Восемь лет — срок невеликий. Но достаточный для того, чтобы ситуация в стране изменилась. Когда к власти в 2000 году пришел Путин, баррель нефти стоил где-то на уровне $24, а золотовалютные резервы России составляли около $15 млрд. Сейчас стоимость нефти перевалила за $100, а резервы России — за $500 млрд. Однако это не значит, что президенту Медведеву будет легче. Какие вызовы ожидают медведевскую Россию на международной арене? Об этом в интервью “МК” — Оксана Антоненко, старший эксперт базирующегося в Лондоне Международного института стратегических исследований (IISS).
— Россия, которую передает Медведеву Путин, сильно отличается от страны, доставшейся Путину от Ельцина. Но будет ли Медведеву легче решать внешнеполитические проблемы, чем его предшественнику?
— Нет никаких сомнений, что сегодня Россия — гораздо более сильная, уверенная в себе и стратегически нацеленная во внешней политике страна, чем она была в конце правления Ельцина. Россия четко формулирует свои национальные интересы и пытается выстроить внешнюю политику, которая соответствовала бы ее пониманию (или пониманию ее элитами) национальных интересов.
Но атмосфера, в которой Россия пытается реализовать свою внешнюю политику, — более сложная и проблемная. Первое — это отношения России с Западом. Здесь не только по многим вопросам имеются противоположные интересы, но и Россия, и страны Запада часто формулируют свою политику исходя из того, чтобы в чем-то противоречить той политике, которую проводит другая сторона.
Принципиально важный с точки зрения атмосферы момент — то, что мир стал гораздо более сложным. Восемь лет назад, несмотря на конфликты на Балканах, оставались надежды. Но мир оказался гораздо более сложным, менее безопасным. И стало очевидно, что никаких коалиций для решения наиболее важных проблем реально не существует. А те, которые существуют, с этими проблемами не справляются — будь то НАТО в Афганистане, или США и “квартет” на Ближнем Востоке, или, конечно, Америка и ее союзники в Ираке.
И еще момент, важный для России, — пространство СНГ. Безусловно, при Путине Россия смогла укрепить свои позиции в этом регионе, особенно в странах Центральной Азии. Тем не менее это пространство стало гораздо менее однородным. И та постсоветская составляющая, которая объединяла этот регион, все более уступает место более сложным процессам, которые приводят к диаметрально противоположным геополитическим ориентациям ряда стран. В этой ситуации за 8 лет Россия практически полностью потеряла свою монопольную роль (или претензию на нее) в этом регионе как в военно-политической, так и в экономической сфере. Россия вынуждена конкурировать со многими другими игроками — с Западом, например, в отношениях с Украиной и Грузией. Или с Китаем в отношениях с Казахстаном, Центральной Азией. На подходе Иран, страны Южной Азии и, конечно, Турция, которая все более активно смотрит на Южный Кавказ. Политика России стала более активистской, но, тем не менее, Россия играет менее важную стратегическую роль и не может эффективно реализовывать там свои интересы.
— Насколько обоснованны амбиции России быть одним из ведущих игроков мировой политики? Что за ними — эмоции или нечто большее?
— Думаю, ни один здравомыслящий человек не должен подвергать сомнению, что Россия должна играть важную роль и имеет все права, чтобы быть одной из ведущих мировых держав. Во многом роль, которую играет та или иная страна в мире, основывается на том, как эта страна воспринимает себя. Здесь, в Великобритании, хотя она сейчас представляет собой маленькое островное государство, все ее имперское прошлое и особые отношения, связывающие Британию с США, до сих пор оказывают влияние на то, как британцы и британские политические элиты понимают свою страну как одну из ведущих в мире. То же самое во Франции, других странах. Конечно, Россия, учитывая не только ее советское, когда она была одним из двух центров в мире, но и досоветское прошлое, будет всегда воспринимать себя одной из великих держав. И через такое понимание себя будет формулировать свою внешнюю политику. Поэтому надежды некоторых политиков на Западе в 90-е годы, что Россия добровольно откажется от того, чтобы играть такую роль, оказались абсолютно наивными.
Россия — это государство, безусловно имеющее большое количество ресурсов, чтобы оправдывать свою важную роль в мире. Наконец, у России есть евразийский потенциал. О нем часто говорят популисты и националисты, которые во многом монополизировали эту тему. Если отбросить эмоции и националистические лозунги и говорить об этом более объективно, то в современной геополитической ситуации эта способность России синтезировать и азиатскую, и европейскую культуру и одновременно пытаться играть роль и в Азии, и в Европе очень важна. Потому что роль Европы в мире падает, роль Азии растет, и, если Россия мудро выстроит свою политику, ее роль может быть уникальной.
