Робинзоны монастырских болот

В поезде моя попутчица, 79-летняя Нина Ивановна, узнав, что я собираюсь в монастырь, причитала всю дорогу.

— Ой, девонька, сгинешь ты в болоте, — приговаривала простодушная старушка. — Я по 50 кг клюквы на себе таскаю — и то ни разу не отважилась дойти до монастыря. Болото здесь знатное: в одну сторону от обители — 40 км, а в другую — 60. Монастырь со всех сторон окружен водой. Вот в прошлом году наш, местный, сбился с дороги — потонул как миленький. А всплыл ровно на 40-й день. В болоте глина целебная, поэтому покойники в нем не гниют, родственники его сразу узнали — сохранился, ну как живехонький…

Разумеется, я не собиралась идти по болоту без спутника. Даже в блогах питерские экстремалы сетуют, что лишь с третьего раза дошли до цели по GPS–навигатору. Монастырь — как призрак: то появится из-за деревьев, а спустишься в низину — и вовсе потеряешь его из виду. Проводить меня вызвался начальник отдела архитектуры и градостроительства Холмского района Дмитрий Бульбах.

Правда, и найти представителя власти в Холме оказалось почти так же трудно, как и заветный монастырь. На мой невинный вопрос: “Как добраться до администрации?” — сотрудница гостиницы, не без гордости, кивнула на велосипед в холле:

 — Население в Холме вместе с районом 17 тысяч человек, но в самом городе нет автобусов. Так и ездим на велосипедах, даже старушки.

Да что старушки! На моих глазах гость из Санкт-Петербурга — почти столичная штучка, в приличном костюме — запихнул чемоданчик в сетку для продуктов, потоптался пару минут, обреченно развел руками и — что делать — взгромоздился на двухколесного друга и поколесил по своим делам.

— Есть у меня пара идей, как добраться до монастыря, — с энтузиазмом встретил меня Бульбах. — Правда, одна сомнительней другой. План А романтичный, но непрактичный — вместе с холмскими экстремалами перелететь до монастыря на парапланах. Однако ты на экстремалов не равняйся: им терять нечего — что в болото, что на землю падать — не привыкать. А если в озеро спланируешь — там глубина такая, что… Даже если тебя успеют вытащить, прежде чем нахлебаешься тины, то потом уже будет не до отшельника. План Б с виду прост, но на деле практически неосуществим — пойти пешком в болотных сапогах. Правда, на моей памяти весной никому не удавалось этого сделать. До монастыря 12 км, по хорошей дороге путь занимает три часа, а по болоту 5—6. Ну что, рискнем?

Здесь даже танк не проползет

Сначала дорога была сносной, пока не дошли до болота. Дмитрий ткнул посохом, мох ушел под воду, и оказалось так глубоко, что, пожалуй, мне было бы по пояс. Пришлось обходить болото за три версты, идти по сваленным березовым деревьям.

— Даже точная дата появления Рдейской обители не дошла до наших дней, — рассказывает по дороге, принюхиваясь к запаху тины, профессиональный архитектор Бульбах. — В архивных документах есть записи, что в 1670 году этот мужской монастырь уже существовал. Вообще, для монастыря выбрали довольно-таки странное место. Возможно, его построили на болоте не случайно, чтобы монахов лишний раз никто не беспокоил.

В середине XVII века здесь было много деревень, поэтому была дорога — и зимой богатые купцы приезжали семьями на каретах. Монастырь славился гостеприимством, у монахов было рыбное подворье. И на церковные праздники паломников щедро угощали ухой, а на ограде висела грамота “милости просим всех со своим хлебом”.

В те времена, до 1700 года, все постройки монастыря были деревянными. Один храм был посвящен Преображению, другой праведным Зосиме и Савватию Соловецким. Но в 1764 году по указу о секуляризации духовной собственности она была упразднена. Все земли перешли в казну, церковное имущество — в иные монастыри Новгородской епархии. От всего комплекса осталась только церковь Успения, переведенная в 1780 году в разряд приходских. Позже из-за удаленности от какого бы то ни было жилья приход был переведен в деревню Наволок…

Не успел Дмитрий закончить свой рассказ, как я завязла. При попытке сделать шаг потеряла правый сапог.

