Что ни день, читаю и слышу про “Москву, которой нет”. Вышла серия из пяти книг с таким названием. Известный еженедельник утверждает: “Москва становится пародией на собственную историю”, у отцов города “память отшибло”. С числом памятников, “которых нет”, поступают так, как в сводках “от Советского информбюро” времен войны с потерями врага в живой силе и технике. Тогда правительство в борьбе с врагом использовало ложь во спасение. Сейчас подобный метод оппозиция использует в борьбе с правительством Москвы.
Автор помянутой серии книг утверждает: каждый год Москва теряет десятки исторических зданий.
“Защитники столичных памятников” сообщили журналистам: с 2000 по 2006 год снесены или обезображены около 700 зданий.
Автор сайта www.moskwa.kotoroy.net пошел дальше: за последние пять лет исчезло около тысячи исторических зданий.
Борис Федоров, бывший министр финансов России, поставивший собственный копирайт на “Хронике уничтожения старой Москвы: 1990—2006”, десять лет назад в полемике со мной утверждал: “Каждый божий день в Москве уничтожают старое здание, особняк, парк”. Его позиция не претерпела изменений за минувшее время, стала жестче. Поскольку “божьих дней” в году 365, легко подсчитать, за минувшие годы не стало трех с лишним тысяч старинных сооружений.
Кто в это поверит? На улицах внутри бульваров насчитывается двадцать — тридцать владений (Волхонка — 18). В пределах Садового кольца их больше (на Арбате до 1917 года — 56). Если в действительности сломаны тысячи зданий, значит, канули в Лету десятки старинных улиц. А они все на месте.
Что касается качественных оценок ситуации, то они в прессе выражаются в терминах, применимых при описании катастроф и бомбардировок.
“Гулять в центре Москвы страшно. Дух Москвы полностью утрачен. Город потерял лицо, исчезла атмосфера, аура, которая сохранялась даже в самые забубенные времена”. (Писатель Глеб Шультяков).
“Москву снесли. Нет Москвы”. (Писатель Татьяна Толстая).
Где в таком случае живет уважаемая Татьяна Никитична?
В “Хронику уничтожения” попала часть зданий, появившихся на пепелищах после пожара 1812 года. Тогда дома по давней московской традиции и в целях экономии сооружали в дереве, стены покрывая штукатуркой. За сто лет эти строения в стиле ампир неоднократно переделывались, они утратили былой вид. При советской власти домовладения дворян и купцов обернулись коммунальным жильем. Капитально они не ремонтировались. К концу СССР особняки обветшали, обезлюдели, горели от рук бомжей. Напротив “Праги” здания с магазинами “Лен” и “Колбасы” на первом этаже остались без жильцов, льна и колбасы. Попавшие в беду строения снимались с охраны государством как памятники архитектуры “в связи с полной физической утратой”.
Но многим особнякам город вернул лицо, заменив сгнившее дерево камнем и оштукатурив стены. На восприятие образа здания эта замена никак не влияет. Так поступили на Сивцевом Вражке с “Большим домом” Герцена и особняком, где жил Аксаков, о которых я недавно рассказывал в “МК”. После ухода строителей они выглядят так, как в XIX веке. Но оба строения попали в серию “Москва, которую мы потеряли”, в книгу “Погибшие святыни Москвы” с подзаголовком “На руинах Третьего Рима”.
Где руины? На каком основании заносятся в мартиролог потерь эти здания? Потому что “Большой дом” заменен “бетонной копией”. А дом Аксакова — “кирпичный новодел”. Дерево стен дома Аксакова заменил кирпич не по меркантильным соображениям отцов города, а по просьбе сотрудников Литературного музея — ради спасения от огня экспонатов. Пушкин узнал бы бывший дом полицмейстера в Столешниках, куда приходил доказывать непричастность своего стихотворения, ходившего по рукам, к событиям декабря 1825 года. И в этом случае при воссоздании дерево стен под штукатуркой заменили кирпичом. Так же поступили с соседним домом, хранящим память о великом артисте Николае Рубинштейне, основателе Московской консерватории. На такие окаменевшие памятники наклеивают ярлык “новодел” и требуют от отцов города, чтобы все оставалось как прежде.
В кирпиче воссозданы Красное крыльцо в Кремле, Иверские ворота и Казанский собор на Красной площади. Все они, как птица Феникс, восстали из пепла. Но и они попали в серию “Москва, которую мы потеряли”, а не в книгу чудесных воскрешений, случившихся в Москве в самые тяжелые годы России.
Год спустя после развала СССР мэр Москвы обратился официально к Президенту России с предложением восстановить Красное крыльцо. Сохранились в архивах чертежи, обмеры, сделанные при сносе, модель Красного крыльца. Для его воссоздания нашли известняк, испокон века добывавшийся для белокаменной Москвы. “Даже инструменты каменотесов были, как в старину, выкованы в кузнице”. Через полтора года благодаря энтузиазму, с которым проистекала работа, все было исполнено, и “теперь благодарные потомки веками будут любоваться Красным крыльцом”. Откуда я все это узнал? Кто написал выделенные мною слова? Автор серии “Москва, которую мы потеряли”!