Претензии России обоснованны. Другой вопрос — насколько эффективно Россия реализует эти амбиции. Результаты российской активистской политики не очень очевидны как для России, так и для Запада. Особенно неочевидно, насколько, если отбросить риторику, Россия может реально формулировать повестку дня по важным мировым проблемам. Российская независимая позиция на международной арене не сопровождается лидерством ни по одной из проблем.
— А какие конкретные примеры можно привести?
— Возьмем Ближний Восток: Россия первой пригласила после избрания руководство “Хамас” в Москву, это вызывало на Западе очень много вопросов, но те люди, которые надеялись, что это не будет одиночный шаг, а будет частью некой стратегии, ожидали, что Россия сформулирует стратегию. Мы видим, что происходит на Ближнем Востоке, необходимо выстраивать отношения с “Хамас”, надо как-то вовлекать их в мирный процесс, для этого нужны игроки на международной арене, которые могут оказать на них влияние. Но тот шаг России, увы, не привел к тому, чтобы Россия взяла на себя ответственность за эти важные процессы.
Еще один пример — Косово. Ясно, что Россия занимает принципиальную позицию против одностороннего объявления независимости, поддерживает идею переговоров, поиска некоего взаимоприемлемого решения. Но при этом пока никакие реальные инициативы с российской стороны не исходят. И складывается впечатление, что хотя Россия и против отделения Косова, но она ничего конкретного не предлагает, ее практически не волнует, если решения не будет найдено, что произойдет в регионе; она практически выступала за сохранение статус-кво, несмотря на то, что она непосредственно не участвует в международных стабилизационных или административных программах в Косове.
Или ситуация в отношении замороженных конфликтов на постсоветском пространстве. К примеру, понятно, что конфликт в Нагорном Карабахе представляет угрозу не только для региона, но и для России. И опять же от России не исходят никакие импульсы, несмотря на то, что Россия пытается утвердиться на Южном Кавказе как важный игрок. Никаких попыток подвинуть Азербайджан и Армению к решению проблемы не наблюдается. Россия просто дрейфует в фарватере мировых усилий, которые в рамках Минской группы не принесли реального прогресса.
— Чего же России не хватает, чтобы стать реальным игроком в мире?
— Боюсь быть чересчур критичной, но России не хватает профессиональной дипломатии. Не знаю, с чем это связано, — может, с тем, что по объективным причинам в 90-е годы ушло из этой сферы поколение профессиональных дипломатов. К сожалению, у России нет таких дипломатов, которые могли бы на среднем рабочем (не говорю о высшем политическом, здесь дела обстоят лучше) уровне выстраивать политику, подкрепляя установку на активную внешнюю политику и российское лидерство по определенным мировым проблемам. Любая внешнеполитическая стратегия требует кропотливой работы на уровне дипломатов. Как в отношении с ЕС, с которым Россия могла бы найти общий язык по многим стратегическим вопросам, так и в отношениях с НАТО, с США этой многоуровневой работы почти нет. А если и есть, то проводится формально. И не способствует тому, чтобы вселить уверенность, что Россия не только способна заявить свои интересы, но и способна подкрепить их реальными инициативами.
Мешает еще и то, что Россия переживает этап слишком большой самоуверенности. Мы такое уже видели в истории не раз. Например, США, окрыленные победой в “холодной войне”, считали, что им море по колено, они готовы в мире действовать в одиночку так, как считают нужным, — и вот мы видим, к каким плачевным последствиям это привело. Я бы предостерегла Россию от подобного рода ошибок.
Конечно, Россия сейчас — стабильная богатая страна, которая впервые чувствует себя уверенной и независимой; это прекрасное чувство. Но оно не должно ослеплять. А оно ослепляет — например, с идеей энергетической супердержавы. Это выражение не имеет никакого здравого смысла, хоть и звучит прекрасно. Но первый принцип энергетической политики, на котором она строится, — взаимозависимость. От России зависят многие, но и Россия зависит от многих. И поддержание этого баланса, на котором должна строиться эта политика, — это искусство дипломатии и внешней политики, а не восприятие того, что Россия пытается всех шантажировать.
Посмотрите, несмотря на то, что и Советский Союз, и Россия были очень надежными поставщиками энергоносителей и никогда не нарушали свои обязательства, из-за своей риторики Россия воспринимается сейчас абсолютным большинством населения и политиков Европы как ненадежный поставщик.
— Отношения между Россией и Западом никак не назовешь беспроблемными. И это мягко сказано. Как бы вы разделили доли ответственности сторон за ухудшение отношений?
