С москвичами играют в нечестную икру

Камчатка — полуостров только географически. Это остров. Отрезанный от материка невозможностью железнодорожного и автомобильного сообщения. Внутрироссийское морское пассажирское передвижение уже несколько лет отсутствует. Остается лететь. Но, хоть и дорого, билетов порой не найдешь днем с огнем. Корреспонденту “МК” не удалось купить заветную бумажку на прямой рейс Москва—Петропавловск-Камчатский. А потому до “конца географии” пришлось добираться из Москвы через Питер, да еще с двумя промежуточными посадками. Улетели в четверг утром, сели в субботу в шесть вечера по местному времени.

Все здороваются друг с другом. Тесный мирок. “Мы тут как одна брошенная семья. Никому не нужны”, — говорит мама коллеги, которой та передала посылку с “материка”. Обида на “материк” сквозит в воздухе. Детей, при возможности, тут готовы отправить куда угодно, но подальше. Из советских “зазывалок” действует только одна: раз в году оплачивают проезд “туда-обратно” к месту отдыха. Но только бюджетникам.

Поднимаю голову — и дыхание перехватывает. Впереди высятся две горы — вулканы Корякский и Авачинский со снеговыми шапками, а вокруг них гнездится Петропавловск. “Птицей белой над Авачей проплывая, выпили глаза узоры осени ...” Из магнитолы новости: в аэропорту приземлился самолет, в порт зашло очередное судно, а капитан браконьерского корабля просит разрешения выйти на берег: “Кончилась еда, нет питьевой воды, антисанитария, крысы пешком ходят”. Впереди — столица края.

Или рыба, или труба

В Морской вокзал попала бомба. По крайней мере, такое впечатление производит здание, зияющее насквозь пустыми окнами. Зато через него прекрасно просматривается живописная бухта. “Когда-то отсюда уходили пассажирские суда. Я с родителями отправлялся отдыхать во Владивосток”, — рассказывает помощник руководителя теруправления Росрыболовства по Камчатскому краю Максим Козлов. Сейчас относительно рабочим считается нижний этаж с какими-то офисами. Над пустыми глазницами окон висит рекламная растяжка: “Холод — наша профессия”. Нарочно не придумаешь.

Центр Петропавловска — порт, порт и еще раз порт. А от него “пляшут” главные площади. На одной стоят Петр и Павел (красиво). На другой — театр, который явно постигла участь морского вокзала: “Кто-то обещал его восстановить, но кто — не помним”. Кто разрушил вокзал и театр — тоже не помнят. А на самой центральной площади протянул руку к океану Владимир Ленин с плакатом у постамента: “План Путина будет исполнен”. То ли просит, то ли обещает… Неполиткорректно. Как ни крути.

В бухте по сути три причала. Первый — частная “гавань”, где стоят иностранцы и скопление белых судов выглядит неким райским островком. Второй принимает круизники тоже не нашего происхождения. В прошлом году лайнеры приходили раз в неделю. Благодаря им в Петропавловске расцвели ремесла: с керамических тарелок и магнитов смотрят сивучи и нерпы. Иностранцы вообще проявляют интерес к Камчатке. Так, японцы не раз предлагали почистить Авачинскую бухту. Денег, говорили, не надо — отдайте металлолом со дна. Да и на поверхности “валяются” проржавевшие суда, которые выбросило на мель. Японцев решили не пускать: “Все стоящее с судов сняли, сами ждем, пока потонут”. А кому они нужны, кроме японцев?..

Судя по всему, никому не нужны и двенадцать “арестантов” — браконьерских судов, болтающихся тут же. И вроде бы они и не наши, эти русские рыбаки под панамскими, камбоджийскими, грузинскими флагами. Посудины арестованы, команды по большей части спущены на берег.

— А вот и наше все — рыбный порт, — говорит собеседник. Есть плавучая разделочная фабрика и плавучий док в единственном числе. Доков было 5 или 6, но на вопрос, почему сейчас один, собеседник загадочно отвечает: “Плавучие же”. На берегу два холодильника, которые вмещают несколько тысяч тонн рыбы. Сколько было раньше, уже не спрашиваю. Что с ними делать — никто не знает. Только за одну путину вылавливается несколько сотен тысяч тонн рыбы. Холодильники ей можно было завалить. Сверху. Типа, новую Авачу накидать.

Весь город — это кучки двух-, трех-, четырех- и пятиэтажных каменных домов а-ля хрущевки. Зато сейсмоустойчивые. На всю столицу Камчатки — одна шестнадцатиэтажная башня. Говорят, собирались строить и вторую. Но “вовремя” тряхнуло, и стройку заморозили на уровне девятого этажа. Видно, для гарантии в первую высотку поселили самого архитектора.

