Вахтанг Кикабидзе — это солнечная улыбка и море обаяния. Это седая мудрость кавказских гор и открытая душа джигита. Это Сулико, Тбилисо. Грузинское кино, вино и Мимино.
Его года — его богатство. Завтра еще богаче станет — 70 лет исполняется.
— Поздравляю с круглой датой, Вахтанг Константинович!
— А-а, ничего хорошего в этом нет, что круглая.
— Ваши года — ваше богатство. Сами же пели.
— Это когда молодым был. Ну а что хорошего — 70 лет?
— Наводит на грустные размышления?
— Ни на что не наводит, просто годы уходят. Обидно.
— А кто говорил: сколько по паспорту — не важно, если в душе молодой?
— Всегда это говорил и говорить буду, пока жив. И я абсолютно не грущу, чего я должен грустить, все нормально. Вот соберемся с друзьями, сядем. Выпьем немножко. Все грустные мысли и улетучатся.
* * *
Как-то Кикабидзе сказал, что человек он неправильный. Правильный, дескать, в жизни на первое место семью ставит. Затем друзей и родину. У батоно Вахтанга ровно все наоборот, семья с родиной местами поменялись. Для начала уточним: в 70 лет приоритеты Кикабидзе остались прежними, родина до сих пор на пьедестале почета.
— Даже пусть кричат: родина — уродина?
— Пусть кричат — всем рот не закроешь. Но я вообще не люблю, когда грязное белье выносят на чужое обозрение. Что мне не нравится в моей родине, я говорю дома.
— Тогда скажите, что нравится.
— Все нравится. Самое главное, люди подняли голову. Я помню времена, когда ребята шли по улице и не смотрели на девушек — так много было проблем. А сейчас есть свет и горячая вода. Грузия строится, хорошеет. Начинает работать. Слушать песни. Постепенно все налаживается, и мне это очень нравится.
— Значит, сейчас вы спокойны за будущее своей родины?
— Кто может быть спокоен за родину? Тем более у нас слишком все нестабильно пока.
— Экономически или политически?
— С экономикой разберутся, это не страшно.
— А насчет политики — напомню, вы участвовали в предвыборной кампании Саакашвили…
— Я в предвыборной кампании Ельцина тоже участвовал, кстати. А Саакашвили, я считаю, много чего делает для страны. И мне за него не стыдно.
— Лично с ним знакомы?
— Знакомы, страна маленькая. Мне он нравится. Он образованный, интеллигентный человек.
— Наверное, знаете, в России другого о нем мнения.
— Догадываюсь… А вы когда-нибудь слышали, чтобы грузины ругали Президента России? Я лично не слышал. И мне очень не нравится, что у вас ругают нашего президента. Вообще мне не нравится, когда президентов ругают. Тогда их не надо выбирать, понимаете.
— В свое время Грузия могла и хотела выбрать вас. Никогда не жалели, что так и не рискнули пойти в политику?
— Абсолютно не жалею. Я считаю, каждый человек должен заниматься тем, что умеет делать. К сожалению, не всегда это бывает. Человек все время хочет в какое-то кресло сесть.
— Сели бы — глядишь, сейчас не было бы между нашими странами напряженных отношений.
— Вот это как раз и беспокоит, понимаете. Я вообще считаю, что мы духом и культурой очень близки. Мы почти как родственники, понимаете. Одной веры, начнем с того…
— Может, потому мы и не хотим вас в их НАТО отпускать?
— О, опять это НАТО… Меня однажды по телемосту спросили: “Почему вы вступаете в НАТО?” Тогда я пошутил: “Вы, наверное, не знали, что самая красивая женщина была Нато Вачнадзе?” А как еще сказать? Страна ищет защиту. Все же очень просто, все всё понимают. И я понимаю, почему России это не нравится. Но другого выхода у Грузии нет, понимаете? Если сейчас будет опрос, 75% грузин скажут: да, мы хотим в НАТО. Не потому, что думают с Россией ссориться. Как мы можем ссориться с огромной страной, мне даже смешно. Лично я всегда говорю, что с Россией надо отношения улучшать. Я знаю, и россияне этого хотят. А грузины — тем более.
— Говорили так, даже когда у нас были грузинские облавы? Вам самому не страшно было приезжать тогда в Москву?
— Очень неприятно. Меня самого не коснулось, но…
— Церетели и Акунина трясли налоговые службы, у комментатора Твалтвадзе дочку чуть не выгнали из вуза…
— Вы мне рассказываете? Я это все знаю. Но у меня в Москве много русских друзей, которым тоже это очень не нравилось. Было стыдно просто.
— И у вас после этого не изменилось отношение к России?
