Кайф для Красной Шапочки
В Москве наркоманами всё чаще становятся дети из хороших семей
Мама отправляет дочку-наркоманку с бутылкой водки к бабушке, у которой “жесткое похмелье”. Девочка в лесу наедается галлюциногенных грибов и встречается с волком, который просит “глоточек похмелиться”. Они вместе идут к бабушке, в доме которой уже поджидают жаждущие выпивки охотники. Устраивается пьянка. Внезапно на пороге появляется мать Красной Шапочки. Она разгоняет собутыльников и отводит дочку лечиться в наркологическую больницу.
Один из методов групповой терапии людей с зависимостью — креативная видеодрама. Участникам предлагается придумать, отрепетировать и запечатлеть пьесу на камеру. Описанный выше “ремейк” отсняли пациенты городского стационарного детско-подросткового наркологического отделения “Квартал”. Это единственное в Москве учреждение такого профиля, где для подопечных нет нижней возрастной планки. Здесь работают с самыми юными токсикоманами, наркоманами и алкоголиками столицы.
— Самым маленьким нашим пациентом был 7-летний мальчик, — рассказывает директор центра Вероника Готлиб. — Сирота воспитывался дальней родственницей, одинокой выпивающей женщиной, у которой были еще и свои дети. Мальчик нюхал клей. Видения, которые его посещали, были самой яркой частью его жизни. Когда он попал к нам, это был Маугли — совсем не шел на контакт, всех боялся. Мы наблюдали его 4 года. За это время его поведение стало более социальным, он продвинулся в развитии. Однако не могу сказать, что мы его полностью вылечили. Он все равно нюхает клей, но уже намного реже — может, раз в полгода.
Аккуратное трехэтажное здание прячется в тихом московском дворе. Вокруг небольшой парк. По периметру забор. На всех окнах решетки, но тоже какие-то, что ли, элегантные — впечатления казенного дома не создается.
Внутри, на втором этаже, стационар на 25 мест. На первом — “неотложка” на 6 коек. Сюда привозят детей в остром состоянии. Сначала откачивают, потом переводят наверх. Правда, в стационаре оставляют только тех, кто сам хочет от своей проблемы избавиться.
— Насильно осчастливить нельзя, — говорит Вероника Готлиб. — Если ребенок не хочет оставаться, мы отпускаем. Но говорим: “Возникнут проблемы — приходи”. И у него откладывается, что здесь нет насилия. Нередко такой ребенок спустя время приходит сам. И тогда с ним можно уже работать. Потому что это его сознательный выбор.
Хотя учреждение медицинское, входит в систему горздрава, медикаментозными методами здесь особо не увлекаются — они малоэффективны. “Таблеток от наркомании и пьянства еще не изобрели”, — говорят наркологи. Поэтому основной упор — на методы психокоррекции. Причем работают и с ребенком, и с семьей. Если, конечно, есть с кем работать. Нередко в отделении оказываются сироты и те, чьи родители давно своих родительских функций не исполняют.
Конкретных методов групповой психотерапии в арсенале сотрудников отделения несколько десятков. Конечная цель одна — формирование личности, поиск в человеке внутреннего ресурса, который даст ему силы жить и выживать, не прибегая к помощи психоактивных веществ.
Насколько эффективна деятельность этого центра, очень не похожего на традиционные учреждения подобного профиля? Ответ Вероники Яковлевны звучит неожиданно:
— В течение двух последних лет результаты такие, что мы в них не верим. Анализы показывают: 60% наших подопечных, а через отделение за это время прошло примерно 600 человек, избавляются от зависимости. Вообще-то в наркологии такой эффективности не бывает.
Впрочем, все не так радостно. За те же два года отчетливо нарисовалась тенденция: пациентами “Квартала” все чаще становятся не заброшенные дети маргинальных родителей, а девочки и мальчики из хороших семей. Вроде и мама есть, и папа, и дом, что называется, полная чаша, а ребенок — наркоман, чего-то ему в этой жизни не хватает.
— Обыватели обычно в таких случаях говорят: с жиру бесится, — рассуждает Вероника Готлиб. — Но на самом деле часто у таких детей, как и у сирот, не удовлетворяется их самая главная потребность — в ласке, любви, уважении. У нас был мальчик из профессорской семьи — поздний ребенок у очень сильных, волевых родителей. Мама не отходила от него ни на шаг — типичный случай гиперопеки. Мальчик нашел в Интернете рецептуры того, что ему было интересно. И в те редкие моменты, когда вырывался на свободу, он встречался с человеком, который его снабжал этим не самым популярным у наркоманов веществом. К нам он попал уже зависимым.