Лишь в одном месте — скопление белых домиков с красными черепичными крышами и садиками. “Долина нищих”, — смеется мой провожатый Володя. Из рассказа понимаю: здесь живут энергетики и богатые рыбопромышленники. Наверное, единственные, кто не может пожаловаться на “условия содержания”.

Кстати, об энергетиках: с начала 90-х от Соболева (каменная гряда по ту строну Авачинской бухты) пытаются протянуть газопровод. Но не получается. Выяснилось, что камчатская природа вмешательства не терпит. Или вам рыба, или труба.

На полуострове более 23,5 тысячи нерестовых рек — через них трубу вести нельзя. А мосты для трубопровода не построишь — цемента нет: “Был когда-то цементный завод, но куда-то делся”. Может, тоже плавучий? Но сейчас завезли красивую технику, и откапывают те трубы, что закопали раньше. Может, для нового трубопровода, может — японцам продадут. Чтобы за бухту не обижались.

“Вот и вся любовь…”

Вы любите красную рыбу? “МК” выяснил, как она появляется на свет. В природе лососи, вылезши из яйца — красной икринки, — отправляются по реке в море, там “гуляют” года три-четыре и возвращаются на родину, в ту же реку, чтобы народить себе подобных и погибнуть. Красивая “лав-стори”. В идеале рыба идет парами. Дойдя до места, самка мечет икру на донный грунт и практически тут же “склеивает ласты”. А уже обреченный папа-самец, побрызгав на икру молокой, еще какое-то время охраняет потомство от хищников. Надо сказать, что “семейные пары” выглядят неважно.

Для тех, кто не знает, та же горбуша — стройная “девушка” до нерестовых изменений. И лишь собравшись произвести на свет примерно 10 000 детей (выживет 10%), она приобретает чудовищный горб и зубы, которые не дают закрыть рот. У самца же вырастают роговой крючковатый нос и клыки. Природа придумала это для защиты гнезда от незваных гостей.

Человек, как водится, скорректировал. До нерестилища “пап” доходит намного больше. “Мам” выбивают по дороге чуть ли не багром браконьеры. Самок на всех самцов не хватает. И нерестовые изменения пугают не хищников, а собратьев по стаду, устраивающих битвы с себе подобными. Но и благополучно дошедшая до нерестилища самка теряет до 80% потомства: икра заминается в грунт, не вся оплодотворяется. А малек частенько становится добычей более крупной рыбы.

Чтобы добраться до одного из тысяч нерестовых мест Камчатки на реке Большой, где нас ждали рыбоводы, пришлось продираться на джипе через лесные чащи. Просто так сходить погулять в лесок на Камчатке нельзя. Запросто можно сделать это последний раз в жизни, если время прогулки совпадет с распорядком дня мамаши-медведицы и ее детенка.

В садках прямо на реке плещется массивная рыба. Бригада рыбоводов привычными движениями вынимает сачками поровну самцов и самок. Весь процесс занимает несколько минут. Мужские руки вспарывают брюхи самок — икра вываливается в таз. Женские сильными движениями “доят” самцов в отдельное ведерко. Эту рыбу можно теперь только утилизовать — есть уже нельзя (осенью берега всех нерестовых рек усеяны зловонными останками). Дальше в икру заливают молоку и кружку обычной речной воды. Все перемешивается рукой в перчатке. Через четыре минуты оплодотворение закончено. Икру промывают в реке и оставляют набухать на 1 час 40 минут. Комментарий коллеги: “Вот и вся любовь”. “Теперь, в течение 8 часов, мы должны доставить икру на рыбоводный завод”, — объясняет директор ФГУП “Лососевые рыбоводные заводы” Андрей Кашин.

“Рыбка моя…”

На Камчатке, в местечке Малка, стоит единственный завод в РФ, выпускающий на свет божий чавычу. Самую, пожалуй, вкусную красную рыбу, водящуюся только на Камчатке и Аляске. Для сравнения, США “делает” 200 млн. штук малька этой рыбы в год, Россия — 700 тысяч. “При этом “зеленые” постоянно терроризируют нас заявлениями о том, что воспроизводство должно быть естественным. Ругаются даже научники”, — рассказывает главный рыбовод завода Людмила Васильевна. Но российские рыбоводы не сдаются. “Оплодотворяется до 98% икры, выход малька по нормативу должен быть 70%, но фактически 90%”, — продолжает наш эксперт.

Все рыбоводные заводы заведомо нерентабельны. Но государство их содержит. Вероятно, надеются рыбоводы, “все-таки срабатывает понимание того, что экология делает свое дело и естественное воспроизведение нужно поддерживать”. О своих подопечных они говорят, как о собственных детях. Температура воды постоянная, кормушка автоматическая, но, чтобы не было сомнений в том, что рыбки сыты, их докармливают вручную.