— Ни Россия, ни Запад не выигрывают от ухудшения отношений, зато теряют очень многое. Отсутствие стратегических отношений между Россией и Западом подкреплено как объективными, так и субъективными признаками.
Одна из объективных причин кроется в расширении ЕС и НАТО, которое означало, что в 90-е годы приоритет в политике Европы отдавался отношениям с соседними регионами и странами, а не выстраивались стратегические отношения с Россией. Из стратегического мышления Европы исчезло понимание, существовавшее ранее, насколько важно партнерство с Россией. Только в этом партнерстве Европа и может когда-то реализовать свои амбиции стать мировым экономическим и геополитическим игроком. Европейские институты и политики сделали большие политические инвестиции в процесс расширения, и это во многом ударило по интересам России. Не только напрямую, но и косвенно — с точки зрения восприятия новой угрозы, исходящей с Запада, и восприятия, что Россию пытаются выключить из Европы. И это привело к тому, что доверие между Россией и Западом во многом исчезло.
Еще один объективный критерий: процессы, происходившие в России, означали, что Россия начала выстраивать собственную внутриполитическую систему, которая, несмотря на то, что она очень популярна среди населения, несовместима во многом с европейскими ценностями. В отличие от Китая, который тоже строит отличную от демократии систему, Россия провозгласила себя демократией, вступила в организации, такие как Совет Европы и G8, которые объединяют демократические страны. Поэтому требования к России совершенно другие, эти обязательства нужно выполнять.
Сложилась ситуация, что в Европе возникло два стратегических проекта. Один, который реализует ЕС, основан на либерально-демократической модели. Второй проект — построение авторитарного капитализма, при котором, с одной стороны, наблюдается бурный экономический рост, а с другой — менее либеральная политическая система. Эти проекты пока реально не конкурируют, хотя видно на примере постсоветского пространства, как те или иные страны выбирают свой путь развития. Но эти модели воспринимают друг друга в качестве угрозы. Для Европы сложно признать, что российская модель может быть успешной, развиваться и оставаться таковой на протяжении многих лет в будущем, потому что надежды, что Россия рано или поздно вступит на путь либеральной демократии и рыночных отношений, не оправдались. А с точки зрения России, эта модель, воспринимаемая политическими элитами как гарантия стабильности, все равно размывается изнутри через появление среднего класса, который более апеллирует к европейской либеральной модели. Вот эти взаимные опасения двух проектов подогревают противоречия.
— А субъективные причины?
— В мире очень мало реальных лидеров, способных выстраивать сложные альянсы, взаимоотношения в ситуации, когда существуют противоречия на уровне интересов. Еще одна причина — историческое прошлое, которое не было урегулировано между Россией и странами бывшего соцлагеря, во многом привнесено в динамику отношений с Евросоюзом и НАТО и усложнило эти отношения. Если “старая” Европа была готова к построению отношений с Россией, то сейчас эта планка опустилась гораздо ниже, учитывая, что “новая” Европа воспринимает Россию сквозь призму своего исторического опыта. Я считаю, что в интересах России начать процесс нормализации отношений со своими соседями в Европе, который будет долгим и сложным.
И еще. Отношения между Россией и Западом не являются доминирующими, как было раньше, когда отношения между СССР и США во многом определяли то, что происходит в мире. Наоборот — эти отношения только “одни из”, которые и Россия, и Запад выстраивают с другими партнерами.
— Вы находитесь в Британии, и у меня такой вопрос. Недавно британская пресса обратила внимание, что с тех пор, как Гордон Браун стал премьером, он ни разу не говорил с Путиным. Конечно, в Кремле тоже не ангелы, но конструктивна ли позиция Брауна?
— С моей точки зрения, конечно, неконструктивна. Безусловно, Тони Блэр был лидером, уделявшим больше внимания внешней политике. Она была для него не менее — если не более — важной, чем внутриполитические вопросы, которые во многом решал тот же Гордон Браун, будучи министром финансов. Сейчас же Браун, человек, который сам по себе не очень интересуется внешней политикой, старается не слишком проявлять лидерство по внешнеполитическим вопросам. Это видно не только на примере России, но и в отношении Евросоюза. Мне кажется, что Британия сейчас сконцентрирована на своих внутренних проблемах. Популярность правительства Брауна очень низкая, существуют опасения, что они проиграют выборы. Ну и сказываются, естественно, вопросы, накопившиеся в двусторонних отношениях, начиная с дела Литвиненко, которое вызвало здесь в обществе огромный резонанс, и кончая вопросами, связанными с Березовским и Закаевым. Эти проблемы надо решать, но они не должны заполнить все пространство двусторонних отношений.