Читает человек в газете жуткие истории из жизни беспризорников, проституток и наркоманов — и думает: “К счастью, это не про меня и не про мою семью”. А потом вдруг... Примерно треть пациентов отделения — дети из тех самых приличных семей. И это, говорят наркологи, одна из главных примет нашего времени.
ЗАЧЕМ РЕБЕНОК ПРОСИТ ВЕЛОСИПЕД?
Детско-подростковый стационар “Квартал” — отделение наркодиспансера №12, где главврачом — Олег Зыков. И все то новое и незаурядное, что есть в “Квартале”, идет от этого человека. Олег Владимирович — член Общественной палаты, руководитель фонда “Нет алкоголизму и наркомании”, главный подростковый нарколог Москвы. При этом с некоторыми постулатами официальной наркологии он находится, если можно так выразиться, в состоянии творческого диспута. Я пришел к нему, чтобы поговорить о картине детского пьянства и наркомании, узнать распределение его подопечных по интересам, статистику. Но к цифрам Зыков оказался равнодушен. И повел разговор о материях, на его взгляд, куда более существенных.
— Какая разница — пьет ребенок, колется или нюхает клей? Первично не то, каким образом ребенок себя разрушает. А то, что он в принципе себя разрушает. Если мы не будем понимать, почему он это делает, помочь мы ему не сможем. У него возникают проблемы в микросоциуме. Прежде всего в семье. Если семья не дает любви, уважения, это провоцирует его на поиск альтернативы. Причем в паре “любить и уважать” второе важнее, чем первое. Потому что очень часто мы любим не самого ребенка, а свою любовь к ребенку. И это столь же разрушительно, как недостаточная любовь. Взрослый думает: “Все хорошо, я ему велосипед купил”. Но ребенок, даже если просит велосипед, чаще всего требует не велосипед. Он внимания требует. Главное — уметь продемонстрировать свою любовь и уважение к ребенку.
— Каким образом?
— Лучшая форма контакта — рассказ о собственных проблемах. Но если тебя самого не научили делиться своими эмоциями, то хотя бы послушай, что хочет сказать твой собственный ребенок. Если же он видит, что ты не в контакте с ним, он замыкается и начинает искать альтернативу. А альтернатива — это компания. И в зависимости от того, что в компании используется как коммуникативный элемент, ребенок начинает использовать этот элемент для взаимодействия с новым сообществом. Если пьют водку — значит, пьет водку. Курят — значит, курит. Не потому что он плохой. А потому что он не может быть белой вороной. Он не может жить без коммуникаций с окружающим миром.
— Но не все же курят и пьют.
— Ребенок все время находится в эксперименте, пробует на зуб, что можно, что нельзя. И в этот момент важно, чтобы кто-то был рядом — отец, старший брат. Кто сказал бы ему: это хорошо, это плохо. Главное, что человек приобретает в детстве, — система ценностей. Что является иммунитетом от алкоголизма, наркомании?
Самоуважение. Если он научился уважать собственный выбор, если он не позволяет людям с негативным зарядом нарушать границы своей личности, это срабатывает. Ему предлагают выпить, а он задает себе вопрос: это хорошо для меня или плохо? А если ему с детства приказывали, ломали через колено: “Я большой и умный, а ты маленький и глупый, ты должен слушать, а не думать”… Если он по-другому не умеет выстраивать отношения с миром, то, выйдя из семьи, он…
— Подчиняется.
— Это даже не подчинение. Для него это норма жизни: кто-то сказал — я исполнил. Родители не любят, чтобы ребенок говорил им “нет”. Не понимают, что надо не приказывать, а объяснять, что правильно, что нет и почему. Лучше — исходя из собственного жизненного опыта. Это лучше всего усваивается.
— А все-таки какие сейчас предпочтения у молодых? Существует же статистика...
