“Отойдя от дел, я сменю шпагу на перо”. Так заявлял в письмах Наполеон Бонапарт — герой на все времена, Император с большой буквы, победитель и побежденный. Не многим известно, что Наполеон был не только полководцем, но и писателем. Его перу — сенсация! — принадлежат не только письма, автобиографическая проза, бюллетени солдатам для поднятия духа и прочее.
Художественный роман “Клиссон и Евгения”, написанный рукой императора Франции в 1795 году, впервые собран наполеоноведами в наиболее полной версии. Вскоре он появится на полках книжных магазинов в Москве на русском. Отрывки из чувствительной пасторали знаменитого завоевателя читайте в “МК”.
Писателем Бонапарт оказался необычным. В эту любовную историю блестящего вояки и прекрасной девушки уместился целый срез мировой литературы. Как полагают исследователи, Наполеон начитался Руссо и выдал короткий, чувствительный, довольно неконкретный (без деталей, как мы привыкли) сюжет.
Наполеон — о писательском поприще: “Я с удовольствием предавался грезам, чтобы затем свериться с компасом разума. Я погружался в некий идеальный мир, пытаясь постичь, чем отличается он от реальности, в которой нахожусь”.
Наполеон сочинял исходя из собственной биографии. На некоей Дезире Евгении Клари тогда еще никому не известный генерал чуть не женился. Это была молоденькая сестра его невестки. Любовь была безумной, но быстро перешла в эпистолярный жанр. Писем от Евгении было все меньше, их разделял Париж, любовь постепенно угасла… Наполеон женился на Жозефине, но свою “бедную Евгению”, как она называла себя в письмах, не оставлял никогда. Дезире вышла замуж за генерала-якобинца Бернадотта, врага Бонапарта, но ради бывшей возлюбленной Наполеон помогал ее мужу. И даже крестил сына Евгении.
У каждого из шести больших рукописных листов, на которых умещается роман, — своя судьба. Они продавались на аукционах, два из них, например, входили в коллекцию графа Орлова, который получил драгоценные листки от Хуго Маре, герцога Бассанского, в 1823 г. Сейчас они хранятся в Историческом музее в Москве.
“КЛИССОН И ЕВГЕНИЯ”
Герой этого времени
Склонность к военному поприщу была у Клиссона в крови. Он мечтал о сражениях с такой же жадностью, с какой его сверстники слушают сказки. Достигнув возраста, когда мужчина берет в руки оружие, он не пропустил ни одной военной кампании, не отметив ее своими подвигами. Несмотря на юные лета, любовь к ратному делу и военное счастье вознесли его на самый верх армейской иерархии. Он легко преодолевал любые трудности, возникавшие у него на пути. Удача сопутствовала ему во всем. Однако завистникам, обуреваемым низменными чувствами в отношении любого честного имени, любой нарождающейся известности и сгубившим столько талантливых и дельных людей, все же удалось оклеветать его. Величие души окружающие посчитали гордыней, твердость — дерзостью, а его победы только усиливали решимость гонителей. Служить и далее столь вопиющей неблагодарности показалось ему отвратительным. Он ощутил настоятельную необходимость уединиться и сосредоточиться. Он, как все люди, мечтал о счастье, но сумел добиться только славы.
Эти размышления привели Клиссона к мысли, что на свете существуют и другие добродетели, кроме воинственности, другие склонности, кроме желания разрушать. Способность пестовать живые существа, воспитывать их и делать счастливыми — талант не менее почтенный, чем умение убивать на полях сражений. Покинув место службы, он устремился в Шамвер, расположенный недалеко от Лиона, где нашел пристанище у своего друга. Этот живописный уголок в окрестностях большого города соединял в себе все, что только могут явить прекрасного искусства и живая природа (…)
С изумлением и восхищением отдавался Клиссон зрелищу рождающегося и умирающего дня, движения ночного светила, проливавшего свой серебряный свет на поля и леса. Сменявшиеся пейзажи, изменчивая природа, птичий гомон и журчание вод ложились ему на сердце удивительным, доселе неизведанным впечатлением. Недоверчивый от природы, Клиссон сделался грустен. Размышления уступили место мечтаниям. Он не строил планов на будущее, ему нечего было опасаться и не на что надеяться. Овладевшая им апатия, столь непривычная его натуре, постепенно ввергла Клиссона в состояние оцепенения.
