Президент Владимир Путин принял приглашение участвовать в саммите Совета Россия—НАТО, намеченном на начало апреля в Бухаресте. Здесь будут обсуждаться вопросы, по которым у сторон имеется несогласие и которые активно дебатировались в течение последнего года: ПРО, ДОВСЕ, Косово, расширение НАТО… Напомним, что на днях в Вильнюсе состоялась неформальная встреча глав военных ведомств альянса. В ее работе участвовала и российская делегация во главе с первым замминистра обороны генерал-полковником Александром Колмаковым. Подробности вильнюсской встречи Минобороны РФ не сообщало. О них, а также о том, в каком состоянии сейчас находятся наши отношения с НАТО, рассказала директор информбюро альянса в России Изабель Франсуа.
— Мадам Франсуа, обсуждалось ли на встрече возможное вступление Грузии и Украины в НАТО?
— Только под углом дальнейшей интенсификации диалога с этими странами. Мы еще раз подчеркнули свою приверженность оказания помощи странам, стремящимся в состав НАТО.
— Звучала ли тема российско-украинского газового конфликта? Помнится, ранее, когда были проблемы с поставками нашего газа в Европу, некоторые молодые члены альянса высказывались за создание некоего энергетического НАТО.
— Вопросы энергетики вообще не обсуждались. Да и на рижском саммите, о котором вы упомянули, эта тема звучала лишь в смысле того, какую роль НАТО могло бы сыграть в этом процессе. Причем при полном понимании того, что НАТО не является центральной организацией, занимающейся такими вопросами.
— В Вильнюсе некоторые члены альянса высказывали недовольство США, которые в одностороннем порядке договариваются с Польшей и Чехией о размещении элементов ПРО. Они выступили за более широкий диалог по ПРО, в том числе с Россией.
— Вопросы ПРО обсуждаются в НАТО еще с начала 90-х. ПРО для НАТО включает 3 направления деятельности: во-первых — защиту развернутых вооруженных сил (ПРО ТВД), во-вторых — защиту территорий и населения от ракетных ударов (то, о чем договариваются США и ряд европейских стран), и наконец — сотрудничество по ПРО с партнерами, не входящими в НАТО, в том числе и с Россией.
В НАТО имеется единство подходов и мнений в понимании сути угроз и военно-политических последствий, которые могут возникнуть после размещения ПРО в Европе. Но есть и понимание того, что именно НАТО является тем форумом, в рамках которого должны продолжаться дискуссии по ПРО с участием всех заинтересованных сторон, включая Россию. И этот диалог идет. В этой связи я хотела бы напомнить об успешно проведенных штабных компьютерных учениях, которые прошли недавно в Германии. В них участвовали не только представители НАТО, но и военные из России. С ними мы совместно работаем над дальнейшим укреплением оперативной совместимости Вооруженных сил НАТО и России.
А по поводу взаимодействия по ПРО между США, Польшей и Чехией скажу так: для НАТО главная тема здесь — обеспечение прозрачности. Кроме того, одним из принципов деятельности НАТО является то, что все его члены должны быть защищены в равной мере. Сейчас это не вполне так. Некоторые защищены лучше, чем другие. Неравенство должно быть устранено. На это и направлены наши переговоры.
— От кого эти страны лучше защищены?
— Речь в основном о защите южных рубежей НАТО. Внутри НАТО есть единство оценки существующих угроз, чего нельзя сказать о Совете Россия—НАТО. Здесь единства мнений по этому поводу нет.
— Некоторые российские военные в ответ на размещение объектов ПРО в Европе предлагают усилить военную группировку в Калининградской области. Как к этому относятся в НАТО?
— 2007 год был годом деклараций… Их сделано множество. “Мегафонная” дипломатия — я бы назвала ее так — это не лучший способ организации взаимодействия. Да, на декларации не всегда дается ответ, но их, конечно, слышат, они не остаются незамеченными. Проблемы есть всегда. Вопрос в том, что мы с ними делаем. Думаю, более продуктивной является организация практического взаимодействия, нежели выступления с громкими декларациями. Обеспокоенность по вопросам, которые ставит Россия, не только выслушивается, но и обсуждается. Для этого у нас есть единый орган совет Россия—НАТО, в который входят как равные партнеры 27 стран. И все, что там делается, должно служить делу продвижения вперед, а не углублению противоречий.
— Вы уже несколько лет в России. Как по-вашему, за это время уровень взаимодействия и доверия к НАТО повысился?
— За те 3 года, что я работаю в Москве, уровень сотрудничества в рамках России—НАТО реально повысился, а вот над уровнем доверия еще нужно работать. Работая в России, я поняла, что очень важным является уровень скептицизма, который существует в российском обществе по отношению к НАТО. Этот скепсис может стать камнем преткновения на пути нашего дальнейшего развития.
— Наши политики обижаются на Украину за то, что та стремится в НАТО. Но когда начинаешь анализировать степень взаимодействия и количество мероприятий по плану Украина—НАТО и Россия—НАТО, то создается впечатление, что мы взаимодействуем с альянсом куда плотнее, чем Украина. Так ли это?
— Это действительно так. Взаимодействие России, так же как и Украины, с НАТО является стратегическим и чрезвычайно важным. Во всех наших документах Россия упоминается как стратегический партнер и никак иначе. И это не просто слова. Существует программа нашего оперативного взаимодействия, оперативной совместимости, общих действий в случае чрезвычайных ситуаций, в организации ПРО ТВД, проведения военной реформы и т.д. На постоянной основе у нас работают 17 рабочих групп Совета Россия—НАТО. В штаб-квартире альянса и других организациях не проходит дня, чтобы не проводились какие-то совместные мероприятия с участием России.
Однако и в России, и на Украине слишком мало известно об этом сотрудничестве. Информация о нем не доходит до общества. Я, пожалуй, могу отметить это и как недоработку нашего информбюро. Но вообще, когда утром открываешь газету, каждый раз убеждаешься, что только плохие новости — это новости, хорошие — новостями в СМИ не считаются.
— Сейчас много пишут о плачевном состоянии нашей армии. Как оценивают в НАТО ее состояние?
— Такого рода оценок НАТО не делает. Эта тема обсуждается у нас только в формате обмена опытом по проведению военных реформ в своих странах. Они сейчас идут везде. Могу сказать по опыту моей страны — я являюсь сотрудником минобороны Канады: у нас реформы армии продолжаются уже более 15 лет.
Мы не оцениваем состояние Российской армии еще и потому, что у НАТО нет единой модели, рекомендаций или правил по тому, как странам проводить военные реформы. 26 стран, входящих в НАТО, самостоятельно занимаются военным строительством. Кто-то сокращает свои армии, кто-то, наоборот, расширяет. Каждая страна делает это с учетом собственной истории, культуры и обстоятельств. Мы можем только обмениваться уроками, которые извлекли из того, как армии переходили от модели, соответствующей миру, где велась “холодная война”, к той модели мира, где она уже окончилась.