— Нет, народ тут ни при чем, это сделали политики. Некрасиво и неправильно, я считаю... Но меня очень любят в России, и я люблю Россию. Люблю веру нашу православную, люблю литературу, культуру. Москву люблю… В то время, правда, не часто к вам приезжал, как-то очень неуютно сразу стало. У меня было такое ощущение, что я тоже будто виноват в том, что происходит. И любой здравомыслящий человек, наверное, так ощущал себя, не в своей тарелке. А что, если, допустим, из Грузии сейчас начнут выселять русскоязычных — а их очень много у нас, кстати? Какой артист приедет из России к нам петь?
— Когда-то вы с Данелией были в Чехословакии, сразу после пражских событий. Это сравнимая ситуация по уровню гадливости? Вам было неловко, что вы из Советского Союза?
— Тогда было обидно очень. Потому что меня же никто не спрашивал, должны быть в Праге танки или нет. Мы сидели, помню, в ресторане. И видели эти глаза, этих людей, которые реагировали на русскую речь. Но я тогда нашел выход из положения. Я вышел на сцену и стал петь. После третьей песни мне стали аплодировать… Что хочу сказать. Культура все равно свое веское слово говорит. Даже те, кто занимается сейчас этими политическими играми, даже они все равно без культуры жить не могут. Без песни, без прозы, без поэзии, без фольклора. Не будет Вахтанга Кикабидзе, другой кто-то в России будет петь. Потому что мы близкие друзья. И это было, и есть, и будет. И так и должно быть.
* * *
Тот же Георгий Данелия в своей книжке “Записки режиссера” про Кикабидзе отмечает, что года действительно его богатство. Деньги, мол, к Вахтангу не пристают, копить он не умеет. Машину первую и то приобрел аж в 50 лет. И не только потому, что непрактичный человек, — тратит на все что угодно, только не на то, на что надо тратить. Просто он дружить умеет. А друзей у Кикабидзе — полреспублики.
— А у нас, Вахтанг Константинович, говорят, что друзей много не бывает.
— У меня бывает. Я имею в виду друзей, на которых ты можешь положиться в любом случае. А все эти застольные — я не считаю, что это друг, это человек, с которым ты выпил.
— Вы как-то объясняли, почему приходится много работать — “потому что надо кормить много друзей”.
— “Кормить” — слово не очень красивое. Помогать тем друзьям, которые в свое время тебе помогали, — вот так я, по-моему, сказал.
— Кто они?
— Очень много. Кстати, артистов среди них нет почти. Люди разных профессий: и бывшие спортсмены, и художники, и журналисты. В возрасте люди уже.
— Бедно живут?
— Это уже возрастной ценз, понимаете. Они мои ровесники, у многих уже работы нет, на пенсию ушли. Есть семьи, есть дети. Поэтому… Но мы обязаны друг другу помогать, в этом ничего такого нет, у нас это обычное дело.
— Жена не ругается, что деньги разбазариваете?
— Все делается по возможности, понимаете. Сколько можешь — столько даешь: и семье, и друзьям. И сам спокойно спишь. Потому что знаешь, что свой долг выполняешь. Я не знаю, как какая нация это понимает, но мои друзья — они члены моей семьи, я — член их семьи, понимаете, мы как родственники. И я должен им помогать. В свое время они мне все это делали.
— Часто удается встречаться с друзьями?
— Очень часто. Вот вчера собрались на дне памяти Джансуга Кахидзе — был такой выдающийся дирижер у нас. Так получилось, что сейчас мы дружим с его сыном и каждый год собираемся и отмечаем этот день, день Джано.
— Веселых поводов становится все меньше?
— Конечно, грустных больше. Очень много людей уходит, вот недавно Софико Чиаурели ушла. Этот год вообще как-то странно начался: с конца декабря я уже 13 человек похоронил.
— Веселиться не разучились еще, Вахтанг Константинович?
— Не дай бог! Человек должен жить с юмором, понимаете. Если ты серьезно будешь воспринимать все, что происходит, тогда столько гадостей вылезает, что жить не хочется. А я оптимист, вижу всегда смешную сторону неприятностей. Кстати, и вчерашнее застолье наше не было грустным. У нас есть один такой очень интересный тост: “Никогда нельзя говорить слово “был”, “он был с нами”. Он есть с нами!” Поэтому сидели, как будто Джано тоже там. Смешно было, весело, песни пели. А еще разыграли одного за столом. Попросили официантку, чтобы она звонила, как будто его жена звонит. А ему пить нельзя, понимаете, не очень здоров. Он перепугался, бедный, ха-ха... Ну а как — без этого нельзя.
— Лет 30 назад ваши дружеские посиделки чем от нынешних отличались?
— Тридцать лет назад мы не думали, что когда-то поседеем. Поэтому тогда какие-то вещи мимо ушей пропускали: иногда кого-то обижали, наверное, иногда что-то не так делали. А сейчас уже понимаем, что надо отвечать за каждое свое действие, надо контролировать себя… Но не подумайте, мы и раньше ничего такого, что сейчас молодежь делает, себе не позволяли. На улице же выросли, без отцов, отцы все на фронте погибли. Поэтому мы немного раньше возмужали, мужиками стали.
