Информация о том, что в Молдове обнаружены картины, якобы похищенные из Эрмитажа, была обречена на сенсацию. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский убежден: не нужной ни Молдове, ни России, ни музею шумихи можно было избежать, если бы к информации отнеслись критически, и, прежде чем “выдавать на-гора”, потрудились ее проверить. В эксклюзивном интервью “МК” Пиотровский рассказал о том, что на самом деле украли из Эрмитажа, кому можно выступать с концертами на Дворцовой площади и зачем уродуют старый Петербург.
“Честность — лучшая политика”
— Михаил Борисович, каково ваше отношение к истории с обнаружением в Молдове “эрмитажных картин” и резонансу, который она произвела?
— Полная чепуха, и очень серьезная чепуха. Когда находятся какие-то такие вещи, существует определенная процедура. И официальная, и процедура нормальной человеческой вежливости. Если кто-то что-то обнаруживает, он должен связаться с учреждением, которому, как он полагает, эта вещь принадлежит, с определенными органами в России, которые проводят экспертизу. В данном случае ничего этого не было. А просто родилась некая сенсация с молдавской стороны, что само по себе абсолютно некорректно. Эти вещи не имеют никакого отношения к Эрмитажу. И вообще, очевидно, ни к чему отношения не имеют. И даже если воры говорили, что картины из Эрмитажа, они все-таки не источник информации. Зато опять брошена тень на Эрмитаж. Это небезобидно. На самом деле сознательно или несознательно большая часть разговоров о кражах является элементом всемирного “черного рынка”. Очень любят на “черном рынке” говорить: это украдено из такого музея, а то — из другого. И если существует легенда, что из конкретного музея все время крадут раритеты, то, соответственно, люди и будут пытаться толкать вещи, прикрываясь его именем. В Турции, например, выдавали различные подделки за вещи, украденные из разных музеев, в том числе российских.
— Кому в данном конкретном случае можно предъявить претензию? Ведь информация исходила из уст президента…
— Ну хорошо, молдавские милиционеры не проверили и доложили господину Воронину так, как им сказали. Но ведь наши службы новостей могли проверить информацию — хотя бы у нас. А теперь получается некий наезд на президента Молдовы — вот, мол, он сказал, а выясняется, что все не так. И это тоже небезобидно. Потому что сейчас, в общем, существует тенденция ослабить всякие возможности контроля со стороны общественности. Для чего существуют СМИ по большому счету? Для того, чтобы общественность и журналисты могли контролировать и указывать, где и что не так. Но чем больше будет чепухи и вранья, тем меньше им будут верить! Другая такая же тенденция связана с судами. Сейчас многие граждане поняли, что можно и нужно подавать в суд, чтобы защитить свои права и интересы. Это мировая тенденция, которая сейчас стала прививаться у нас. Она, может быть, не очень удобна для власти, но тем не менее она есть. Однако когда граждане, например, подают иски по поводу разрушения исторического облика города, — это одно. Другое дело, когда те же граждане подают иски к музею в связи с тем, что закрыты залы, как это случилось с Эрмитажем. В Эрмитаже нет открытых и закрытых залов! У нас есть залы, которые функционируют так, как мы считаем нужным. После такого смешного иска любой другой иск граждан к властям, связанный с культурой города, будет восприниматься так: вот, маргиналы опять чем-то недовольны.
— Если говорить о кражах, которые действительно имели место в Эрмитаже, то удалось ли сегодня свести к минимуму ущерб, причиненный репутации музея?
— Думаю, в общем мы с ним справились. Та сильная атака, которая была вначале, сама по себе захлебнулась, когда стало понятно, что в этих кражах много странностей. Второе — когда пошли проверки (а это была действительно правильная реакция государства), то они показали многолетнее абсолютное небрежение государства к вопросам хранения музейных коллекций и вообще наплевательское отношение к музеям. Ситуация выявила не то, что в музеях работают плохие люди, а то, что государство давно пренебрегает всей системой хранения, которая действительно требует больших инвестиций и вложений. Я думаю, нам удалось государство в этом убедить. Ведь от меня сейчас требуют: где материалы по фондохранилищам?! А ведь недавно, когда я говорил о фондохранилище, на меня махали рукой — да ладно, другие есть проблемы. Так что мы сумели использовать эту ситуацию. И ведь мы сами подняли этот шум, потому что считаем, честность — самая лучшая политика.
