют, а мы — колодку рыбную. И потом получаем корейские крабовые палочки, консервы и так далее. Зачастую цены на внутреннем рынке у нас уже выше, чем на внешнем. Та же красная икра в России в два раза дороже, чем в Японии. Никто не неволит: хотите все это продавать на экспорт — пожалуйста. Но — после уплаты пошлин.
Давайте уж лучше вы к нам со своим производством, а не мы к вам со своим “кругляком”.
А что касается переработки, то приходите, стройте заводы. Мы приветствуем инвестиции в береговую переработку. Как везде.
Серьезный бизнес уже понял: раз мы везем всю рыбу оформлять на территорию РФ, то и переработку выгоднее налаживать здесь же.
— И к каким результатам мы придем в результате этих усилий?
— К 2015 году мы хотим фактически удвоить вылов рыбы и довести его до 6 млн. тонн, чтобы выйти на научно обоснованную норму потребления рыбы населением. Мы хотим, чтобы доля отечественной продукции была не меньше 85% на внутреннем российском рынке. Сегодня по стране импорт рыбы и морепродуктов занимает 33%, а в Москве — 75%.
Негоже морской державе отдавать свой рынок. Мы что, самые убогие и не в состоянии филе минтая себя обеспечить?..
Политическая воля — это стартовые колодки
— Толчок был дан на заседании Госсовета в Астрахани. Президент выслушал доклад и спросил: “Это наша зона экономическая или чья?” Он очень быстро схватывает суть. А после, на Камчатке, состоялся откровенный разговор рыбаков с президентом. Когда за стол присели. И он говорит: ну, давайте по первой. Он-то чисто символически рюмку поднимает, а они всерьез, по полной. Начали они ему говорить о своих проблемах. И как раз в том ключе, что я предлагал. Он на меня посмотрел, а я ему говорю: “Вы на меня не смотрите, они сами так думают. И это не переодетые чиновники. Если есть политическая воля, то мы порядок наведем, мы сможем это сделать”. И он сказал: “Вперед, делайте”.
— Когда я сюда пришел, то сказал, что нам нужен единый орган регулирования. Нельзя бегать по кругу между восьмью ведомствами для решения любого вопроса. Ведь поручения президента в этой области с 2004 года не выполняются. О чем тут говорить?
Мы сказали: “Нам нужен единый орган”. Госкомрыболовство должен стать органом, который бы совмещал в себе и нормативно-правовую деятельность (Минсельхоз), и контрольно-надзорную (Россельхознадзор), и управление госимуществом. И многие чиновники стали смотреть на меня, как доктор на больного. Но по факту у нас полномочий сегодня, пожалуй что и больше, чем у иного министерства.
— Да нам дальше жить нельзя с такими административными барьерами! К примеру, вы на Камчатке легально произвели икру. Но там нет железных дорог. И вы везете в порт Владивостока. А Россельхознадзор по Приморскому краю заявляет: “бумага, выданная на Камчатке, у нас не считается”. Когда вы покупаете новую бумагу и привозите икру в Москву, здесь уже местный Россельхознадзор заявляет: “Для торговли в Москве вам нужна наша бумага”. А потом мы удивляемся, почему у нас икра стоит в два раза дороже, чем в Японии…
И еще областных 4—5 организаций, у которых есть полномочия, но нет бюджета. Даже объемы изъятий рыбы на анализы уже приобретают какие-то промышленные масштабы. Мурманский траловый флот в прошлом году сдал “на анализы” несколько тонн только трески. И заплатил порядка 3 млн. рублей за справки.
Будем и дальше рвать коррупционные цепочки. А корабли, на которых браконьерят, будем конфисковывать.
— Если Путин пообещал, что будет премьер-министром, то он это сделает. Президент не зря говорит о преемственности. Он на самом деле ничего просто так не говорит. Медведев тоже погружен в тему. И пообещал, что мы эту тему не оставим. Какие еще гарантии здесь нужны? А дальше уж сами. Как всегда.
