Живописец Слободан ЮРИЧ: “Страсть дает мне воодушевление”
Знакомство с Юричем в Афинах считаю большой удачей в своей жизни. Прекрасный художник, сильная личность, он стал певцом своей родины — Сербии. Картины его выставлялись в Германии, Австрии, Будапеште, Париже. Сюжеты огромных полотен он черпал всюду, где бывал и куда залетала его мысль.
Трагическая тема
— Каталог, который вы держите в руках, — отражение восьми моих антивоенных выставок. Война страшна не только тем, что физически уничтожает человека, дома, мосты и все живое. Война разрушает, отравляет душу человека. Я писал картины и делал выставки и до бомбардировки Сербии, и после. Стремился передать символику стремительно летящей смерти.
— На вашей картине — обнаженное женское тело без головы. Но явно вас в ней занимала не эротика.
— Я назвал ее “Югославия”. Она символична. В ней — моя боль о разрушенной Югославии. Я хотел в этом полотне сказать о свободе. Сербия со всех сторон окружена другими народами иных вероисповеданий. В моей картине меня ведет мотив враждебного убийства нашей веры, нашей духовности. Но эти враждебные силы не смогут уничтожить нашу сущность, нашу веру. Она глубока и неистребима.
Семья
— Мой отец — очень известный архитектор, по его проектам построены самые крупные и значимые здания на территории Сербии. Его талант рано обнаружил себя, поэтому институт предложил ему прийти учиться без экзаменов. А он отказался — хотел пройти свою дорогу, как все нормальные абитуриенты.
— Слышала, будто в вашем роду есть и русские корни.
— Прабабушка моей мамы вышла замуж за русского. Так что моя кровь частично русского достоинства. Моя мама русского не знала в совершенстве, но бытовую русскую речь легко понимала. Когда ездила в Москву и наполняла себя множеством дорогих ее сердцу впечатлений, наш дом обогащался множеством фотографий, слайдов с русскими сюжетами.
— А вы были когда-нибудь в Москве?
— О! Я тогда был так мал, что ничего не усвоил. Хотел бы, очень хотел побывать в Москве. Но пока не получается.
— Где вы учились?
— Сначала я учился искусству дизайна в 30 километрах от Белграда. А потом закончил Академию искусства. Но там нас учили еще многим вещам — социологии, политике… А на последних курсах пошла специализация — можно было выбрать увлечение на всю жизнь. В моем дипломе написано: “академический художник, педагог”.
Прекрасные женщины
— В этой картине я люблю не ту особу, чье тело столь совершенно. А люблю саму идею красоты и не испытываю при этом никаких эротических чувств.
— Вы долго работали над этим полотном?
— Если работать долго, вещь получится тяжеловатой. Стремлюсь создать прекрасное, но недолго раздумываю над этим — пытаюсь сделать легко и красиво. Я видел много живописных штуковин, где в каждом мазке выпирает намерение: все на продажу! Я не рисую для денег.
— Но ведь вам приходится продавать свои картины. Как вы определяете их цену?
— По затратам моего труда: одну рисую шесть месяцев, другая возникает с легкостью импровизации. Я уже три тысячи картин продал. Они есть в Латинской Америке, Японии, Новой Зеландии, Колумбии, Венесуэле и в других странах по всему миру. Мне важно, чтобы каждый человек нашел в моих работах частичку своей души. А купит он или не сможет купить, это в мой авторский расчет не входит.
Личное
— Нет, жена сербка. Моему сыну Ивану 19 лет. И мой отец, и дед были Иванами. Один я Слободан. Что ж, люблю свободу!
— А где учится сын?
— Он будет крупным биологом. Я чувствую, он свободен.
— Но бывают обстоятельства, которые заставляют пренебречь абсолютной свободой.
— Да, такое бывает. Моему отцу, знаменитому архитектору, пришлось работать послом в Будапеште. Это именно он, последний посол, закрыл посольство под флагом Югославии. Простившись с дипломатией, отец стал увлеченно заниматься компьютерным дизайном.
— Что подогревает вашу душу?
— На жизнь смотрю глазами романтика, маленького сперматозоида, выросшего в реального человека. (Смеется.) Я еще в утробе мамы был вполне счастливым сперматозоидом. Ведь жизнь дает мне единственную возможность быть на земле. И я постараюсь быть достойным этого дара.
— Какое удовольствие вы цените больше всего — вино? женщин?
— Хорошо бы это соединить вместе. (Хохочет.) Вино — это не напиток, а своего рода насыщение. Это целая философия. В компании женщин пью красное вино, а с друзьями — белое. Красное вино, в моем понимании, символизирует любовь. Красный цвет для меня не просто цвет интенсивной яркости. Это цвет любви.
— Страсти?
— Именно. Страсть дает воодушевление, подъем. Иные нападают на этот цвет. Я не боюсь красного!
— Что вы больше всего цените в женщинах?
— Искренность. Это она позволяет видеть существо человека. Если я начинаю знакомство с человеком, которого буду писать, я должен знать об этом существе все.
Он и Микис Теодоракис
— Я пытаюсь не придавать этому значения.
— Вы ревнивы?
— Маленькая ревность в творчестве — это хорошо, чтобы поддержать себя в нужном тонусе.
— А вы ревнивый муж?
— Нет. Нет.
— Было ли у вас веселое прозвище?
— Юки! И для мамы, и для отца я всегда был Юки. Школьные учителя тоже предпочитали мне говорить Юки. А мама, когда я был очень маленький, любила называть меня Миша.
— У вас есть портрет Микиса Теодоракиса. Вы дружны с ним?
— Я очень его люблю. Он хороший и умный человек. Он — мудрец. Однажды мы проговорили с ним два часа — у меня осталось впечатление, что я общался с живой историей. Микис рассказывал мне о своей судьбе — он был коммунистом и за свою убежденность столько выстрадал! Я услышал от него потрясающее признание: “Я всего лишь капля своего народа. Все, что я сделал, сотворил, я сделал вместе с ним”.
Эта мысль Микиса приводит меня в восторг. Быть каплей своего народа — это и моя мечта.