— Статистики у нас в стране нет. Есть данные по лицам, поставленным на учет. Но на учет попадают лишь те, кто как-то засветился — попал в милицию, в реанимацию с передозировкой. К реальной картине эти данные никакого отношения не имеют. Реальную картину можно было бы установить с помощью социологических исследований, но таких исследований не проводится. Госнаркоконтроль называет цифры от фонаря. Им чем больше наркоманов, тем выгодней — больше финансирование из бюджета. Мне тоже не важно — сколько. Мне важно, чтобы зависимых становилось меньше. Мы над этим и работаем. Я могу говорить только по своим личным ощущениям практикующего нарколога.
— Ну хотя бы так.
— Мода меняется, но это ни о чем не говорит. В начале 90-х была мода на тяжелые наркотики, опиаты. В конце 90-х она стала спадать. О токсикомании можно судить по данным токсикологического отделения Филатовской больницы. Туда свозят “экспериментаторов” со всей Москвы. В 1999 году их было 400 человек за год, начиная с 2006-го — 40—45 в год. Мода на амфетамины, клубные наркотики растет. Марихуана менее очевидна, чем тяжелые наркотики. Потребление алкоголя растет. Тут есть простая химическая закономерность: если в 10 лет мальчик пьет пиво, в 15 лет он пьет водку, в 20 лет — жидкость для мытья стекол, он уже спившийся алкоголик. Есть единая площадка выбора ребенка. На ней все в куче — бассейн, алкоголь, компьютер, наркотики...
— То есть если спортплощадок становится больше, то наркоманов — меньше?..
— Не так. Если ребенок делает выбор в пользу спортплощадки, то он площадку найдет. Надо только, чтобы он сделал этот выбор.
Ключевой проблемой является не борьба с предложением — наркотики были и будут всегда, а борьба за уменьшение спроса на них. Есть три уровня профилактики: первичная — внедрение идей здорового образа жизни, вторичная — работа с группами риска, третичная — помощь человеку с зависимостью.
В первичной профилактике чем меньше слов, связанных с наркотиками и их названиями, тем лучше. Надо убирать из сознания ребенка размышления о наркотиках. А у нас весь город увешан плакатами: “Нет наркотикам!” К кому это обращение? К детям? Это прямая пропаганда! Когда ребенок видит кругом эти надписи, он думает: “Что это такое? Надо разобраться”. А “разбирательство” происходит путем экспериментирования.
Вторичная профилактика — это система защиты прав ребенка, ювенальная юстиция прежде всего. Должны появиться суды, где социальный работник будет не просто присутствовать, а станет главным человеком, главней судьи. Там, где есть такие ювенальные суды, рецидивная преступность сократилась в разы.
Главная идея третичной профилактики — формирование такой среды, в которой человек с зависимостью может почерпнуть альтернативы своего поведения. Проблема такого человека — в том, что он воспринимает алкоголь, наркотик как единственный способ решения своих проблем. Дело не в биологической зависимости, а в социальной и духовной. Биологически купировать острые состояния несложно. Но дальше, особенно у наркоманов, возникает пустота. А зачем жить? Откуда удовольствие получать? Тотальный вакуум, и его надо заполнять.
— Чем?
— Его нельзя заполнить без общения с другими людьми. Иначе откуда возьмется позитивный опыт? Базовым элементом здесь являются группы самопомощи — “Анонимные алкоголики”, “Анонимные наркоманы”... Человек приходит ко мне в эту группу, и я ему говорю: “Я такой же, как ты, только тебе хреново, а мне хорошо”. Надо разбудить его мотивацию своим примером.
— Некоторое время назад из рекламы спиртных напитков убрали людей, а саму рекламу убрали из прайм-тайм. Есть ли уже какой-то эффект?
— Слишком мало еще прошло времени. Когда употребление алкоголя стали увязывать с жизненным успехом, это была трагедия. Мы успешны, потому что пьем пиво. Нам хорошо — мы бежим за пивом… Это была умная, хитрая, но абсолютно подлая система встраивания алкоголя как способа общения в молодежную среду. И это произошло — встроили. Убрать это так же быстро невозможно.
Думаю, реклама алкоголя должна быть запрещена тотально и везде. Пусть будут специальные журналы, рассказывающие о разных сортах пива и водки. Желающий купит и почитает.
В Колумбии крестьяне в высокогорных селах жуют листья коки. Это их традиционный наркотик. Но там и рекламы нет, и легальной продажи. Наш наркотик — алкоголь — легализован, каждый может купить. Мы гораздо более развращенная страна, чем Колумбия.
