Фантом

По давней традиции наша газета регулярно публикует художественные произведения московского градоначальника. И для очередной литературной премьеры Юрий Лужков снова выбрал “МК”. На этот раз мэр попытался соединить невозможное и написал “абсолютно достоверный” рыбацкий рассказ.

Кому доводилось сиживать у рыбацкого костра, тот поймет, что история, которую я собираюсь рассказать, — это история абсолютно достоверная. Упираю на достоверность, потому что рыбацким рассказам полной веры почему-то нет. Не верит рассказчику свой же брат-рыбак, не верят товарищи по работе, не верит сосед.

Это, граждане, странно, потому что правдивей рыбака и человека-то не сыщешь. Разве что охотник. Хочу это подтвердить своим рассказом.

Недавним летом в прессе густо прошли сообщения, что на одной среднерусской реке, в тех местах, куда испокон веков рвутся понимающие свое дело рыбаки, происходит что-то невероятное и необъяснимое — либо козни нечистой силы, либо проделки братьев по разуму. Якобы в утреннем тумане у заброшенного, бывшего колхозного сарая на берегу реки появляется аппарат внеземного происхождения, а в аппарате этом сидит гуманоид. В сарае же в это время все ходит ходуном. Потом из сарая выскакивает еще один гуманоид в длинной темной мантии, и на своем неопознанном аппарате они исчезают в тумане.

Дело для гуманоидов, как говорится, обычное. И не такие штуки они проделывали, но тут интересно что? Интересно то, что не с пустыми руками пресловутые гуманоиды покидают место контакта, а с целым ящиком водки.

Журналистам рассказывали об этом, понятное дело, рыбаки, а про правдивость рыбаков все, серьезно говоря, давно известно. Но тем не менее жареный факт, как говорится, налицо, так что газеты ухватились за это дело со всем своим энтузиазмом.

Я на сей сюжет тоже обратил внимание.

Мне недолго пришлось копаться в памяти, чтобы выявить свое собственное личное отношение к данному необъяснимому феномену. Это для читателей он был необъясним, а для меня и старого моего товарища, друга по жизни и соратника по рыбацкой страсти, тут все было ясно как белый день. Позвонил я ему как-то вечером, начитавшись газетных сенсаций, спрашиваю: Игорь, ты за прессой следишь? За новостями из параллельного мира?

— Юра, — отвечает он, — слежу, и я в шоке. Ведь это точное повторение того, что с нами было. Ты же все помнишь! Там точно аномалия, в этом месте, на берегу у сарая. Там открылся информационный коридор в прошлое. Или НЛО кружит. Экспедиция нужна, пока солнечная активность высокая. Все, я думаю, объясняется высокой активностью Солнца. Солнечный ветер сейчас поднялся. Поможешь с экспедицией? Средства нужны…

Да и твой авторитет пригодится, ты же мэр Москвы.

Надо пояснить, что по профессии Игорь астрофизик, а от астрофизика до уфолога иной раз рукой подать. Если прибавить к этому, что он был фанатически влюблен в рыбалку, то, вы понимаете, такой человек способен выдвигать самые диковинные версии.

С другой стороны, а вдруг он, думаю, прав? Ведь есть же что-то. Например, какой-то процент всех этих НЛО наука никак объяснить не может. Кого-то (по телевизору говорили) пришельцы забирали к себе на Альфу Центавра, а потом вернули домой. Он теперь интервью дает с умным видом.

Так что удивительное, как говорится, рядом. Вдруг там, вокруг сарая, и впрямь информационный тоннель в прошлое.

Рассуждая таким манером, я все же допускал, что просто-напросто в тех местах пошли гулять легенды после того, что мы там наделали с Игорем. Дело в том, что когда-то мы в тех местах действительно побывали и там с нами кое-что случилось.

Рассказываю. Мы в тот раз (это было, помнится, в июне 1985 года), выехав из Москвы пораньше, добрались до этого самого заброшенного сарая затемно. Сам по себе он нам как шел, так и ехал, но жизнь заставила меня переступить его порог. К реке мы приехали на легендарном “Москвиче-408” — машине к тому времени почти раритетной, но нежно любимой и заботливо опекаемой Игорем. Это был наш общий рыбацкий талисман — серый старый “Москвич”, сам чем-то похожий на старого матерого окуня. Верней приметы не было: если едем куда-то в Подмосковье или в другую область на “Москвиче”, то обязательно привалит крупная рыбацкая удача. Раза два попробовали поехать на другой машине, помощнее, — и зря прокатились только. Даже не клюнуло ни разу.

