Подмосковье по числу космонавтов на душу населения даст фору любой стране мира. И все же в этой славной когорте есть человек, отличающийся и от них, избранных. Это летчик-космонавт Владимир Аксенов. О нем в самых различных энциклопедиях написано немало. Хрестоматийно рассказано, как готовился он к одной экспедиции, ко второй…
Но была в биографии Владимира Викторовича страница, которой больше ни у кого из покорителей космоса, пожалуй, не встретишь. Он, по сути, стоял у истоков создания лаборатории искусственной невесомости. Сегодня мы не представляем себе полновесную программу подготовки космонавтов без отработки различных элементов на самолете-тренажере. А было время, когда сами испытатели этой летающей лаборатории делали первые шаги в изучении загадочного, неведомого состояния — невесомости.
Но обо всем по порядку.
Владимир Аксенов родился в селе Гиблицы Касимовского района, что на Рязанщине… А детство провел не в краю “березового ситца”, а в подмосковном Калининграде — нынешнем Королеве. Это, видимо, и определило выбор профессии и жизненного пути.
В 1953 году окончил Мытищинский машиностроительный техникум. Затем учился в 10-й Военной авиационной школе первоначального обучения летчиков (ВАШПОЛ) в Кременчуге. В 1963-м окончил Всесоюзный заочный политехнический институт по специальности “Технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты”, инженер-механик. А пока суть да дело, начал работать конструктором в знаменитом ОКБ-1 Сергея Павловича Королева.
Так вышло, что именно его Королев, что называется, поставил на летающую лабораторию.
— Тогда о невесомости имелось самое приблизительное представление, — говорит Владимир Викторович. — Никто не мог определенно сказать, как поведет себя человеческий организм в космическом пространстве. Как будет влиять невесомость на систему кровообращения, работу мозга. И, наконец, выдержит ли это испытание психика космонавта?
Была и другая важная причина, из-за которой испытания были необходимы, — помимо человека тестирование должны были пройти техника и оборудование, с которыми предстояло работать на околоземной орбите. Ну и, разумеется, надо было попытаться понять самые, казалось, “простые” вещи: как двигаться в невесомости, как держать в руках инструмент, перемещаться в отсеках космического корабля или орбитальной станции.
Одним словом, вопросов накопилось немало, и Сергей Павлович Королев принял решение: летно-испытательной службе быть!
Возглавил службу товарищ генерального конструктора еще по крымской планерной школе — такой же легендарный Сергей Николаевич Анохин. Это был уникальный человек. Рассказывают, что в 1927 году брат подарил ему лотерейный билет ОСАВИАХИМа. Сергею в качестве приза выпали лыжи. Но, узнав, что их можно заменить полетом на самолете над Москвой, он тут же махнулся не глядя. Позже остряки скажут, что в этой лотерее выиграла вся российская авиация.
Анохин воевал, гонял к партизанам на планере, в конце войны начал испытывать новые самолеты. Во время очередного испытательного полета у его “Як-3” отломилась половина крыла. Массивная деталь ударила по кабине, и началось страшное вращение самолета. У летчика были травмированы голова и рука, он лишился глаза. Тем не менее Анохин сумел одной рукой расстегнуть привязные ремни и, выбравшись из кабины вращающегося самолета, раскрыть парашют.
— Проблема в том, — объясняет Владимир Аксенов, — что с одним глазом человек лишается глубинного зрения, не может определять с нужной точностью расстояния. Однако Анохин восстановил все летные навыки, и глубинное зрение в том числе. И продолжал летать.
Правда, с военной авиацией пришлось расстаться: медики посчитали, что летчик без глаза — это уже слишком. Сергей Павлович Королев успокаивал его как мог.
— Ничего, Сережа, — говаривал он. — Вышибли тебя из ВВС, так ты у меня в космос полетишь. Еще стыковку делать будешь.
Королев в людях разбирался будь здоров. Тем более что Анохин был испытателем экстракласса. Ему доверяли машины все генеральные конструкторы. Он был мастером испытаний на штопор. Когда осваивали пассажирские реактивные самолеты “Ту-104”, то были случаи их гибели из-за попадания в штопор. Анохин провел испытания, результаты которых впоследствии эти трагические случаи исключили. И вот теперь такой же “Ту-104” предстояло превратить в летающую лабораторию.
— Принцип ее применения был, в общем-то, известен, — говорит Владимир Аксенов, — теоретически давно уже было рассчитано, что если самолет сумеет пролететь по определенной параболе, то на верхней части этой параболы возникает невесомость. То есть центробежная сила уравнивает силу притяжения.
Скажем больше: и траектория полета уже не была секретом — ее рассчитал известный астроном Кеплер. Дело было за малым — найти самолет, способный выдержать закритичные углы атаки и не сорваться в штопор, а также смельчаков, которые бы рискнули сделать на таком самолете эту своеобразную “горку”. Напомним, к этому времени у нас имелся весьма прочный “Ту-104”, а на королевскую фирму пришел Анохин.
Насколько опасными были эти “горки”? Очень опасными. Аксенов вспоминает, как однажды в экипаже самолета-лаборатории оказался молодой пилот. Видно было по всему, что он страшно гордится тем, что тоже в какой-то степени “работает на космос”. Однако пока ехали к аэродрому на очередной старт, тот вдруг мысленно представил все этапы полета, и лицо его постепенно сделалось озабоченным.