К примеру, долго боялись заниматься неркой (“больно уж подвержена вирусам, вернется больная на нерест — уничтожай всех особей”). Но возврат рыбы отбросил все сомнения: от 14 до 37% всей заходящей на нерест нерки — заводская. Нет, рыбоводы не узнают свою рыбу “в лицо”: когда малек еще в икринке, в инкубаторе резко на минуты увеличивают температуру воды, личинка получает шок. Результат: на аталите — самой толстой головной кости рыбы — остается как бы термический ожог — кольцо. Два раза “вскипятишь” икру — будет два кольца. Это и будет метка завода. А нерка — рыба дорогая. И дает заводу держаться на плаву. В прямом и переносном смысле слова.

Возврат в 6% уже позволяет “уходить в ноль”. “Значит, никому ничего не должны”, — говорит Людмила Васильевна.

Себестоимость малька на Малкинском заводе, похоже, самая высокая в стране — 19 рублей 42 копейки (на соседнем заводе дите рыбы стоит 1 рубль 90 копеек). Весь цикл — от закладки икры в “соты” до выпуска малька в море — занимает около 9 месяцев. На 1 млн 300 тыс. молоди уходит 14 тонн кормов. В них — витамины и рыбий жир. Зато за год рыбка становится весом в 30 раз больше, чем за этот же период на воле. Созревание происходит в три раза быстрее.

“Перед тем как выпустить, мы проводим тестирование на соленую воду, готовность малька в ней жить”, — объясняет рыбовод. Средний вес “готовой” рыбки — 10,5 грамма (сантиметров 15 в длину). “И врагов у нее уже нет. Наши сами кого хочешь съедят!” — гордо восклицает Людмила Васильевна, но тут же добавляет, что враги все-таки есть и они покруче скользких хищников: “Этот ни к чему не приводящий круговорот браконьеров и тех, кто их ловит, закончится только вместе с рыбой…”

Говорят, что рыбоводы очень любят кормить нерку. Только завидев человека, весь танк (бассейн с мальками) ломится в его сторону и открывает рты.

Рыба в обмен на картошку

Мы идем на моторной лодке с инспектором рыбнадзора Александром, который уже 20 лет гоняет на реках браконьеров. “Поздно приехали: нерест кончается, рыбы мало, и их тоже”, — вздыхает он.

Спустя 20 минут виражей по изгибам реки опытный взгляд рыбоохранника замечает что-то на воде, и мы закладываем резко вправо. Сеть перегородила протоку поперек. Поплавки практически неразличимы на воде, в качестве якоря — кусок старой батареи. Пока инспекторы тянули сеть, осматриваюсь. Люди, выбивающие рыбу, не боятся ничего. Прямо у колышка, вбитого в берег, — шкурки от недавно почищенного апельсина. Видимо, совмещали приятное с полезным.

Несмотря на то что сеть совсем “свежая”, нам пришлось извлечь из нее не один десяток рыбин — кижуча и отнерестившегося, с трупными пятнами, лосося. Нити пережимают жабры, и выпущенная на волю рыба первое время плывет брюхом вверх. Но буквально на глазах оклемывается. “Жить-то всем хочется. А вот она, кормилица, свое отжила, выполнила свою миссию”, — кивает Саша на дохлую горбушу. Рыбьи скелеты валяются по всему берегу.

Сеть обливается бензином и поджигается. Тут же из-за поворота “выстреливает” деревянная зеленая моторка без бортового номера с людьми, чьи лица не видны из-за козырьков: “Можно на базу уходить. Это “кукушка” — связные браконьеров. Через несколько минут вся река будет оповещена”.

В общем-то, на реках ловить можно. Но вместе с лицензией за 200 рублей, на которую полагается 10 рыбин. Однако, как признаются сами рыбоохранники, местный народ, нарушающий правила игры, понять можно. Жизнь на полуострове дорогая (для справки: яйца — 80 рублей, хлеб — 25, литр бензина на 10 рублей дороже, чем в Москве, — 35). Плюс срабатывает ментальность: всю жизнь проведя на реке, люди считают ее своей. “Наловив рыбы, многие занимаются натуральным обменом (и это в XXI веке) — к примеру, на мешок картошки”, — говорит ведущий эксперт Камчатского теруправления Росрыболовства Олег Шулешов. Не жалко лишь живодеров, которые массово выбивают рыбу, а то и просто порют ее, забирают икру, а туши выкидывают в ту же реку. С ними идет очень даже зримый бой и днем и ночью. Теперь и с помощью закона.

“Что вы делаете с нашей икрой?”