— В скором времени вступит в должность новый Президент России. С какими внешнеполитическими вызовами придется столкнуться в обозримой перспективе Дмитрию Медведеву?
— Обозримая перспектива — очень условный термин. Можно говорить о краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе. Во всех случаях это разные вызовы.
Если говорить о краткосрочной перспективе, о том, с чем Медведев столкнется в ближайшее время, то здесь могу назвать несколько потенциально кризисных точек. Во-первых, это саммит НАТО в Бухаресте. Хотя, по моей информации, вряд ли Грузия и Украина получат приглашение начать переговоры по вступлению в альянс, несомненно, некие заявления на эту тему будут сделаны. Определенная надежда для Грузии и Украины будет дана, что является фактором большого раздражения в России.
Тот факт, что отношения с НАТО сейчас сильно ухудшились, напоминает ситуацию, которую унаследовал в свое время Путин после косовского кризиса, когда отношения с НАТО были почти заморожены. И Путину пришлось выстраивать отношения с альянсом практически с нуля. Потом последовал Совет Россия—НАТО, отношения активизировались. Сейчас мы опять переживаем фундаментальный кризис, прежде всего кризис доверия. И для Медведева решить этот вопрос будет труднее, чем в свое время Путину.
Второй вопрос — проблема ДОВСЕ. Вполне возможно, что на протяжении этого года произойдет полный коллапс переговорного режима. Мне кажется, что для России принципиально важно сохранить этот договор. Учитывая динамику появления новых конфронтационных тенденций в отношениях с Западом, отсутствие договорного механизма, который мог бы исключить неожиданности в военной сфере, новому президенту придется принимать важное и трудное политическое решение по этому вопросу.
Еще один момент — грядущие выборы американского президента. Известно, что претенденты на президентский пост — будь то демократы или республиканец Маккейн — все поддерживают жесткую позицию в отношении России. Когда Путин пришел к власти и Буш стал президентом, тогда Буш в своей предвыборной риторике весьма жестко высказывался в адрес России, говорил даже, что Россия не играет никакой роли в мире. Но потом негативные тенденции были сломлены. И Путину удалось в личном плане выстроить особые отношения с Бушем, которые во многом помогали выровнять существовавшие проблемы.
Удастся ли сделать это Медведеву с новым президентом? Готовить почву нужно еще до выборов, работать уже сейчас, в том числе с теми людьми, которые работают на различные предвыборные кампании, чтобы начать формулировать новую повестку дня.
Далее — выстраивание отношений с ЕС. Недавно Евросоюз принял Лиссабонский договор и готовится стать более централизованным игроком во внешней политике. Дело идет к тому, чтобы больше полномочий для принятия внешнеполитических решений переносилось из национальных столиц в Брюссель. У России традиционно акцент делался на выстраивании двусторонних отношений с различными европейскими странами. Сейчас России надо во многом переносить упор на выстраивание отношений с евроинститутами, которые находятся в Брюсселе. У России в этом плане мало навыков, и необходимо политическое лидерство со стороны Президента РФ, чтобы выстраивать новую линию.
— А если посмотреть дальше, в среднесрочную перспективу?
— Здесь надо иметь в виду, что пространство СНГ играет важнейшую роль для российской политики. Абсолютно необходимо в интересах России в контексте энергетической политики, в контексте проведения Олимпийских игр каким-то образом продвигать решение конфликтов на Южном Кавказе. Трудно себе представить, что Олимпийские игры в Сочи будут успешными, если они будут проводиться в 20 км от зоны неурегулированного конфликта, в Абхазии. Мы уже видим, какую реакцию вызвало снятие санкций.
Встанет вопрос контроля над вооружениями. Это не только ДОВСЕ, который находится в кризисе. В 2009 году заканчивает свое действие договор о стратегических вооружениях, в 2012 году Московский меморандум; Россия заявила, что может выйти из своих обязательств по ракетам средней дальности. В течение следующих 4—5 лет мы будем переживать период, когда вся договорная система контроля над вооружениями, сложившаяся в период “холодной войны” и после нее, будет рушиться. Что-то нужно будет делать, так как исчезновение этой базы грозит России самыми серьезными последствиями.
Конечно же, предстоит решать и проблемы терроризма. Хотя мы не видели последнее время масштабных террористических атак, подобных Беслану или взрывам в Мадриде, эта проблема никуда не ушла. Мы видим, что происходит в Ингушетии, Дагестане. Россия не сможет уйти от того, что ей придется вырабатывать принципиально новую политику в отношении Северного Кавказа. И это не только внутриполитическая проблема для России.