Иверские ворота, как и Красное крыльцо, воссоздавались правительством города ради того, чтобы “загладить историческое злодеяние своих предшественников”. Очевидец этого благородного акта писал, что архитектор Олег Журин “сделал внутри здания все, как в старину, узкие коридорчики, коленчатые проходы, низкие своды, перепады этажей”. Радуясь, что отныне в проеме арки ворот вид на Красную площадь перестал портить угол гостиницы “Россия”, этот свидетель подвига пришел в восторг: “Видна Россия без кавычек. Собор. Небо. Конец света. Край мира”. И он же в “Хронике уничтожения Москвы” в статье “Уроки московского погрома”, поминая Иверские ворота, пишет: “нынешняя реконструкция ничем не отличается от сталинской Москвы 1930-х”. В те роковые годы, скажу тем, кто не знает, были разрушены Иверские ворота и сотни других шедевров русской архитектуры.
Казанский собор возродили осенью 1993 года, вскоре после кровавой борьбы у Белого дома. В той эпопее воссоздания, в которой участвовали многие фигуры минувшей истории, в который раз решающую роль сыграл “отец города”. Мэрия вложила в дело свыше миллиарда рублей, оснастила стройку материалами, импортной техникой, в обмен на мазут получала из Прибалтики “великолепный лекальный кирпич”. На глазах очевидца кипела “лихорадочная работа”, а “бледно-розовый собор возник из нагромождения строительных лесов”.
По его словам, на лицах прохожих читалось изумление. “Да и сам автор, следивший за судьбами идеи воссоздания погибшего собора почти четверть века, с трудом верил глазам своим”. И я своим глазам не верю, потому что автор приведенных строк занес собор в серию “Москва, которую мы потеряли”. Он же в “Хронике уничтожения” порицает мэрию “времен Лужкова” за то, что она “настойчиво пропагандирует Казанский собор, Иверские ворота, а подлинные шедевры отодвигает на задний план”.
Живу в старой Москве, слежу за всем, что происходит вокруг дома и службы. Никогда она так быстро не менялась в лучшую сторону. Я застал залитый дождями котлован с “быками”, не принявшими на себя тяжесть Дворца Советов. Видел церкви без глав и колоколен. Не забуду обветшавший Старый Гостиный двор с облупленными стенами. Слышал призывы “превратим Москву в образцовый коммунистический город”, который застраивался в спальных районах типовыми домами, проникавшими и на Арбат.
Ленин сломал монументы “царям и их слугам”, Александру II и Александру III, генералу Скобелеву. Сталин взорвал древние обители Кремля, Тверскую, закрыл монастыри, разрушил половину “сорока сороков”. Оскверненные храмы большевики превратили в общежития, склады, мастерские, овощные базы… При Брежневе сносились кварталы внутри Садового кольца.
Как можно, ведая про эти преступления большевиков и “верных ленинцев”, заявлять, как поступает владелец помянутого копирайта, что “старую Москву сознательно и методично разрушают, стараясь, видимо, переплюнуть в этом большевиков”. Хорошо знает, кто лишил нас Сухаревой башни, Успения на Покровке, Красных ворот, кто изуродовал Златоглавую, вызывавшую веками восторг у иностранцев, автор серии “Москва, которую мы потеряли”. И он же вкупе с владельцем копирайта считает современную московскую градостроительную политику “фактически продолжением черного дела коммунистов”. Все возвращенное Москве после урагана вандализма они представляют “символом не покаяния за вандализм недавнего прошлого, но одним из амбициозных строительных проектов городских властей”.
“Отшибло память” у этих писателей, а не у отцов города, воздавших должное маршалу Жукову и солдатам Победы. О памятнике на Поклонной горе полвека говорили при Сталине, Хрущеве и Брежневе. Построило его правительство Лужкова.
Перед Кремлем в бронзе Достоевский. На углу Тверской — Чехов, пылившийся в петербургской мастерской скульптора. Памятник Александру II открыт в Москве, где царь объявил о грядущей отмене крепостного права. Памятник Скобелеву — на очереди. С недавних пор Петру и Багратиону, Сурикову и Рахманинову, Бунину и Цветаевой, Высоцкому и Окуджаве можно положить цветы к подножию постаментов.
В период 1990—2006 гг. город вернул Русской православной церкви старые и построил новые большие храмы на Каширском шоссе, в Марьинском парке. Поднялась высокая колокольня над Большим Вознесением у Никитских ворот. Она стала доминантой многострадальной площади. Разве плохо? Да, говорят, потому что “колокольни в классическом стиле при этом мемориальном храме Пушкина вообще никогда не существовало”.