Поэтому, конечно, поехали мы на своем верном “Москвиче”, но невдалеке от этого сарая так хорошо забуксовали в старой колее, что намертво встали.

Вышел я из машины, походил вокруг и вдруг слышу довольно-таки громкие голоса. Откуда бы? Кругом ночь, машина застряла, надо, думаю, к людям выходить. Прошел метров двадцать, вижу этот самый сарай. И слышу оживленный разговор. Я призадумался: что там такое, что за шум и гомон темной ночью?

А там мало сказать — шум, там просто дискуссия какая-то гремела! Слышен был крик: “Я не верю, что у нас такие щуки ловятся. Ну, метр, ну полтора, но чтобы два метра тридцать сантиметров — это быть не может!”
На такое неверие сразу несколько человек отвечали в едином порыве: Вася, мы все в свидетели пойдем. Эдуард подтвердит своим авторитетом. Мы эту щуку видели, а потом в железной бочке уху из нее варили. Ты, Вася, считай, бутылку проспорил! Скажи, Эдик!

Стало мне отчасти даже грустно. И это рыбаки, думал я, огорченный до предела тем, что буквально рядом со мной попираются священные рыбацкие традиции. Ну скажите мне, что это за рыбаки такие, которые перед самой зарей затеялись выпивать и базарить, распугивая утреннюю благословенную тишину. Это же попрание всех святынь. В это время надо молчать, сидя на берегу, или стоя, кому как удобнее, молчать капитально, дышать неслышно, ибо приближалась заветная рыбацкая утренняя заря.

Тесня ночную тьму, она и впрямь уже наступала, торжественно распахивая с востока золото-багряный полог, поджигая и оплавляя края редких облаков в вышине над речными тихими берегами. До того неуместен был в настоявшейся тишине полупьяный (а какой же еще!) шум в сарае, что я чуть не развернулся и не ушел.

Почти ушел, но вернулся, потому что без посторонней помощи нам было из колеи “Москвич” не вытолкнуть, а других людей, кроме тех, что в сарае, в округе не было.

Я толкнул дверь и вошел в сарай. Почти сразу же установилась тишина — и мгновенно слилась с той огромной тишиной, которая была за моими плечами.

Я стоял на пороге как некий рыцарь, ибо облачен был в еще одну реликвию из числа наших с Игорем рыбацких реликвий — в плащ толстого, грубейшего брезента, из тех богатырских плащей, что могут висеть на гвозде, но могут и самостоятельно стоять. Таков материал и таков покрой — вещь стоит без опоры. Хорошо хоть не ходит.

Легендарный, конечно, плащик, всепогодный. Но — тяжелый. Сейчас таких не делают, потому что секрет утерян. Такой плащ теоретически можно сварганить из пожарных рукавов, но они уж очень узкие.

Немая сцена продолжилась совершенно неожиданным образом: в тишине раздалось внятное бульканье — это довольно-таки интеллигентный по виду человек, вне всякого сомнения рыбак, наливал водку в граненый стакан, который я давно, признаться, в натуральном виде не видывал.

При этом он смотрел на меня с непонятным состраданием.

И точно с таким же состраданием смотрели на меня и другие обитатели сарая, сидящие за дощатым длинным столом, общим числом до десяти, помнится, человек. Рыбаки.

Поднося мне стакан, Интеллигент (буду так его называть) молвил со скорбью в голосе:

— Что, брат, душа болит? Ты выпей, брат, тебе легче станет.

— У меня не болит, — сказал я искренне, потому что, правда, она у меня не болела, а пить я и вообще не мог, потому как вообще не пью.

Что-то Интеллигенту во мне не понравилось (трезвенника, видимо, почуял), но он преодолел себя, прибавил еще немного скорби, и произнес с легким нажимом:

— Опрокинь. Опрокинь, и она у тебя заболит. Ты же, вижу, совсем не в курсе. Или не пьешь. Это опасно. Учти, это опасно для тебя. Потому что неизвестно, в какой мы находимся атмосфере.

Я все еще колебался, не принимая стакан, и тем вызвал подозрительное к себе отношение.

— Кто ты такой есть из себя, если не пьешь? Кто с нами не пьет, тот или больной, или стукач!