“Пинк Флойду” можно, остальным нельзя
— Вы — убежденный противник масштабных акций на Дворцовой площади. Против концерта “Пинк Флойда” в рамках экономического форума тоже возражали?
— В данном случае все было нормально. Мы заставили организаторов подписать соглашение с нами и вместе регулировали звук. Когда он выходил за пределы нормы, мы тут же связывались с ними. На самом деле приличные люди с приличной техникой могут выступать. И раз в год такие концерты проводить можно. Чаще — нельзя, потому что всякое воздействие звуком вредно для картин. Мы проводим сейчас специальное исследование вместе с реставраторами из Центра Грабаря на копийной живописи. Уже есть первые результаты этих изысканий — если на картину регулярно воздействовать с такой же частотой, с какой сейчас проводятся концерты на Дворцовой площади, то она стареет быстрее — год идет за два. Мы даже собираемся провести специальную конференцию и поговорить об этом более детально. Теперь у нас есть конкретные результаты и подсчеты.
Вообще, мы ведь не просто стараемся запретить что-то на Дворцовой — мы стараемся навязать жесткие правила, чтобы в результате все, что не нужно, ушло само собой. И если один раз что-то вроде выступления “Пинк Флойда” можно устроить, то проводить бесконечные концерты вроде тех, что предстоят в ближайшие дни, — это уже лишнее. Вот будут “Алые паруса”. В прошлом году это был совершенно ужасный праздник, во время которого как раз все зашкаливало! И у устроителей ведь никаких соглашений с нами не имелось, они говорили: “Мы — городской праздник, мы вам ничего не должны”. И эстетически все было ужасно. Не нужно проводить “Алые паруса” на площади!
— Так подо что можно отдать Дворцовую?
— У нас есть замечательная традиция — военных духовых оркестров и парадов. Вообще мы договорились с губернатором, что представим ей некий набор новых документов, в котором укажем, чего нельзя делать на площади. Но мы еще и разработаем то, что можно делать здесь, — целую программу прекрасных вещей: парадов, спортивных мероприятий. А пока приходится реагировать резко. Примиренческая позиция здесь не подходит.
Архитектурные преступления
— Жаль, что ваши полномочия не распространяются по другую сторону Эрмитажа — на Неву. Вам нравится плавучий фонтан у стрелки?
— Совершенно испорченный вид. Это вроде небоскреба. Зачем заслонять прекрасные, красивые виды? Зачем кому-то подражать?
— А как вам новое здание, которое нависло над Биржей?
— Это вообще преступление! У нас, к сожалению, уже целый набор таких зданий — этот пресловутый Монблан и другие. И эти здания, которые торчат над Биржей, — тоже. Надо было думать, что будет изуродован вид. Я считаю, нам необходимо очень строго пройтись по высотному регламенту. Наш город погибнет, если мы будем строить во всех его углах небоскребы. Найдите одно место — и стройте там! Вот в Москве же есть небоскребы — Сити — и они не портят ни вид Кремля, ни вид Москвы-реки. Стоят себе и никому не мешают.
— Но в нашем случае поправить уже ничего нельзя?
— Мне внушает определенную надежду пример Юрия Лужкова. Вот как его ни ругают, а если ему здание не нравится, он его сносит. Значит, можно сносить. Еще я слышал, что в Париже некое общество скупает все квартиры в небоскребе “Монпарнас”, который портит весь вид города. Скупает, чтобы потом снести его и разрушить. Кроме того, необходимо создавать общественное мнение, воспитывать горожанина, внушать ему, что жить в таких уродливых домах, которые портят вид города, неприлично. Что человек, купивший квартиру в таком доме, не достоин уважения. А архитекторы должны понимать, что нельзя строить такие дома в Петербурге. Я верю, что мы придем к здравому смыслу.
