Телефонная трубка хрипит и отчаянно грозит прерыванием связи с одним из подмосковных гарнизонов.
— Марина Михайловна? Я вернулся из Цхинвала. Виделся с вашим сыном. У него все в порядке — жив, здоров, шлет вам привет.
В ответ — выдох:
— Как он там?! Ах, да… вы уже сказали… А скоро их выведут из Осетии? Тут по радио говорили…
Вот примерно такой диалог, суть которого объяснять, полагаю, уже не надо. Марина Михайловна Минина — мать солдата, российского миротворца, рядового контрактной службы Ивана Минина, который служит в батальоне “голубых касок” в Южной Осетии. После того что произошло в Цхинвале, родители Ивана мечтают об одном — скорейшем возвращении сына из зоны недавних боев. Сам Минин просил предать семейству, чтобы не беспокоились.
— Самое главное, что живой, — говорит он, — остальное не имеет значения.
…Иван Минин родился и вырос в подмосковном Наро-Фоминске. Парень, как говорится, нашенский. Окончил тамошнюю четвертую среднюю школу. В отличниках, что скрывать, не ходил, но слыл бойким малым, да и в тугодумах не числился. После школы поступил в колледж, что готовит электриков, а выпускные экзамены сдать не успел: в армию призвали.
— Мы ведь его от военной службы не прятали, — говорит мать солдата Марина Минина. — Повестка пришла — сходили в парикмахерскую да собрали вещмешок. Думали, отслужит свое и вернется. А он — надо же — контракт подписал, в войсках остался.
Марина Минина хоть и переживает за сына, и мечтает о скором его возвращении, но, судя по всему, в душе Иваном гордится. Как-никак она тоже в Российской армии — служит в десантном полку. Что касается отпрыска, то, откровенно говоря, солдат Минин и сам не может толком объяснить свое решение остаться при погонах.
— Мое детство, образно говоря, прошло в казарме, — говорит он, — и что такое фунт солдатской каши, я знал еще до призыва. И не скажу, что она мне была по вкусу.
Однако случилось то, что случилось. Минин отслужил срочную и подписал контракт. Армейская специальность — связист.
— Всю нашу технику освоил, — с гордостью объявляет он, — теперь хоть с закрытыми глазами могу работать с любым видом связи!
И хотя история не терпит сослагательного наклонения, можно предположить, что, не будь в Тбилиси этого черта Саакашвили, наши бойцы отслужили бы как надо и вернулись бы к родным очагам. Да только смерть давно уже ходила вокруг их постов неслышным дозором.
Как все началось? Иван говорит, что бомбежка и десятичасовой обстрел города произвели на него не самое сильное впечатление.
— Дело в том, — вспоминает он, — что за неделю до войны мой друг Саша Беликов (он из Москвы, из Кунцева) попал в местную больницу: укусила его в руку какая-то местная тварь-насекомое. Рука распухла, понадобилось лечение. Так вот, выписался он аккурат в четверг, седьмого августа. Вечером пришел в казарму, а буквально через несколько часов грузинские танки расстреляли эту больницу вместе с пациентами…
Позже друзья побывали на больничных руинах. В стене, у которой стояла койка солдата, зияла огромная пробоина от артиллерийского снаряда, от самой койки остались лишь пружины и щепки.
В той же больнице находилась знакомая девушка Беликова — местная осетинка. Что с ней случилось, друзья не знают до сих пор: ее дом взорван отступающими грузинами, мобильник не отвечает, и соседи говорят, что после уличных боев не видели никого из этой семьи.
Как сами миротворцы пережили агрессию?
Прежде всего бойцы отмечают, что грузинских “миротворцев” к началу массированного обстрела в Цхинвале уже не было.
— Они квартировались по соседству, — говорит Иван. — И мы прекрасно видели, что еще днем к ним подошло несколько джипов, “УАЗы”. Они в спешке побросали свои вещи по кабинам и чухнули из города. Мы поняли, что это неспроста.
И точно. Незадолго до полуночи душную тишину разорвали первые разрывы. Это были самоходки и “Грады”. Видно было по всему, что грузинская артиллерия бьет не вслепую, а по заранее намеченным и откорректированным целям — больницам, школам, жилым домам.
— Когда первые залпы ударили — все ходуном заходило, — вспоминают Иван с Александром, — стекла вылетели мигом. Мы повскакивали с коек… Какие там сорок пять секунд! На лету надевали и берцы, и броники, и каски. Глядь, а война — вот она, совсем рядом…
Дальше все было как учили. Миротворцы заняли свои позиции, изготовились к бою, но при этом прекрасно понимали, что с автоматами и легким вооружением остановить сотню танков им вряд ли удастся.
— Мы отдавали себе отчет в том, что это может стать нашим последним боем, — говорят они. — Единственно, что мы могли, — так это постараться продать свои жизни подороже.