Приехали. Я перестал что-либо понимать, да и до этих слов, если честно, понять ничего не мог. Должно быть, на лице моем это непонимание было явно уже написано, потому что вдруг вся их бригада зашумела в один голос:

— Пей, брат! Пей — потому горе! Пропадаем тут фактически! Отравлены мы, и все! И вода отравлена, и атмосфера!

Они прямо орали, и надо было что-то сделать, чтобы понять наконец, что тут происходит.

И тогда я сам заорал:

— Один кто-нибудь быстро объясни, что тут такое!

— Иес, — сказал Интеллигент. — Объясняю популярно. Ты на рыбалку прибыл, верно?

— На рыбалку, — говорю.

— А речки-то нет!

— Куда она делась? — я даже опешил от неожиданности.

— Отравили гады, — сказал Интеллигент. — Течет река, бежит ручей, и я ничья, и ты ничей.

После этих лирических слов он сел и мгновенно уснул.

Путем расспросов менее чувствительных участников сарайного застолья выяснилось, что какое-то чумазое предприятие, из числа местных гигантов промышленности, тайно сбросило в реку нечто химически сложное, вонючее и явно небезвредное для рыбы, во всяком случае.

Компания рыбаков с вечера еще обнаружила на водной глади непонятную пену и, от греха подальше, ушла на ночь в сарай — обсудить ситуацию и на всякий случай профилактически подлечиться, понятно каким лекарством. “Лекарства” этого в полулитровых бутылках было у них порядочно припасено.

А сомнения насчет качества атмосферы возникли по той причине, что и впрямь — попахивало и в сарае, и вне сарая.

Обдумав ситуацию, я сказал:

— Братцы, помогите. В колее мы сидим, толкнуть машину надо.

— Надо — толкнем, — был мне дан ответ. — Но и выпить надо. Уважить нас надо. Или нет, ты считаешь? Ты, вообще, рыбак? Может, ты смеешься над нами? Ты скорбишь или смеешься? Ты пить — пьешь?

Сопротивление бесполезно, понял я. Но, может, хоть время протяну, а там и забудут, что надо мне их “уважить”.

Порядочно разогретые, они сидели за столом, давно сняв плащи, куртки и плащ-палатки, и, конечно, не мог я сесть за стол в своем несокрушимом плаще, а мог сесть, повесив его на гвоздь.

Целый ворох рыбацкой амуниции как раз и висел на гвозде, который я бы назвал корабельным — он был исключительных размеров и явно претендовал на звание костыля.

И вот когда я поверх этого вороха водрузил свой, не скажу, что невесомый, плащ, то гвоздь-костыль мягко вывернулся из стены, после чего тяжелая одежная масса разом стала оседать на дощатый пол. Предотвращая падение, инстинктивно подхватил ворох, причем между плащами и куртками под ладонь подвернулся и щелкнул какой-то рычажок. Что-то там было железное, похожее по форме на снаряд, и, падая на пол, я стукнул этим снарядом по половице.

В эту самую секунду в середине тряпичной кучи раздалось громкое шипение, а потом прямо в лицо мне саданула струя пены из огнетушителя. Он висел на том самом гвозде под одеждой, и я нечаянно привел его в действие!

Это был знаменитый в своем роде красный здоровенный баллон-огнетушитель, и эффект он мог произвести либо нулевой (если был сильно просрочен), либо сравнимый по силе с ураганом.

Тут был явно второй случай, потому что, когда я схватил огнетушитель, чтобы выбросить в открытую дверь, он как бы приобрел дополнительную мощь, сокрушая струей бутылки на столе и обильно орошая сидящих за столом, уже обозленных ситуацией рыбаков.

— И снова пена! — взревел мгновенно проснувшийся Интеллигент.

Сам изрядно ошалев от происшедшего, я инстинктивно опустил огнетушитель вниз, и жгучая струя снова ударила по рыбакам, которые еще раньше ринулись под стол.

Поняв, что не будет мне прощения, я бросил огнетушитель и, подхватив свой плащ, благо он оставался наверху этой груды одежды, бросился к выходу с криком: “Игорь, заводи!”

— Водку ворует, гад! Нашу водку попер! Бей его, ребята! — неслось мне вслед.

Игорь завел мотор, включил сцепление, я надавил плечом изо всех сил на багажник, и — о, чудо! — “Москвич” выскочил из колеи. Прыгнув на заднее сиденье, я оглянулся: свирепая толпа (мне показалось, что именно толпа) мчалась за нами, “Москвич” не подвел.