Частному предприятию по добыче и переработке лосося, на которое добрался корреспондент “МК”, в этом году стукнет десять лет. Но лишь в этом году его руководитель Вячеслав Кацевич может строить планы работы завода не на 12 месяцев. Весной Правительство РФ своим постановлением скомандовало выделять промысловые участки на реках аж на 20 лет, а не на год, как было раньше. У каждой реки появился “хозяин”. “Совладельцы”, три-четыре на одном водоеме, объединяются в ассоциации и дружно “стучат” на браконьеров.

Раньше, с содроганием вспоминают рыбопромышленники, заводов вместе с “сараями” (бывшие коровники, склады) было тысяч 20. Каждый просил у государства хоть пятитонный “лимит” на вылов. Но сдавали на переработку не в пример больше — скупали у браконьеров. “А уж икры у них получалось столько, что можно было подумать, что на Камчатке водится рыба, у которой только голова, хвост и икра”, — смеется Вячеслав. Объявили конкурс (в нем не могли участвовать “недоделанные” заводы), из 214 заявок удовлетворили 164. И “маленькие” стали продаваться победителям, объединять усилия.

В этом году нелегальной рыбы и икры стало реально меньше. Свидетельством тому — взлетевшие в полтора раза цены. Килограмм икры — 1000 рублей, горбуши — 50. Лосося на Камчатке уже выловили порядка 105 тыс. тонн. В этом году треть всей красной рыбы, добытой в стране, придется на Камчатку. Гордиться повышением цен, конечно же, не стоит.

Но похоже, что в данный момент все просто встает на свои места. Дешевизна проистекала от бесконтрольного вырезания нерестовых рек, вечного соревнования легальных рыбаков и браконьеров. Но вырезать просто — восстановить сложнее. Кому не жалко рыбу — пожалейте соотечественников. Как рассказал “МК” руководитель профильного комитета краевого законодательного собрания Роман Гранатов, на сегодняшний день 80% бюджета Камчатского края дает именно рыболовство. А нормальные заводы — это и нормальные рабочие места с зарплатой, а не подачками. У Вячеслава зарабатывают по 30—40 тыс. рублей в месяц. Работа лишь в путину — 2—3 месяца. Но у завода есть планы по расширению. Выгонят браконьеров, увеличат собственный вылов. А больше рыбы — больше денег на развитие.

Пока говорим о проблемах, на завод приходит машина, груженная рыбой. Команда человек из восьми выстраивается у разделочного стола. Минут сорок — и рыба выпотрошена. Молоки промыты и заморожены. Икра колбасками (потому как еще в пленке) уложена в коробки и доставлена в икорный цех. На больших горизонтальных “терках” вручную “трут” икру, избавляя от пленок. Она стекает красными реками. Далее — промывают и опускают в чан с соленым раствором — тузлуком, где мешают 8 минут. Готово, товарищи потребители. Правда, перед транспортировкой в икру добавляют септик. Корреспонденту “МК” посчастливилось попробовать “пятиминутку”. Кажется, ничего вкуснее этого пробовать не доводилось.

Вячеслав, увидев выражение моего лица, жалеет всех москвичей: “Дурят вас там! Был недавно в столице — на рынке увидел “знакомое” рыбье рыло с этикеткой “Форель атлантическая”. Объяснил продавцу, что на самом деле он торгует гольцом камчатским. А попробовал икру — и понял, что никакого тузлука она не видела вовсе: засолена на сухую в лесу и разбавлена растительным маслом”.Эх, сколько мы съели таких форелей-гольцов и пропустили через себя “сухой” икры…

Что ж вы делаете, господа браконьеры? И рыбу бьете, и продукт портите…

СПРАВКА "МК"

Ранее на одного работника рыбоохраны в среднем приходилось около 440 км протяженности речной сети и 6 тыс. га озер и водохранилищ. Сейчас границы контролируемых одним инспектором акваторий резко расширились и составляют в среднем 1400 км речной сети и 19,0 тыс. га озер и водохранилищ. Лиц, уполномоченных составлять протоколы по нарушениям во внутренних водоемах Российской Федерации, — 1455 человек. В этом году, не дожидаясь окончательного укомплектования инспекторского состава и передачи от Россельхознадзора необходимых материально-технических средств, территориальные управления Росрыболовства РФ приступили к работе. Как сообщил глава Росрыболовства Андрей Крайний, по состоянию на август 2008-го государственными инспекторами территориальных управлений выявлено 35 772 случаев нарушений правил рыболовства, изъято у нарушителей 25 069 незаконных орудий лова, 278,351 тонны незаконно добытых водных биоресурсов, 1469 единиц транспортных средств. За нарушение правил рыболовства было наложено административных штрафов на сумму 32 821,57 тысячи рублей, предъявлено исков за ущерб, причиненный водным биоресурсам, на сумму 29 971,32 тысячи рублей, 2200 дел передано в следственные органы для привлечения нарушителей правил рыболовства к уголовной ответственности.