Словно цапля, опершись на посох, балансировала на одной ноге, пока Дмитрий меня не вытащил.

К счастью, у моего спутника в запасе был еще один план. На “танке” — тяжелом гусеничном вездеходе — за нами приезжают представитель администрации Андрей Виноградов и местные экстремалы Евгений и Наталья.  

— После закрытия монастыря пустынь пустовала более века, — кричит в ухо Евгений Каланов. — Богатый купец Александр Мамонтов в 1880 году после болезни отошел от дел мирских и занялся делами церковными. Он становится попечителем приходской церкви в Наволоке, в 1883 году по его инициативе приход вновь переводится в церковь Успения бывшей Рдейской пустыни, и, наконец, в 1887 году по указанию Синода монастырь открывается вновь, но уже как женская обитель с училищем для малолетних детей. Мамонтов снес старую церковь и начал возводить на ее месте новую. По тем временам это были баснословные деньги. Купец пожертвовал на строительство 150 тысяч рублей, однако расходы перекрыли смету более чем в два раза.

Говорят, такого иконостаса из белого венецианского мрамора больше не увидишь нигде в мире. Даже во время фашистских налетов мрамор пострадал гораздо меньше, чем в 80-е годы от черных копателей. Эти варвары беспощадно долбили мраморный иконостас в поисках сокровищ. Облицовочные плитки тоже возили из Италии, все ручная, авторская работа, и даже сейчас вы можете на них различить фамилию мастера…

“Если наступило утро, значит, жив”

Маковки монастыря то появляются, то прячутся надолго за верхушками деревьев. Наконец нашему взору предстал огромный храм из красного кирпича. Не верится, что когда-то он был белоснежный. Захожу внутрь. С потолка льются ручейки, и капель со звоном разбивается о редкую плитку на полу. Отшельника нигде не видно.

Может быть, ушел из монастыря, не выдержал одиночества? Стучусь в единственную деревянную дверь внутри храма.

На пороге появляется бородатый мужчина. Из-под черной шапочки на меня доброжелательно смотрят два голубых глаза.

— Ну проходите, — приглашает меня в кромешную темноту Юрий.

Электричества в храме нет, поэтому он зажигает несколько свечей, чтобы хотя бы видеть друг друга.

— В храме ведь нельзя жить, это намоленное место, поэтому я обустроил келью, в которой до меня жила последняя насельница — монахиня Любаша. Ее расстреляли немцы — за то, что она сдала их партизанам.

Келья очень тесная, и кроме стола да печки в ней ничего не умещается. Из досок Юрий сделал полки. А из пеньков две табуретки. Топится печка, а на ней в котелке кипит чай из березовых почек. Часов в келье нет.

— А как вы ориентируетесь во времени? — интересуюсь я.

— У меня на стене висит православный календарь, если наступило утро, значит, жив, — говорит Юрий. — Сколько точно времени, для меня не важно.  

Каждый новый день для отшельника Юрия начинается с чтения утренних молитв, потом уборка территории, опять чтение молитв и псалтыря.

— Только не фотографируйте меня, — закрывается руками Юрий. — Сам я с Украины. Ни мать, ни сестра не знают, что я здесь. Я им сказал, что живу в мужском монастыре, но они и представить не могут, что я здесь, на болотах, совсем один.

Сколоченный из досок стол, за которым днем Юрий читает молитвы, ночью служит ему кроватью.

— Пришел я из дома в монастырь с огромным рюкзаком, взял только книги, иконки и несколько вещей, — вспоминает Юрий. — Взял местного жителя в проводники, первый раз шли до монастыря 5 часов. Сначала жил в самодельной беседке у озера, оставшейся от туристов, спал прямо на столе. В октябре стало совсем холодно, крыша беседки протекала, пришлось перебираться под стол. Хорошо, что куртка была, постелил ее на землю.