Над военным городком, где базировались миротворцы, огненным смерчем пролетали снаряды и мины. Иные рвались прямо на позициях. Один из снарядов в клочья разнес бетонное укрытие. Хорошо еще снаряды не попали в подвал-убежище, где миротворцы укрыли журналистов и некоторых мирных жителей. Здания в Цхинвале не Бог весть какой прочности — случись что, этот подвал попросту стал бы братской могилой. Но пронесло.
Другому подразделению миротворцев, которое базировалось в так называемом верхнем городке, повезло меньше. Грузины подошли непосредственно к казармам и методично расстреляли их из танковых пушек. Никакой ошибки тут не было: враги, посылая в легкие строения снаряд за снарядом, совершенно точно знали, что перед ними именно российские миротворцы, что никакого тяжелого вооружения у них также нет, что до последнего момента команды открыть ответный огонь у наших солдат не было.
— Мы разговаривали с уцелевшими ранеными ребятами из верхнего городка, — делятся Александр Беликов и Иван Минин. — И те прямо говорят, что обстрел расположения миротворцев не был случайным. Это был целенаправленный, спланированный расстрел. Причем ни для кого не секрет, что территория миротворческого батальона — это по сути территория России. Получается, что грузины умышленно били по российской территории.
Еще бойцы рассказали, как грузины добивали раненых миротворцев — стреляли сначала по ногам, в пах, потом по рукам — забавлялись. Потом добивали выстрелами в голову.
В репортажах из Цхинвала и по сей день говорят о зверствах грузинской солдатни. А миротворцам чего говорить: они вместе с уцелевшими защитниками города сами стали свидетелями и очевидцами зверских преступлений. Видели они подвалы с разорванными телами женщин и детей: грузинские солдаты забрасывали их гранатами. Видели они мирные дома, расстрелянные из танков вместе с безоружными обитателями. Видели раздавленные машины, из которых так и не успели выбраться несчастные беженцы.
Солдаты знают что говорят. В соседнем дворе, что через улицу от КПП миротворцев, они обнаружили то, что осталось от осетинской женщины после “наведения конституционного порядка” по-грузински. Ее избили прикладами, потом бросили на землю, приставили к горлу автомат и очередью отсекли голову.
— Они словно упивались возможностью расстреливать и давить безоружных людей, — говорят солдаты.
Чуть позже, когда грузинскую орду отогнали от города, из теленовостей узнали удивительные вещи. Ну, например, что лидеры мировых держав назвали ответ России на грузинскую агрессию “чрезмерным”. Сначала расстроились от такого цинизма, потом рассвирепели.
— Сюда бы их на часок да сразу после боя, когда осетины еще не убрали трупы истерзанных мирных жителей! — говорят миротворцы. — Интересно было бы понаблюдать за их реакцией…
Они убеждены, что грузины шли в Цхинвал с одной целью: раз и навсегда уничтожить осетинское население, очистить от него территорию.
Но видели они и сожженные грузинские танки, которые еще долго дымили на перекрестках, словно самое наглядное напоминание того, что обычно случается с агрессорами и нелюдями.
— Осетины, конечно, бились отважно, — говорят бойцы. — Оно и понятно — отступать-то им некуда. А в такой ситуации остается только сражаться до самого, что ни на есть конца.
Понятно также и то, что никакой осетинской храбрости не хватило бы на отражение давно подготовленной и просчитанной агрессии. Так что Российская армия по большому счету попросту спасла югоосетинский народ от тотального уничтожения.
Тем не менее служба продолжается. И хотя в городе нет-нет да и пошаливают грузинские снайперы, не везде еще убраны с цхинвальских улиц сожженные грузинские танки, нет воды, только-только налаживают электроснабжение — главное, что наши ребята живы. Хотя, конечно, вытравить из памяти трое кровавых и огненных суток удастся не скоро.
— Мне теперь чуть не каждую ночь снится один и тот же сон, — рассказывает другу Александр Беликов, — будто я стою в окне какого-то дома, а по мне грузины стреляют. Их целая куча. А я в ответ бью их, сволочей, очередями: получай, фашист, гранату!
И теперь уже фронтовой товарищ и закадычный дружок Ваня Минин понимающе качает головой.
…Вот такая получается ратная служба у нашего подмосковного парня Ивана Минина. Мечтает о доме, о встрече с родными. Спросил его и о невесте — вдруг ждет какая-нибудь одноклассница. Оказалось, одноклассница тут ни при чем.
— В Интернете познакомились, — улыбается Иван, — хорошая девчонка. Из Брянска.
То, что Интернет штука ненадежная и легкомысленная, не согласен.
— У нас парень один служил — Сашка Рогачев, — объясняет он, — так тот вообще из Братска жену себе нашел. В отпуск съездил туда, поженились, ждут потомства. Так что опыт уже имеется.
Одно смущает солдата: знакомство хоть и современное, но все же виртуальное. Вот и мечтает он хоть одним глазком взглянуть на далекую свою подругу из древнего города.
— Нам тут на медали намекали, — размышляет он, — так я бы вместо награды отпуск попросил. Как думаете? Получится?..