Вот эту самую историю, почти покрытую, по понятным причинам, мраком забвения, мы с Игорем и вспомнили, когда я позвонил ему после прочтения газет с уфологическими новостями.

— Юра, ты понимаешь, что вообще происходит? — гудел в трубке его голос. — Мы оставили там энергоинформационный след. Информационную матрицу события. Сейчас, в условиях солнечной активности, происходит визуализация матрицы. Это же очевидно! Слушай, нужна полевая экспедиция, и срочно.

Я был настроен все-таки несколько более реалистично, а потому предложил свою версию.

— Знаешь что, Игорек, — сказал я, — никакой там визуализации нет и быть не может. Давний случай оброс слухами, вот тебе и все. Это легенда, понимаешь. Местный миф. Преувеличение. Про какой-то ящик водки говорят, будто мы его с собой увезли. Не было там ящика! Я до сих пор “Москвич” благодарю. Если б догнали нас, то такую бы устроили визуализацию, мало не покажется. Дали бы нам по матрице!

Я почувствовал, что Игорь как-то даже сник.

Что поделать, только один из нас был уфологом, только один верил в существование информационных тоннелей и визуальных матриц.

Но оба мы были рыбаками!

Да, мы были рыбаками, и давние воспоминания немедленно закружили нас, и мои текущие заботы стали не так актуальны и неотвязчивы. Отодвинув в сторону бумаги, вдруг вспомнил я, что ведь в отпуске гуляю!

Так не рвануть ли на природу!

— Игорь, — сказал я дрогнувшим голосом, — “Москвич” еще жив?

— Юра, — ответил он мне, — как ты можешь такое спрашивать? Как ты можешь, Юра?

— Когда едем? — в моем голосе уже звенела рыбацкая страсть.

— Завтра. В ночь. Туда. К сараю!

Я-то думал, что он собрался на рыбалку, а он — в сарай! Уфолог! Не астрофизик он, а сумасшедший уфолог!

Но отказать старому другу у меня уже не было сил. Их хватило только на то, чтобы заняться удочками. Я их решил взять на всякий случай.

…Мы приехали на место примерно в то же время ночи, что и в прошлый раз. Я глубоко надеялся, что и сарая давно нет, это вполне могло случиться: где раньше были колхозные сараи, теперь вознеслись особняки. Но сарай оказался на своем месте, никуда он не делся, и словно бы даже поджидал нас в ночи, когда, сбросив скорость, крался наш заслуженный “Москвич” в направлении той, без сомнения, сохранившейся, колеи, где когда-то едва не приключилась небольшая драма с побоями.

Мы подъехали поближе, выключили фары. Ночь была еще густой, темной, но уже тронуло розовым сиянием восточную часть окоема. Игорь молчал, и я вдруг понял его состояние до самой глубины: он верил.

Он верил, как всякий энтузиаст, что именно сейчас и здесь откроется наконец таинственная дверь в другой, иной мир, и он, Игорь, воочию убедится: что-то такое есть рядом с нами — неведомое и манящее, странное, недоступное — и он своими глазами увидит это недоступное.

Его настроение невольно передалось и мне, и я даже удивился: надо же — поверил в какие-то матрицы-туннели.

— Пойдем, — сказал Игорь. — Ты — первым, как и тогда. Чтобы не исказить память информационного поля.

Нахлобучив на глаза капюшон своего вечного брезентового плаща, я вышел из машины и пошел к сараю. Стояла глухая ночная тишина. Дверь его была закрыта, но неплотно, и, когда я потянул за ручку, сырую от ночной росы, дверь довольно противно скрипнула. Переступив порог (не скрою, волновался в это время), я включил фонарь, и первое, что попало в луч света, буквально заставило меня похолодеть: на стене висела груда рыбацкой одежды — на том же самом гвозде!

Я повел лучом к столу, который, теперь я в этом не сомневался, был на своем месте, и увидел, что на столе стоит не менее десяти бутылок водки. Больше ничего не было, только водка, граненые стаканы и алюминиевая тарелка с солеными огурцами, аппетитно облепленными смородинным листом и укропными венчиками.
Так, должно быть, выглядят грезы алкоголика.

Подойдя к вороху одежды, я осторожно ощупал его и почувствовал в недрах вороха снарядное туловище огнетушителя. От греха подальше, думаю, и не стал его трогать.