Как-то раз сюда занесло рыбаков, они оставили мне палатку. И снежную зиму я пережил уже под брезентовой крышей. Потом от экстремалов обо мне узнал холмский батюшка — отец Василий. Он-то и благословил меня восстановить келью. Сам батюшка у меня ни разу не был, не добраться ему сюда. Но он присылает мне с путешествующими картошку. Раз в два месяца я выбираюсь из болота и хожу к нему в храм на исповедь.

Юрию 39 лет. Раньше он вел самый заурядный образ жизни. Работал электриком на заводе и преподавал специальность в ПТУ. По словам самого Юрия, в молодости он был сорвиголова. Еще подростком заболел мотоциклами и с байкерами колесил по всей стране. А потом…

— Узнал я о Рдейском монастыре случайно, из Интернета, из блога байкеров. Когда почитал, то подумал: мол, какое место таинственное. Но даже представить себе не мог, что когда-нибудь приеду сюда жить.

— А почему вы вдруг решили стать отшельником? Горе какое случилось?

— Да это неправда, что люди в монастырь уходят с горя, — машет рукой Юрий. — Ничего у меня не случилось. Как-то раз кум привел меня в храм подработать, помочь с внутренней отделкой. Потом стал ходить на церковные службы. Это трудно объяснить, но я вдруг понял, что кроме веры все остальное — суета. И байкерство — тоже суета. Однажды я ехал на мотоцикле, и меня сбил пьяный водитель на машине. Видите — половины пальца нет. Чудом остался жив. Господь мне прямо указал: оставь, Юрий, это занятие.

— А семью, детей никогда не хотели завести?

— У меня свой путь. Не дал мне Господь семейного счастья, наверное, у меня другое предназначение.
Когда Юрий приехал в монастырь, поначалу питался кореньями да попивал чай из березовый коры. Но когда появились экстремалы и рыбаки, стали оставлять для Юрия еду в беседке. Вне зависимости от церковных праздников у отшельника вечный пост: мясо он не ест вообще.

— А что вы читаете? Новостями интересуетесь?

— Читаю только церковную литературу: там все написано, что было и что будет. А новости узнаю случайно, бывает, что рыбаки что-нибудь рассказывают. Вот узнал о пензенских затворниках, подивился. Надо же, как лукавый людей с пути сбивает и от веры уводит… Да, кстати, и президент у нас новый. Но если честно, меня он мало интересует. Какое имеет значение, какая у него фамилия, не он правит страной, а Господь Бог…

Мы с Юрием идем на озеро за водой. По словам отшельника, она освященная еще с тех самых пор, как молились в этих местах монахи. Собственно, Юрий лечится от всех болезней полным погружением с головой, как обычно делают на Крещение.

— Пойдемте, я покажу вам свой огород, — улыбается Юрий. — Я вот чеснок, редиску посадил, попозже сделаю картофельные гряды. Я не хочу, чтобы обо мне заботились, хочу жить так, как и должны существовать отшельники: не ждать милостей от людей и природы.

Безбожник и верующий делят один остров

Мы идем с Юрием мимо бывшего монастырского кладбища. Бывшее потому, что черные копатели камня на камне здесь не оставили, перерыли все могилы в поисках золота.

— Каждый день после чтения утренних молитв я убираю территорию, — рассказывает Юрий. — Вы представить себе не можете, что здесь было, когда я только сюда приехал: кругом валялись разбросанные кости да поломанные кресты. Ну что можно найти в могиле у монаха, кроме деревянного нательного крестика?

— Только однажды в мраморном кресте, разбив его, черные копатели все-таки нашли золотую статуэтку, — добавляет Дмитрий Бульбах. — И Бог их покарал: заночевали в бытовке, а ночью опрокинулась керосинка, и все трое сгорели…

Буквально за несколько дней до моего визита в Рдейский монастырь здесь жил еще один отшельник, 25-летний Михаил. Михаил добирался до Новгородской области автостопом аж из Владивостока, и дорога до монастыря заняла целых две недели.

— Было раннее утро, когда в мою келью постучался усталый путник и попросился пожить. Сказал, что увидел это место во сне. Я уступил ему свой стол, который служит мне кроватью, а сам устроился на полу, — рассказывает Юрий. — Через несколько дней у Миши был день рождения, я подарил ему Библию. Он радовался как ребенок.