Знакомство с сестрами
У Амелии были выпуклые глаза, изящный стан, свежий цвет продолговатого лица, белоснежная шея, ей было семнадцать лет. Евгения, оказавшаяся годом моложе, была не так привлекательна. Амелия всем своим видом, казалось, говорила: Я ценю комплименты и охотно принимаю их”. Евгения никогда не смотрела на мужчин прямо. Ее тихая улыбка слегка приоткрывала великолепные зубы, словно выточенные из слоновой кости искусным резцом. Если ей протягивали руку, она в ответ робко подавала свою, но старалась отнять ее как можно скорее, как будто не хотела никому показывать свою изящную кисть, белизна которой была ослепительна, что подчеркивали проступавшие на ней нежные голубые прожилки. Амелию можно было уподобить французской музыке. Ее слушают с удовольствием, ее аккорды приятны слуху, и гармония понятна всем. Евгения же вызывала в памяти музыку Паэзиелло, которая приводит в восторг и возвышает души избранных, но остается недоступной пониманию большинства. Амелия возбуждала к себе любовь юных, тогда как Евгения могла тронуть страстное сердце, что отдается любви не от скуки или из духа соперничества, но способно на глубокое и прочное чувство. Первая привлекала поклонников красотой, вторая привязывала их к себе истинным чувством. Многие мужчины могли назвать себя друзьями Евгении. Но только один удостоился более нежных чувств с ее стороны.
Любовь, похожая на сон
Их взгляды встретились, души потянулись друг к другу, и несколько дней спустя они поняли, что их сердца готовы любить. В душе мужчины совершалась пылкая, но бережная работа любви. Евгения же, убежденная, что она создана не для любви и что ее удел — дружба, почувствовала, как в ее сердце разгорается пламень. Клиссон ни о чем не сожалел, злые мужские игры на поле брани больше не интересовали его. Смыслом его жизни стала Евгения. Они виделись часто. Их души слились воедино; никакие препятствия не могли остановить их, они стали единым целым. Доверительные беседы, трогательные излияния, соединение душ, помыслов и сердец, свершающееся по взаимному влечению, естественному и чистому, тихие слезы и прочная духовная связь сулили им счастье.
О военном призвании Клиссон более не помышлял, испытывая сожаление о тех годах, что были прожиты без Евгении, без ее имени на устах. Полностью отдавшись чувству, он пренебрег своей славой. Месяцы и годы пронеслись как часы. У них родились дети, и они продолжали любить друг друга.
Дурные предчувствия
Окруженная близкими, Евгения сидела у окна, чувствуя себя во власти недуга. Боль сжимала ей сердце. Клиссон ушел на охоту. Спустя шесть часов он возвращается, весь вымокший. Прижимая детей к груди, взглядом он ищет супругу. Вся семья в печали, Евгения страдает и задыхается от боли. Вот он увидел ее, сердце его забилось. Он сжимает супругу в объятиях, стараясь приободрить ее.
— Ты снова грустишь. И снова скрываешь от меня причину.
— Друг мой, — отвечает она, — я не хочу расстраивать тебя своими несчастьями. Но моя душа во власти ужасных предчувствий. Мои глаза застилает пелена, я ничего не вижу и чувствую себя беспомощной. О, Клиссон! Есть только одно объяснение моей тревоге: страх, что ты разлюбишь меня. Если это случится, убей меня своей рукой.
Он обнял маленькую Софию. “Моя Евгения, жизнью нашей дочери клянусь тебе в вечной любви. Не причиняй мне страданий своей тоской: откуда твоя тревога, если мое сердце спокойно?”
На заре Клиссона разбудил стук копыт и скрип подъехавшей повозки. Он встал и увидел своего бывшего вестового, который привез ему послание от правительства. Это был приказ выехать в течение суток в Париж, где Клиссона, чей военный талант был широко известен, ожидало важное назначение.
Измена