— Вам что, не нравится нынешняя молодежь? Раздражает?
— Иногда раздражает. Потому что не та духовность, они превратили деньги в живое существо, понимаете. Вот эта американизация мне не нравится. Когда первый раз я в Америку приехал, у меня было ощущение, что у них есть семья: муж, жена, дети. И еще деньги там живут. Понимаете? А я всегда от мамы слышал, что человек с собой ничего не возьмет, когда будет уходить. Дай бог, конечно, чтобы у людей были большие деньги. Но их тоже надо уметь тратить на доброе дело. Вокруг люди: если можешь помогать — помогай.
* * *
Семья на третьем месте. Странно. Одна жена всю жизнь. Двое детей, трое внуков. К тому же, по признанию близких, Вахтанг Константинович — очень легкий человек в семейной жизни. Любит хозяйничать, с удовольствием ходит на рынок. Жарит потрясающую картошку, умеет готовить уху, которая совсем не пахнет рыбой. Правда, бывает это не так уж часто — интересы родины важней. Друзья не дадут соврать.
— Ну а своей молодежью, внуками, вы довольны?
— Да, это хорошие очень ребята. Я вообще не люблю, когда дети пристают к родителям: купи то, купи се. А никто из моих внуков никогда и рубля не просил. Приличные дети, ничего не скажу. Первый мой внук в Лондоне закончил университет, домой сейчас рвется. Младший пока в школе учится. Все дети с языками: владеют русским, английским, грузинским. Обожаю брать их с собой на рыбалку, я ведь заядлый рыболов...
— У каждого рыбака есть байка про то, как он поймал во-о-от такую рыбу.
— Я как-то поймал очень большую рыбу, это произошло в Мексике. Но я ее не увидел, потому что мы не смогли эту рыбу поднять, у меня было такое ощущение, как будто я дом зацепил. А самая большая, которую выловил, наверное, на пять с половиной килограммов тянула.
— У вас еще, я знаю, хобби есть — ритуальные маски собираете.
— Собирал, перестал уже. Но я люблю прикладное искусство, мне нравится, раньше из всех зарубежных поездок привозил, есть маски из Индии, Китая, Японии, Непала, африканских стран…
— А кто-то говорит, что маски нельзя привозить, привлекают отрицательную энергию.
— Ерунда это все. Не было.
— Не верите в мистику?
— Нет. Один раз, правда, к гадалке ходил. Случайно. Это было в Сухуми в 79-м году. Моя подруга Нани Брегвадзе попросила свести ее с женщиной одной, которая гадала на ногте. То есть смотрела на ноготь и говорила какие-то вещи. Во что я, конечно, не верил. Попасть на прием к этой женщине оказалось не так-то просто. Но я своих друзей попросил — в общем, приняла она нас. Минут сорок Нани у нее сидела. Когда вышла, говорит мне: “Она такие вещи рассказала, удивительно, откуда она все это знает?” Ты, мол, не хочешь тоже? “Нет”, — отвечаю. “Боишься, что ли?” Ну я и пошел. Эта женщина сидела, смотрела в пол. Вдруг подняла голову. И все, что она тогда сказала, все в точности сбылось. У тебя, говорит, начнется недуг, ты очень серьезно заболеешь. Все твои близкие начнут беспокоиться, потому что это будет почти на грани со смертью. Но ты выкрутишься. И начнешь заниматься другой профессией. Потом, продолжила она, из-за этой профессии, новой, у тебя будут неприятности. А потом тебе большое спасибо скажут те люди, которые тебе в этой профессии мешали… Непонятный такой разговор, да? Вскоре у меня начались очень сильные головные боли. Нарушилась подача крови, я начал терять ориентацию. Меня возили по разным больницам, привезли в Москву, в Бурденко, сказали, что срочно надо операцию делать. Лежа в палате, я начал сочинять сценарий: говорил и записывал на магнитофон. А уже выйдя из больницы, перенес все это на бумагу. На киностудии “Грузия-фильм” очень удивились: Кикабидзе захотелось еще кино снимать! Отказали. И вдруг с московского объединения “Экран” позвонили, сказали, с удовольствием возьмут… До того я никогда не занимался ни режиссурой, ни сценарным делом. А тут снял фильм. Картина получила Гран-при на международном фестивале. И после этого дирекция киностудии “Грузия-фильм” сказала, что “мы очень извиняемся”. То есть все совпало абсолютно.
— Эта женщина говорила вам только о событиях ближайших, на всю жизнь не гадала?
— Нет. И больше я к гадалкам не ходил.
— А что бы вам хотелось узнать о себе, будь такая возможность?
— Да ничего.
— Может, есть вопрос, который вас мучает, жить не дает?
— Меня мучает только вопрос наших российско-грузинских отношений, больше мне ничего не мешает.
* * *