Плохо ли, что на месте бассейна громоздится белокаменный храм Христа с золотыми куполами? Да, осуждают за то, что стены выполнены в железобетоне. Ревнители подлинности возмутились, узнав, что скульптуры храма решили ваять не из белого камня, как ваяли в XIX веке. Тогда они быстро стали темными и ломкими. “Храм Христа Спасителя был каменным, сделаем мраморным. Не будет скульптур — будет мрамор”. И мрамор не годился в загазованной атмосфере. Поэтому специалисты предложили горельефы святых изваять из искусственного камня, декоративита. Из него повсеместно делают в Европе копии статуй эпохи Возрождения, спасая оригиналы в музеях.
Что тут началось!
— Халтура!
— Православные святые, отлитые из пластмассы или иного искусственного материала, станут фальшивой имитацией, будет совершено надругательство над храмом Спасителя.
— Пластмассовый бог!
— Храм Христа оденут в синтетику!
Пришлось Зурабу Церетели ваять горельефы в бронзе.
Из декоративита он выполнил тондо, круглые изображения святых и по благословению патриарха Алексия II установил на фасаде храма. С тех пор минуло десять лет, тондо не потемнели, выглядят как беломраморные.
Никто Москву в 1990—2006 годах не уничтожал, как пытаются представить. Как раз в эти годы Покровский, Новоспасский, Рождественский, Сретенский и все другие монастыри, не стертые большевиками с лица земли, как Страстной, ожили. Город, как встарь, украшают обновленные древние палаты, стены и башни, соборы и церкви.
По субботам мэр Юрий Лужков включает в маршрут объезда Большую Ордынку. На ней реставрируется Марфо-Мариинская обитель, основанная великой княгиней Елизаветой Федоровной. Возрождается, в сущности, еще один монастырь. Городу возвращается самый большой в Замоскворечье, служивший складом книг, храм Святого Климента с разрушенной колокольней. Думаю, и она поднимется, подобно колокольне Большого Вознесения.
Ищите женщину, говорят французы, сталкиваясь с парадоксальной интригой. Чем объяснить непримиримость публицистов, обвиняющих отцов города в “манипулировании народной историей”? Их печалит, что нет больше руин в Царицыне, они оплакивают изуродованные стены, словно Москва лишилась шедевра архитектуры, равного Сухаревой башне. Представляю, какие потоки слез польются, когда закончится кладка бревен “восьмого чуда света” в Коломенском, где происходит воссоздание царского дворца Алексея Михайловича.
За всем необъяснимым прячется не женщина, а политика. Она побудила издать “Хронику уничтожения старой Москвы”, она находит деньги на сайты и книги. Лет десять читаю, что Москву застраивают в русско-турецком духе, и она напоминает Стамбул с “башенками в лужковском стиле”. Красноречивому публицисту эти башенки, “с одной стороны, напоминают башни Кремля, а с другой — башенку танка “Т-З4”. Этот гуманитарий с радостью бы ударил из танка по башням, которые на почтительном расстоянии окружают старую Москву.
С высоты одиннадцатого этажа хорошо вижу: с одной стороны белеет башня “Украины” с малыми башенками, с другой стороны — башня Киевского вокзала. Над Кутузовским проспектом и Пресней строй высоток. Небо подпирают небоскребы “Москвы-Сити”. Ничего похожего на Стамбул с остатками Константинополя.
Башенками украшались доходные дома до 1917 года. Башенки на многоэтажных домах с “архитектурными излишествами” времен Сталина. Чем больше башенок, тем живописнее силуэт города. Всем хватит места в небе Москвы.
Напоследок отвечу сайту www. moskwa.kotoroy.net.
— Которой Москвы больше нет?
Той, где Тверскую улицу уродовал “Интурист”, где Зарядье утюгом, как выразился Леонид Леонов, давила гостиница “Россия”.
Нет ямы на Волхонке, пустыря и туалета напротив первой линии ГУМа. Что теперь там — все знают.
Нет полей аэрации, есть Марьинский парк со станциями метро, каналами, собором, скверами и новыми домами.
Нет Ходынского поля, откуда взлетали самолеты, там теперь живут люди.
Нет обезображенных храмов всех религий, церквей с порубленными крестами.
Нет оскверненных монастырей, превращенных в следственные изоляторы.
В прошлом город заполнялся типовыми домами. Каждый год 200 хрущоб рушится, чтобы дать место жилью, достойному свободных людей.
Исчезла промышленная зона на Пресне. Над котлованом башня “Федерация”, самая высокая в Москве.
Заложена “Россия”, самый высокий небоскреб Европы. У этой “лужковской башенки” есть автор — сэр Норманн Фостер.
Не похожи “Федерация” и “Россия” на башни Кремля и танка “Т-34”. С ними Москва красиво входит в XXI век, помня о прошлом, преобразуя настоящее и приближая реальное будущее.
