“Грузия в оккупации! Нас окружили с воздуха, земли и воды”. “Cамачабло (так называют грузины Цхинвальский район. — Авт.) — потеряно”. “Кодоры и Лиахвское ущелье сравняли с землей!” “Боржоми в огне, кругом горит лес”. “Русские танки и БТРы меняют позиции и приближаются к Тбилиси!” — кричат с экранов дикторы грузинского телевидения. На улицах красно-белые колонны несут транспаранты: “Остановите Россию!”. На митингах у Дома правительства поют гимн Грузии и псалмы.
Несмотря на официально объявленное перемирие, жители Грузии ждут штурма Тбилиси и молятся об одном: чтобы в страну ввели иностранный миротворческий контингент.
В Тбилиси паника. Большинство зарубежных авиакомпаний отказываются лететь в Грузию.
Хозяин частной гостиницы, где я остановилась, сообщает с ужасом в голосе: “Через Рокский туннель введена ракетная бригада 58-й армии. Система залпового огня “Ураган” и баллистические ракеты “Точка — У” нацелены на Тбилиси”.
Его жена Лаура, глядя на телевизионную хронику, плачет: “Каждого погибшего грузинского солдата воспринимаю как свою плоть и кровь”.
Не стоит заикаться об агрессивной политике Саакашвили.
— Наш Мишико — патриот! Он лишнего не хочет, только вернуть свое! — перебивает меня хозяйка.
Она никак не может поверить в то, что грузинские войска накрыли ковровой бомбардировкой Цхинвал. Показываю ей фотографии, привезенные из Южной Осетии, с ранеными мирными жителями, — она качает головой: “Это не могли сделать грузины”.
Напрасно я говорю: “Ваши войска бежали, побросав технику”. Хозяева доказывают, что “регулярные войска вышли из Цхинвали, подчинясь приказу политического руководства”.
Создается впечатление, что в Грузии люди не знают, что происходит за пределами их страны.
Здесь нет соединения с сайтами Рунета, не работают каналы российского телевидения. “Рустави-2” и CNN в режиме нон-стоп гонят в эфир кадры с рассказами очевидцев о том, как в приграничных районах орудуют мародеры.
Шестой раз за день показывают сюжет, как на въезде в Гори во время выхода в прямой эфир ранило журналистку общественного телевидения Грузии Шамар Урунадзе.
Местные газеты публикуют обращение Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии Второго Президенту РФ Дмитрию Медведеву.
Его святейшество сообщает, что была разбомблена резиденция митрополита Цхинвальского и Никозского Исаии в селе Никози, что в 50 метрах от кафедрального собора. Там владыка и его послушники спаслись чудом. Также он напомнил, что Цхинвальский район — Южная Осетия является грузинской землей, где основная часть осетин поселилась в ХVII веке, а юго-осетинская автономия была создана коммунистами в 20-е годы прошлого века. (На самом деле только при советской власти Южная Осетия и Абхазия входили в состав Грузинской ССР. — “МК”.) Поэтому попытка восстановить целостность границы Грузии не должна расцениваться как нападение или этноконфликт.
Оппозиционный канал “Кавкасиа” предлагает всем желающим высказаться, прислав эсэмэску на номер 1401. Воззвание тут же транслируется на экране в бегущей строке. Читаю: “Люди, если это правительство трусливо, сами будем сражаться с врагом”. “Правда ли, что члены семей высокопоставленных чиновников выехали из Тбилиси?”. “Почему не вспоминаете о Кодори? Мы его отдали без единого выстрела”. “Эдуард Амвросьевич начал, Михаил Николаевич закончил… Уходите!”
На брифинге министр юстиции Грузии Ника Гварания признался, что по Грузии разбежалось 150 уголовников.
В результате всеобщей мобилизации отряды специального назначения, охранявшие заключенных, были брошены на передовую. Чем не преминули воспользоваться зэки Хонской колонии строгого режима. Прорвав проволочное заграждение, они рассыпались по всей стране.
В сложившейся обстановке сотрудники системы исполнения наказаний не решаются поднимать на поиски беглецов в воздух вертолеты.
Цены на базарах между тем поползли вверх.
— Война! — говорит, как о чем-то очень обыденном, торговец зеленью и овощами на глданском рынке дядюшка Отар. — Бензин стал дороже, подросли в цене и птица, и фрукты, мы товар везем в город из сел…
28 тысяч жителей приграничных районов стали беженцами. Школа №4 в старом районе Тбилиси. Здесь в классах на сдвинутых стульях спят женщины с детьми. Мужчины довольствуются стульями.