В эти секунды я окончательно поверил в НЛО и всякую такую всячину. Мысли летели вихрем, и главная из них была проста: да, что-то такое есть в этом мире. И не в этом тоже. И я сейчас, должно быть, в двух мирах сразу. В информационном тоннеле.

Подойдя к столу, я взял бутылку за горлышко, желая убедиться в ее материальности, и в эту самую секунду страшно загремел голос, и в громе этом разобрал я лишь одно, трижды повторенное, слово:

— Свет! Свет! Свет!

Чисто механически зажав бутылку в руке, я ломанулся из сарая, мгновенно оказался в машине, и через секунду “Москвич” сорвался с места. В ужасе оглянувшись назад, я увидел через раскрытые двери сарая, как полыхают в его недрах яркие неземные огни. Мы летели по дороге, и Игорь торжествующе и нервно повторял:

— Ты видел! Ты видел! Я видел — сам! Господи, ведь никто не поверит! Это прорыв в уфологии! Юра — ты свидетель, ты все подтвердишь!

Находясь в некоторой прострации, я все же счел необходимым уточнить:

— Это ты свидетель. Я — участник.

Игорь после этого незабываемого события засел за научный отчет, я постарался забыть обо всем, потому что, извините, в голове не укладывалось. Опять же отпуск кончился, а на работе про внеземные проявления думать некогда. Земные достают.

Разрешилось все через два дня. Включив на ночь глядя один из тех телеканалов, которые постоянно судачат то про астрал, то про нирвану, я услышал следующее:

— Феномен объекта под условным названием “Сарай” окончательно разгадан нашим каналом. Наша телегруппа сняла очередной визит пришельцев, в точности повторивший тот, что, по словам очевидцев, произошел здесь несколько лет назад. Внимательно смотрите на экран. Вы видите, как машина, или то, что мы условно называем машиной, глубокой ночью приблизилась со стороны Москвы. Один из двух пришельцев, облаченный в мантию, входит в объект “Сарай”… В силу особенностей своего зрения он пользуется фонарем с сильной фокусировкой луча…

— Внимание, вот начинается, следите, точное повторение событий, которые произошли здесь много лет назад.

Пришелец подходит к одежде, под которой мы заранее спрятали огнетушитель, и ищет его. Убедившись, что огнетушитель на месте, он приближается к столу, берет одной конечностью бутылку водки, и в тот момент, когда прошла команда на полный свет, буквально дематериализуется в дверях “Сарая”. С непостижимой скоростью он оказался в аппарате, где его, как и в прошлый раз, дожидался второй гуманоид, после чего аппарат буквально растворился в пространстве.

— Мы просто обязаны отметить сильный ход нашего канала, спровоцировавший второе пришествие внеземных гостей, а именно — физически предметную реконструкцию обстановки объекта “Сарай”, которая и стала, видимо, причиной очередного визита тех, о которых мы наконец-то получили достоверные сведения.

Все это сопровождалось кадрами ночной съемки, на которых я увидел и себя (хорошо, что лицо было спрятано в глубине балахона), и сарай, и ворох одежды, и, конечно же, бутылку водки. И исчезающий во мраке “аппарат пришельцев”.

Я не мог удержаться от хохота, я повалился на диван и катался по нему до той самой секунды, пока не услышал:

— Мы пригласили в нашу студию человека, который готов дать нам научно добросовестный комментарий по поводу того, что вы, дорогие телезрители, только что увидели. Это известнейший в нашей стране и за ее рубежами уфолог Роман Протуберанцев. Скажите, Роман, что это было, что сейчас увидели зрители нашего канала?

Протуберанцев солидно кашлянул, посмотрел прямо в камеру и сказал:

— В сущности, мы увидели то, что полностью подтверждает теорию энергоинформационного туннеля. Она принадлежит астрофизику Игорю Васильевичу Рябчикову. Это мой коллега, и он утверждает, что при определенных условиях происходит визуализация информационной матрицы, и события, которые случились несколько лет назад, могут как бы повториться буквально.

Я выключил телевизор.

Подошел к открытому в роскошную летнюю ночь окну. Я вдруг представил себе серебряный речной плес, тихий шорох речных, колеблемых утренним ветром трав, я почувствовал сырой, живой речной воздух и вдохнул его полной грудью.

Я хорошо понимал, что никто и никогда не поверит мне, что все это было на самом деле. Уж больно лихо, скажут, закручено.

Не спорю, лихо. Не возражаю, закручено.

Но ведь было же! Было!

Как рыбак вам говорю. Честно.