Мы сидели у костра и строили планы на будущее: как будем обустраивать монастырь, как разберем завалы мусора и кирпичей. Но Михаил не выдержал мирских соблазнов и через три недели сбежал обратно домой. Я для себя твердо решил, что, если сюда когда-нибудь придет паломник и попросится жить, конечно, буду ему рад, но пусть он сам обустраивает свою келью. Это как пустить человека в дом и в свою душу: ты доверишься ему, а он развернется и уйдет. Если Господь даст, я приму монашеский постриг. А пока мой крест — охранять монастырь от набегов варваров.

— С приездом Юрия черные копатели и сатанисты ни разу не приезжали сюда, — подтверждает его слова Дмитрий Бульбах. — Мы собираем средства на восстановление монастыря. Но их настолько мало, что пока Юра — единственный помощник, который уже сделал очень много для будущей реставрации…

Мы с Юрием заходим внутрь храма. Здесь отшельник сделал самодельный иконостас: соорудил возвышение из мраморных плит, а на них расставил иконки и свечи.

— Лучший для меня подарок от паломников: свечи и лампадное масло, — говорит Юрий. — Несмотря на то что в храме жуткие сквозняки, окна все разбиты, я слежу за тем, чтобы лампадка никогда не гасла.

— А не страшно вам здесь одному? — интересуюсь я.

— На это есть молитва, — говорит Юрий. — Когда зимой у окон кельи завывали волки, начал молиться, и они ушли.

Кроме рыбаков и паломников в столь глухие места еще наведывается директор Рдейского лесхоза Виталий Зорин. В наш приезд он как раз совершал плановый обход по лесу. Узнав, что я приехала к затворнику, директор лесхоза выдал сенсацию: Юрий не единственный затворник.

— На другой стороне озера есть у нас свой, “доморощенный” отшельник, — рассказывает Виталий Зорин. — Он из местных жителей и живет на острове уже целых 14 лет! С тех пор болото он ни разу не покидал и ни разу не был в городе. В отличие от монастырского отшельника он его полная противоположность — безбожник, Фома неверующий.

Виталий Зорин владения лесхоза еще и объезжает, на моторной лодке, и мы с ним плывем к избушке отшельника.
На пороге сруба, построенного рыбаками, появляется самый настоящий леший (не о нем ли местные жители слагают легенды?). Заросший щетиной мужик в огромных калошах и телогрейке. И тоже Юрий!

Заходим в его домик, сгибаясь в три погибели. На столе стоит керосиновая лампа да лежит настольный календарь.

— Схоронился я здесь в самый разгар неразберихи, в 1994 году, — вспоминает Юрий Неткач. — В магазинах ничего не было. Выйду на улицу, и все меня раздражает. Все развалили (грозит он кому-то кулаком). Руки так и чесались накостылять кому-нибудь за то, что Россию продали. Плечом меня на улице случайно прохожий заденет, а я в драку. Начались проблемы, без конца в милицию приводили. Думаю, еще немного, нервы не выдержат, ей-богу, прибью кого-нибудь. Вот и приехал на остров. С тех пор здесь и живу. Здесь спокойно, никто не раздражает.

— А на что живете? Пенсию получаете?

— На кой она мне нужна? Еще в очереди за ней стоять, чтобы прибить этих чинуш? Клюкву собираю и меняю ее у рыбаков на еду.

— Смотрю, ты на радио разжился? — услышав музыку, удивляется Виталий Зорин.

— Да, прошлогоднюю чернику удачно загнал, — не без гордости говорит отшельник. И вдруг: — Ой, уходите немедленно, раздражаете вы меня.  

Когда покидали Рдейскую пустошь, до начала болота нас провожал монастырский отшельник Юра.
— Вот увидите: пройдет немного времени, вы сюда приедете и увидите, что Рдейская обитель такая же величественная, как и в те времена, когда из всех уголков Руси к ней шли паломники, — говорит на прощание Юра. — И, как больше ста лет назад, здесь будут молиться монахи за спасение заблудших душ.