— Во многих детсадах и школах города сейчас размещены беженцы. Мы приняли 500 человек, — говорит директор Нино Зурабишвили. — У многих из них не осталось ни дома, ни родных.
В вестибюле выдают гуманитарную помощь: хлеб, колбасу, печенье. Столы с продуктами толпа берет на абордаж. Дело доходит до драки…
— Это те продукты, что привезли на военных самолетах из Соединенных Штатов? — спрашиваю я у Нино.
— Нет, американской помощи мы пока не получили. Раздаем то, что нам предоставили предприятия и фирмы города.
На разбитых ступеньках школы сидят небритые мужчины. 43-летний Сосо Саварелидзе, размачивая в чае пряник, говорит:
— Молокососы-политики, жертвуя народом, играют в войну!
С ним соглашается сидящий рядом 50-летний Рамаз: “Язык Саакашвили вредит грузинам”. И после долгой паузы спрашивает: “Как могли допустить, что войска неприятеля оказались у ворот Тбилиси? За это с них еще спросится”.
На сколоченных из ящиков табуретках группа беженцев обсуждает митинги, что недавно прошли в Тбилиси у Дома правительства:
— Мишико — герой, выступал, завернувшись в красно-белый флаг. Но зачем было в такой обстановке петь песни?
— Это же был не концерт. Пели гимн Грузии, “Сагалобели” и псалмы.
— Маленькой гордой Грузии хотели переломить хребет, не вышло!
Все присутствующие соглашаются: народ сплотился, а это равносильно победе.
Иду по коридору школы, захожу в один из классов.
— Ты русская? — спрашивает меня 21-летний Георгий Никабаридзе. — Передай своим: России грозит изоляция от всего мира!
Гоги — студент 5-го курса мединститута. Во время военных действий он работал в госпитале в поселке Ткавиави, что в 10 км от Цхинвала. Бесстрастным голосом он продолжает без остановки рассказывать о грузинских военных и резервистах — кому осколками от снарядов оторвало руку, проломило голову, пламенем выжгло глаза. У парня дрожат руки. Докуривая, он замечает, что видел осколок российской ракеты, где четко прочитывалась надпись: “Это вам за НАТО”.
За селом Сагариджо разместился еще один палаточный лагерь беженцев, и на Кахетинском шоссе около молочного комбината. В брезентовых палатках сидят женщины, выбежавшие из дома в халатах и домашних тапочках, притихшие дети, не берущие из чужих рук конфеты. Несколько дней назад я ту же картину наблюдала в Алагири, по другую сторону границы. Ополченец с пятидневным стажем Давид Хмаладзе переживает, что его дом в Гори разграбят и сожгут. Попытавшись связаться по мобильнику с оставшимся в селе родственником, он говорит:
— Осетины знали, что в Гори во все времена жили зажиточные грузины, вот теперь и кинулись грабить.
На скамейке, уставившись в одну точку, сидит женщина во всем черном.
— Ты к ней сейчас не подходи, — говори Давид. — У нее два сына ушли в ополчение и сгинули в Цхинвали…
Что творится в Гори, мы решили увидеть собственными глазами. Выезжаем из Тбилиси по Военной грузинской дороге. На белом листе я крупно пишу: “ПРЕССА. PRESS” и пришпиливаю листок к лобовому стеклу легковушки.
На Цхетском участке дороги стоит бронзовый памятник Лермонтову.
— Видишь, — говорит водитель Ника, — грузины не разрушили ни один русский памятник!
Шоссе перекрыл кордон грузинской полиции. По обочинам дорог стоят люди и машины с тюками. В покрывалах — телевизоры. Женщины держат на поводке коз.
Местным жителям, желающим возвратиться в свои дома, объявляют: “Там пока небезопасно”. Полицейские заворачивают всех, кроме журналистов.
Проверяя мое удостоверение, майор грузинской армии удивляется: “Российская пресса? Проезжайте!”
Вдоль дороги колоннами стоят машины полиции и полугрузовые джипы защитного цвета. Все авто — новенькие, как будто только что сошли с конвейера. Из кузовов торчат дула автоматов. Сами же грузинские солдаты попрятались от палящего солнца в придорожные кусты.
— Ждут, когда их пустят к границе, — объясняет Ника.
Миновав еще три грузинских поста, подкатываем к перегородившим дорогу нашим “Уралам”. Около машин собралась толпа журналистов — одних телевизионных камер не меньше 30. Представители прессы говорят на всех языках мира, только не на русском.
У корреспондента ВВС спрашиваю: отчего все иностранцы скучились на грузинской стороне и не едут освещать войну со стороны Южной Осетии?