— А что будет, — обратился он к командиру экипажа, — если машина не выдержит закритичного угла атаки?
Тот помолчал немного, потом криво усмехнулся:
— Ну… считай, что тебе не повезло.
Больше этот пилот на “лабораторные” полеты не стремился.
Но это будет позже. А тогда, в августе 1968 года, ведущий инженер лаборатории летных испытаний Владимир Аксенов готовился к своему первому знакомству с невесомостью. Что такое режим невесомости в таком вот полете? Это набор высоты со скоростью под тысячу километров в час, с соответствующей перегрузкой. Это сброс газа до минимума и прохождение “макушки” параболы, где в течение 25 секунд люди, находящиеся на борту, испытывают невесомость. Затем снова набор высоты, снова перегрузка и снова парение. За один полет выполняли обычно пять таких вот режимов.
С одним существенным замечанием: Аксенов и его люди парили в салоне “тушки” вовсе не для удовольствия.
— В испытательную бригаду входили четыре человека, — вспоминает Владимир Викторович, — мы работали в штатных скафандрах и отрабатывали элементы будущей программы полета.
Надо было “прокрутить” все возможные действия космонавта как в штатном, так и в аварийном режиме. Как передвигаться, как снять и надеть скафандр, как при необходимости эвакуировать товарища, что предпринять, если вдруг оторвался от корабля в открытом космосе. Сегодня многое из перечисленного не вызывает каких-либо затруднений, но надо помнить, что именно Владимир Аксенов и его команда, образно говоря, готовили лекала практически всех действий космонавта на орбите. А уже потом по этим лекалам учили будущие экипажи.
— В нашей лаборатории все было как на настоящей космической станции, — вспоминает Владимир Аксенов, — такие же точно отсеки, шлюзовые камеры, поверхность станции. И что интересно: в первых же полетах мы убедились, что отработка тех же самых действий в невесомости радикально отличается от земных тренировок.
Аксенову особенно памятна история с испытанием скафандра для работы в открытом космосе, который разработала фирма Гая Северина. Прекрасная, замечательная, оригинальная разработка. Но вот беда — готовили скафандр в земных условиях, и для земного макета станции он был вполне подходящим. Но вдруг выяснилось, что в невесомости скафандр немного раздувается и космонавт при выходе в открытый космос может застрять в люке. И так пробовали, и эдак — застревает. Причем все это происходит в условиях искусственной невесомости, то есть по сути на Земле, когда всего лишь идут испытания. А что будет в космосе?
Беда в том, что корабли уже построены, готовы к экспедиции. А тут — надо либо отверстия шлюзовых камер увеличивать, либо конструкцию скафандра менять. На совещании с правительственной комиссией решили испытать в “Ту-104” самих космонавтов. У разработчиков еще оставалась надежда, что меньшей комплекции Хрунов и Горбатко сумеют все же протиснуться в люк.
— Но Хрунов основательно заклинился на первой же “горке”, — улыбается Владимир Викторович Аксенов. — И тогда мы, испытатели, предложили неожиданный вариант.
Все гениальное просто. Оказывается, надо было всего-навсего переместить ранец с запасом кислорода со спины на живот. При такой компоновке испытатель без труда “выходил” из станции и “заходил” обратно. В результате коллективу Гая Северина дали три месяца на доработку скафандра. Надо ли говорить, что результат получился блестящим.
Отрабатывались в летающей лаборатории и элементы лунной программы.
— Здесь, — говорит Аксенов, — мы лишь траекторию полета делали более пологой. В итоге получали “лунную тяжесть”.
В самолетном отсеке был смонтирован отсек лунного корабля с трапом. Аксенов со специалистами раз за разом искали оптимальные варианты работы в лунном скафандре, спуска на лунную поверхность, забора грунта, передвижения по планете. Изучали даже такой, казалось бы, несерьезный вопрос, как действия космонавта при падении на лунный грунт. Звучит смешно, а человек в скафандре при слабом притяжении, упав, становится похожим на опрокинутого жука. Для него подняться — проблема.
— У нас даже макет лунной поверхности имелся, — вспоминает Аксенов. — Для этого из Армении привезли два вагона горного туфа. Так что мы единственные в СССР и первые в мире работали в условиях лунной тяжести.
Аксенов очень жалеет, что лунную программу закрыли и бросок к Селене не состоялся.
Всего за восемь лет работы с “летающей лабораторией” Аксенов совершил 250 полетов на самолете-тренажере, 1250 раз находился в условиях искусственной невесомости — а это около 10 часов. Добавьте сюда 150 эпизодов “лунной гравитации”.
— Какое же надо иметь здоровье! — удивленно воскликнул американский астронавт Эдгар Митчелл, узнав о времени, проведенном Аксеновым на “горках”.
Здоровье обычное. Русское. Хватило его еще и на то, чтобы дважды совершить космические экспедиции — в 1976 и 1980 годах.
Но, пожалуй, самыми памятными в жизни останутся годы, когда он со своими товарищами делал на Земле первые космические шаги, а по большому счету писал азбуку для космонавтов.
