16 мая прошли первые ЕГЭ — по иностранному языку и информатике. Еще недавно почти экзотический ЕГЭ становится привычным явлением в школьной жизни. Преодолев отчаянное сопротивление, ЕГЭ начал победное шествие. Пока у школьников есть альтернатива, и они могут при желании выбрать традиционную форму экзамена, но уже через год никто не избежит единого экзамена.
Изначально ЕГЭ задумывался, с одной стороны, как противодействие коррупции, а с другой — чтобы создать равные условия для городских и сельских школьников. Эксперты считают, что коррупциогенность ЕГЭ на порядок ниже, чем традиционных экзаменов. Правда, никто не расшифровывает, что значит “на порядок ниже”. Как утверждает один из авторов ЕГЭ, вице-президент Российской академии образования Виктор Болотов, “единственная форма нарушений, которая существует сегодня, — это коллективный сговор комиссии, которая проводит ЕГЭ, коллектива школы, родителей и учеников”.
Здесь бывший руководитель Рособрнадзора или что-то недоговаривает, или заблуждается. Для справки. В СССР наибольшее количество медалистов давали Армения и Грузия, в России до введения ЕГЭ — северокавказские республики, после введения ЕГЭ — правильно, те же республики. Вроде бы решена и другая задача — сегодня в московских и питерских вузах иногородних выпускников почти 50%, но и наиболее высокий отсев после первого семестра именно среди иногородних студентов.
Даже если и предположить, что с помощью ЕГЭ будет побеждена коррупция и созданы равные условия для поступления в вузы, то все равно этот экзамен не решает главной задачи школы — качества образования. Более того, введение ЕГЭ снижает качество образования. Речь идет не о количестве баллов, а о том, что в старой советской школе называли ЗУНами (знания, умения, навыки). Я общался с десятками учителей, директорами школ. Если отбросить частности, то в главном были единодушны — введение ЕГЭ провоцирует потерю даже не школьного, а человеческого навыка — умения связно говорить, а следовательно, логично мыслить. Как известно, этот навык прививается прежде всего на уроках гуманитарного цикла.
Но зачем сегодня учиться говорить школьнику на уроках истории, когда от него требуется исключительно правильно поставить галочку в том или ином тесте? Знакомый учитель истории рассказывал, что у него есть ученик, знания которого по предмету ближе к нулю, но за тесты всегда получал хорошие отметки. Этот подросток имел феноменальную способность угадывать правильные клеточки для галочки. А пренебрежение к урокам литературы уже не стесняются демонстрировать и на высшем чиновничьем уровне. Тот же Болотов ничтоже сумняшеся заявляет: “Дети просто живут в другом мире, и для них, особенно в крупных городах, источником информации стала не книга, а Интернет и СМИ. Это проблема клипового мышления. Подросток привык работать с фрагментами информации. В этом отношении обязательность экзамена по литературе не играет никакой роли. Большая часть как не читала, так и читать не будет”. Во как! Даже не знаю, чего больше в этом пассаже одного из руководителей образования — цинизма или безразличия. Кстати, литературу исключили из списка обязательных экзаменов в силу “специфичности” предмета.
Если так рассуждают “главные педагоги”, что тогда говорить о рядовых учителях. Если опытные учителя еще стараются держать марку: преподают “по-старорежимному” — объясняют, уделяют большое внимание устному опросу, то молодые учителя общаются с классом на уроке с помощью тестов. Урок — тест, еще урок — еще тест. Их, в общем-то, можно понять — результаты работы оцениваются через ЕГЭ. Какое тут развитие навыков устной речи — тест и только тест.
Печально еще и то, что ЕГЭ становится критерием оценки работы не только школы, но и целого муниципального образования. Какой же директор школы захочет подвести любимого градоначальника и допустить, чтобы его опередил чужой градоначальник?