— Я бы с удовольствием поехал в Цхинвали, если бы мне удалось получить российскую визу, — говорит веснушчатый Смит.
В толпе замечаю батюшку в рясе. На обочине дороги стоит автобус с большой иконой в кабине. Салон забит коробками и матрасами. По непонятным причинам “гуманитарку” не пропускают.
Протискиваюсь сквозь машины к ребятам–контрактникам. Увидев за два дня пребывания в Грузии первого русского, я кидаюсь к нему как к родному. Знакомимся. Василий — из Кургана, ему 35, “контрабасил” в Чечне, а неделю назад их перебросили в Осетию. Несмотря на то что обе стороны объявили о прекращении огня, ночью лагерь наших военных обстреливали.
Рассказываю последние новости, и на зависть многочисленным коллегам-иностранцам меня пропускают к Гори.
Теперь вдоль дороги стоят замаскированные ветками наши БТРы и бронированные тягачи. Я чувствую себя в безопасности. А мой водитель Ника, наоборот, начинает беспокойно ерзать на сидении: по телевизору изо дня в день его пугают “русскими агрессорами”.
Посты на дороге сменяют один за другим; к стеклу рядом с табличкой “Пресса” я теперь прицепляю редакционное удостоверение.
— А, Москва! — улыбаются нам военные и дают “зеленый свет”.
На пустынной дороге голосует местный житель. Забираем его в машину. У Гиви Сабанидзе с собой записка-шифровка: “Командиру 104-247. Прошу пропустить для вывоза раненых. Генерал-майор Борисов”.
День назад Гиви вывез из сельской больницы в госпиталь Тбилиси 8 покалеченных грузинских солдат, двое из них были в тяжелом состоянии — без сознания.
Видя на дороге грузинские грузовики со смятыми кабинами, водитель качает головой: “Поранили ребят танками”.
На въезде в Гори стоит колонна БТРов с включенными двигателями. “Дальше нельзя”, — тормозит нас лейтенант Виктор.
После долгих уговоров меня соглашаются пустить в село с одним условием: не брать с собой сумку с фотоаппаратом и блокнотом.
Иду по центральной улице. Стоит давящая тишина. Не слышно даже лая собак. Занавески в разбитых окнах бьются о стены, как флаги.
Кроме нескольких разбитых многоэтажек все дома в Гори целые. Около памятника Сталину — большая воронка. Здесь несколько дней назад упавшим снарядом убило голландского оператора.
Из проулка выныривает пожилой мужчина. “Вальтер”, — протягивает он руку; в другой у него авоська, полная хлеба. На плохом русском он объясняет мне, что пришел из села Бербери в Гори за хлебом.
На выходе из села говорю лейтенанту Виктору: “По грузинскому телевидению показывают очевидца, который вещает, что русские зарезали свинью, выкатили из подвала бочку вина, напились и стали поджигать дома”.
Контрактник, сжимая кулаки, рассказывает: “Мы стали живым щитом между осетинскими ополченцами и местными жителями. Осетины готовы были расстрелять каждого попавшего им на глаза грузина. Пришлось их силой разоружать. А столы нам накрыли представители администрации Гори”.
На обратном пути на полтора часа застреваем у российского поста. Ребята объясняют: “Надо подождать, ведутся взрывные работы”.
На склонах холмов горит сухая трава.
Стоим, говорим с женщиной-врачом из остановившейся рядом “скорой”. Она везет в Тбилиси пожилых больных из сельской больницы.
Увидев, как мы обнимаемся — грузинка и русская, — фотокор CNN нацеливает на нас фотокамеру.
Водитель Ника, глядя на колонну танков, паникует: “Все башни нацелены на Тбилиси! Российские военные день ото дня продвигаются в глубь Грузии…”
Вечером отправляюсь на площадь Роз.
Говоря о победе на Олимпиаде в Пекине двух грузинских борцов, житель Тбилиси Гела Гварания замечает:
— Мировое сообщество на нашей стороне. Судьи не побоялись отдать золотые медали представителям маленькой, но гордой Грузии — Манучару Квирквелии и Ираклию Цирекидзе.
— Передай своим: ничего еще не кончено! — говорит мне 60-летний Вахтанг, прогуливающий внука. — Запад нам поможет, восстановим военную базу и всю инфраструктуру…
— Теперь о Грузии узнал весь мир, — вторит ему молодая грузинка Ирена. — Российское вторжение пробудило всю Европу. В Грузии верят, что избавились от “опеки” российских миротворцев, и решение “осетинского вопроса” не за горами…
